Лента: Религия

Газета L'Osservatore Romano опубликовала специальный выпуск по случаю 50-й годовщины открытия Второго Ватиканского собора. Публикация в 40 тысяч экземпляров сопровождается рассказами и воспоминаниями о Соборе с малоизвестными деталями хроники и редкими фотографиями. Открывается специальный выпуск с текста Бенедикта XVI, который участвовал в работе Собора в качестве молодого богослова.

Был прекрасный солнечный день, когда, 11 октября 1962 года, с торжественного входа более двух тысяч Отцов Собора в римскую Базилику Cв. Петра открылся Второй Ватиканский cобор. В 1931 году Пий XI посвятил этот день празднику Божественного Материнства Марии, в память того, что 1500 лет назад, в 431 году, Эфесский Собор торжественно признал за Марией этот титул, чтобы выразить нерасторжимость единства Бога и человека во Христе. Папа Иоанн XXIII назначил на этот день начало Собора, с целью вверить созванное им большое церковное собрание материнской доброте Марии, и прочно закрепить работу Собора в тайне Иисуса Христа. Было впечатляющим видеть, как в зал заседаний входили епископы со всего мира, из всех народов и рас: это был образ Церкви Иисуса Христа, которая охватывает весь мир, в которой народы земли осознают себя едиными в Его мире.

Это был момент глубочайшего ожидания. Должно было произойти что-то великое. Предыдущие Соборы почти всегда созывались по конкретному вопросу, на который нужно было найти ответ. В этот раз не было особой проблемы, требовавшей решения. Но именно поэтому в воздухе витало ощущение всеобщего ожидания: христианство, построившее и сформировавшее западный мир, казалось, все больше теряет свою действенную силу. Возникало ощущение, что оно устало, и казалось, что будущее определяется иными духовными силами. Ощущение этой потери настоящего со стороны христианства и задачи, которая из этого следовала, была прекрасно выражена словом ‘обновление’. Христианство должно жить в настоящем, чтобы формировать будущее. Для того, чтобы оно вновь стало силой, формирующей завтрашний день, Иоанн XXIII созвал Собор, не указав ему конкретных проблем или программ. В этом заключалось величие и одновременно трудность задачи, стоявшей перед церковным собранием.

Отдельные епископаты, несомненно, пришли к этому великому событию с различными идеями. Некоторые прибыли на Собор в ожидании программы, которую нужно будет развить. Центральноевропейский епископат – Бельгия, Франция и Германия – имел самые решительные идеи. Конечно, в деталях акцент ставился на разных аспектах; тем не менее, было несколько общих приоритетов. Главной темой была экклезиология, которую следовало углубить с точки зрения истории тринитарного и сакраментального спасения; к этому добавлялась необходимость дополнить учение о первенстве Папы Первого Ватиканского Собора через переосмысление епископского служения. Важной темой для центрально-европейских епископатов было литургическое обновление, которую начал осуществлять еще Пий XII. Еще одной центральной темой, особенно для немецких епископов, был экуменизм: пережитые вместе гонения со стороны нацизма очень сблизили христиан католиков и протестантов; теперь это следовало усвоить и внести в жизнь всей Церкви. К этому добавлялся тематический цикл Откровение-Писание-Предание-Учительство.

Среди французов настойчиво выдвигалась на первый план тема отношений между Церковью и современным миром, то есть, разработка так называемой «Схемы XIII», из которой затем родилась Пастырская Конституция о Церкви в современном мире. Это был фундаментальный вопрос, ответа на который все ждали от Собора. Церковь, которая еще в эпоху барокко, в широком смысле, формировала мир, начиная с XIX века входила все более очевидно в негативные отношения с современной эпохой. С этим следовало примириться? Церковь не могла сделать позитивный шаг в новые времена? За расплывчатым выражением “сегодняшний мир” стоит вопрос об отношении к современной эпохе. Чтобы ответить на него, было необходимо дать более точное определение тому, что понимать под современной эпохой. В «Схеме XIII» это не удалось. Хотя пастырская Конституция выражает много важного для понимания "мира" и вносит существенный вклад в вопрос о христианской этике, по этому вопросу ей не удалось дать существенное разъяснение.

Неожиданным образом встреча с важными темами современной эпохи произошла не в великой пастырской Конституции, а в двух других документах, значение которых прояснилось много позже, по мере осмысления Собора. Речь идет о Декларации о религиозной свободе, о которой настойчиво просили американские епископы, и которую они же, в основном, тщательно и подготовили. С развитием философской мысли и понимания того, что такое современное государство, учение о толерантности, детально проработанное Пием XII, уже не казалось достаточным.

Речь шла о свободе избирать и практиковать религию, а также о свободе изменять ее, как об основных правах на свободу человека. По своим наиболее глубоким причинам такое представление не могло быть чуждым христианской вере, которая вошла в этот мир с утверждением, что государство не может решать об истине и требовать какого бы то ни было поклонения. Христианская вера отстаивала свободу религиозного убеждения и ее практику в культе, не нарушая тем самым права государства устанавливать свой собственный порядок: христиане молились об императоре, но не поклонялись ему. С этой точки зрения можно утверждать, что христианство своим рождением принесло в мир принцип свободы религии. Тем не менее, толкование этого права на свободу в контексте современной мысли оставалось трудным делом, поскольку могло показаться, что современная версия свободы религии предполагает недоступность истины для человека и что этот факт, поэтому, смещает религию с ее основания в сферу субъективного. Самым настоящим провидением можно назвать то, что тринадцать лет спустя после окончания Собора Папа Иоанн Павел II прибыл из страны, в которой свобода религии оспаривалась марксизмом, то есть, особой формой современной государственной философии. Папа родился и вырос в ситуации, которая была схожа с ситуацией ранней Церкви: вновь проявилась и стала зримой внутренняя ориентация веры к теме свободы, и особенно свободы религии и вероисповедания.

Второй документ, который впоследствии сыграл важную роль для встречи Церкви с современной эпохой, родился почти случайно и прошел разные этапы. Я имею в виду Декларацию "Nostra aetate" об отношении Церкви к нехристианским религиям. Вначале было намерение подготовить Декларацию об отношениях Церкви и иудаизма; такой документ был необходим после ужасов Холокоста. Отцы Собора из арабских стран не возражали против такого текста, но объяснили, что, если уже говорить об иудаизме, то следует сказать также несколько слов об исламе. То, насколько они были правы, мы на западе поняли лишь постепенно. Наконец, появилось осознание, что было бы справедливо говорить также о двух других великих религиях – индуизме и буддизме – как, впрочем, о теме религии в целом. К этому затем спонтанно добавилась краткая инструкция о диалоге и сотрудничестве с религиями, духовные, нравственные и социально-культурные ценности которых следовало признавать, хранить и поддерживать (ср. н. 2). Таким образом, в точном и чрезвычайно содержательном документе была впервые поднята тема, важность которой в то время никто даже не мог себе представить. Задача, которую он ставит, сколько труда следует еще приложить, чтобы различать, прояснить и понять, становится все более очевидным.

В процессе активного осмысления проявляется также один недостаток этого документа, который сам по себе является превосходным: в нем говорится о религии только в позитивном ключе и игнорируются искаженные и больные формы религии, которые с исторической и богословской точки зрения имеют далеко идущие последствия; по этой причине христианская вера с самого начала приняла критическую позицию по отношению к религии, как внутренне, так и внешне.

Если в начале Собора преобладали центральноевропейские епископаты со своими теологами, в ходе его сессий круг совместной работы и ответственности все больше расширялся. Епископы ощущали себя учениками в школе Святого Духа и в школе взаимного сотрудничества, и именно так они чувствовали себя служителями Слова Божия, которые живут и действуют в вере. Отцы Собора не могли и не желали создать какую-то другую, новую Церковь. На это они не имели ни полномочий, ни мандата. Они были Отцами Собора с голосом и правом решать лишь как епископы, то есть, в силу таинства и в таинственной Церкви. Поэтому они не могли и не желали создать какую-то другую веру или новую Церковь, но глубже понять их обе, и, следовательно, действительно ‘обновить их’. Из этого следует, что герменевтика разрыва абсурдна, она противоречит духу и воле Отцов Собора.

В кардинале Фрингсе я имел “отца”, который являл собой образец этого соборного духа. Он был человеком большой открытости и величия, но он также знал, что только вера выводит на открытый простор, к тому обширному горизонту, который остается недоступным позитивистскому духу. Именно этой вере он желал служить своим мандатом, полученным через епископское рукоположение. И я могу лишь быть вечно благодарным ему за то, что он привел меня – самого молодого профессора католического богословского факультета боннского университета – как своего консультанта в великое собрание Церкви, дав мне возможность присутствовать в этой школе и пройти изнутри путь Собора. В этом издании собраны различные записи, с помощью которых я просил слова в этой школе. Эти просьбы о слове совершенно отрывочны, в которых становится видным также процесс изучения и принятия Собора, то, что он значил и продолжает означать для меня. Я надеюсь, что, несмотря на все их недостатки, эти различные предложения, вместе взятые, помогут лучше понять Собор и реализовать его в здоровой церковной жизни. От всего сердца благодарю архиепископа Герхарда Людвига Мюллера и сотрудников Institut Papst Benedikt XVI за их кропотливую работу, проделанную для осуществления этого издания.


Источник: "Радио Ватикан"