Скандал с выставкой американского фотографа Джока Стерджеса, который известен своими снимками обнаженных девочек-подростков, обнаружил странное и удивительное явление – у взрослого мужчины, снимающего голых девочек, и выставляющего снимки на публику, нашлось немало защитников. Хотя, в принципе, это объяснимо.
Есть довольно простые и хорошо известные психологические приемы, которые, несмотря на свою известность, продолжают с успехом применяться – в рекламе, в торговле, в политической риторике, много где. Один из приемов – заставить человека сказать “да” несколько раз подряд – и тогда на следующий вопрос он тоже ответит “да”. Это помогает, например, продать товар, который бы человек едва ли купил бы в другом случае. Например, “Устаете ли Вы на работе?”, “Хотели бы Вы иметь больше свободного времени?”, “Хотели бы Вы посвятить больше времени своим близким?”, “Хотели бы Вы иметь больше возможностей для занятий любимым хобби?” и – после того, как человек ответит на все эти очевидные вопросы “да” – “хотели бы Вы приобрести кухонный комбайн нашей фирмы?” Вероятность, что человек ответит “да” на последний вопрос, гораздо выше, если он ответил “да” на все предыдущие.
Другой прием – побудить человека сделать выбор; люди очень не любят отыгрывать назад. Прием широко применяется при продаже дорогих товаров – скажем, автомобилей. Продавец показывает покупателю в салоне автомобиль, побуждает сеть в него, взяться за руль, убедиться в удобстве кресел и т.д., после чего покупатель, уговорившись с продавцом об определенной цене, начинает подписывать бумаги. И тут продавец отлучается на минуту, и, с нековким и растерянным видом, сообщает покупателю, что, увы, его вызвал старший менеджер и настоял, что цена на этот автомобиль несколько выше – впрочем, не так уж и намного по сравнению с основной ценой. Покупатель не стал бы покупать машину сразу по этой цене; он пошел бы в другой салон. Но он же уже принял решение! Он уже за эту минуту привык к мысли, что это – его новая, шикарная машина! В мыслях он уже увидел себя автовладельцем – и он машет рукой и платит дополнительные деньги.
Это отлично работает в политике – если человек присягнул какой-то стороне, ему будет очень сложно отыграть назад, причем чем больше человек вложился – эмоционально, материально, репутационно – в какое-то политическое дело, тем больше он будет склонен деликатно игнорировать, или даже горячо поддерживать вещи, которые еще недавно вызвали бы у него ужас, отвращение и горячий протест.
Плюс потребность в принадлежности к группе – “все успешные, богатые люди имеют последнюю модель айфона”, “все в нашем окружении голосуют за молодцов из партии А, а за подлецов из партии В принципиально не голосуют”.
При всей простоте и очевидности подобных психологических механизмов, они замечательно эффективны. Склонность говорить “да”, склонность упорствовать в уже принятом решении, склонность держаться группы, к которой человек уже однажды присоединился – это то, что может заставить людей совершенно не глядя перешагивать через принципы и убеждения, которые они раньше считали священными. Впрочем, обычно тут как-то рационализируют, находят оправдания, и в их описании это не выглядит отречением.
Та либеральная культурная революция, которую мы видим в США и Западной Европе, во многом опирается на эти механизмы, и с их помощью либерализм побуждает людей принимать вещи, которые еще недавно они сочли бы совершенно неприемлемыми.
Предыдущий опыт движения по скользкому склону показывает уже очевидный паттерн – либералы продвигают явление А, консерваторы говорят – ну ведь мало того, что гадость в принципе, это еще ведет к гадости В! Либералы видят в этом злобную клевету и моральную панику – ох уж эти консерваторы, у них такое больное воображение! Но проходит немного времени – да вы что, вы против явления В? Консерваторы – ну да, мало того, что В – гадость, это ведет к еще большей гадости С. Ах, клевета, мрачные фантазии! – отвечают либералы, до тех (скорых) пор, пока С не оказывается у них на знамени.
Консервативная позиция – это когда двадцать лет назад человек считал дурными и недопустимыми ровно те же же вещи, что и сейчас. Либеральная позиция – это когда он сейчас горячо отстаивает то, что пять лет назад считал мерзостью, о которой и думать постыдно, а еще через пять лет будет горячо поддерживать то, что считает мерзостью сейчас.
Когда только начинали говорить об эвтаназии, консерваторы указывали на то, что ее применение будет постепенно расширяться, вплоть до умерщвления тех, кто просто пришел в сильное уныние – а либералы отвечали, что это пустые страшилки. Теперь те же либералы не видят ничего неправильного в умерщвлении унылых. Когда речь шла о легализации абортов, консерваторы говорили, что скоро речь зайдет об умерщвлении уже рожденных младенцев – и в самом деле, какая разница, вне или внутри утробы убить дитя. Либералы говорили об этом как о злой карикатуре и страшилке – пока о “постнатальном аборте” не заговорили уже уважаемые в либеральной среде люди – Питер Сингер или представители Planned Parеnthood. Когда объявление однополых сожительств “браками” было еще в проекте, постоянно повторяемым лозунгом было – “как вам-то это может повредить?”, какие, в самом деле, права и свободы других людей могут пострадать из-за того, что пара гомосексуалистов получит признание в качестве брака? Потом оказалось – как и предупреждали консерваторы – что это приводит к судебному или корпоративному преследованию всех, кто считает брак союзом мужчины и женщины и хотел бы, скажем, уклониться от обслуживания гомосексуальных “свадеб”. Как вам теперь объяснят либералы, “свобода не есть свобода дискриминировать”. Все эти процессы проходили и через ряд промежуточных ступеней – по уже упомянутой схеме, более того, через почти одинаковые риторические этапы. Называть это “окнами овертона” или не называть, смысл не меняется – границы допустимого перемещаются постепенно, сначала как бы стыдясь и осторожничая, и решительно отвергая гнусные подозрения, потом все более смело и открыто эти подозрения подтверждая.
Причем речь идет не о расширении, а именно о перемещении границ – по мере того, как некоторые вещи, ранее постыдные и запретные, приобретают одобряемый статус, другие вещи, ранее почтенные, оказываются порицаемыми и даже преследуемыми – например, поддержка обычного брака.
Пререкаемая выставка – еще один пример того же смещения границ, с той же риторикой. Делается нечто, что еще вчера было бы сочтено неприемлемым, даже наказуемым, но как-то осторожно, под другим названием – это фотоискусство, у искусства свои законы, а если вы не понимаете, вы просто человек дикий и не знаете высоких материй. Вы что, хотите преследовать искусство, мракобесы?
Это же детский порнограф, да гляньте вы его “работы” в интернете – возмущаются их оппоненты. В последующем обмене мнениями развивается вполне предсказуемый набор рационализаций; о нем стоит сказать несколько слов. Хотя, конечно, вы не можете изменить позицию человека, разрушив его рационализации – тут от него самого требуется вынырнуть из либерального потока и спохватиться – э, нет, на это я не подписывался, вот тут я сойду.
Но все же рассмотрим эти рационализации. Люди говорят, что порнография – в глазах смотрящего, и если у вас это вызывает физиологическую реакцию, это значит, что у вас проблемы. А вот мы тут, мол, видим чистую красоту.
Что же, бывают люди настолько чистые, что они и на порносайте, который сам себя и обозначает, как порносайт, не увидят никакой порнографии – они будут смотреть глазами трехлетнего ребенка и видеть только каких-то красивых, веселых и приветливых теть, которые занимаются какими-то просто непонятными вещами. Так бывает – чистое дитя не понимает, что это вообще такое и зачем. Но их чистота ничего не меняет в том, что бизнес порносайта – поставлять покупателям физиологические стимулы. Живет он с этого. Когда нам взрослые люди рассказывают про то, что не видят в фотографиях голых подростков ничего, предназначенного автором фотографий именно для стимулирования тех же физиологических реакций, можно либо счесть это трогательной чистотой трехлетнего ребенка – ну, бывает – либо не считать это трогательной чистотой – что бывает, увы, чаще.
Порнография – не в глазах смотрящего. Она – в намерениях создателя продукта.
С точки зрения здравого смысла, мужчина-фотограф, который снимает обнаженных девочек-подростков, и мужчины, которые потом внимательно – ах, какая красота! – их рассматривают, вовлечены в активность, которую невозможно признать чисто эстетической.
Люди, которые продолжат настаивать на том, что тут чистое искусство и никакого секса, могут обратиться к словам самого фотографа, который полагает, что возраст согласия надо снизить до 13 лет, и при этом за то, чтобы еще более юных детей "не удерживали от того, чтобы быть чувственными". Возраст согласия – если кто-то не знал – это возраст девочки, в котором взрослый мужик может спать с ней и не сесть за это в тюрьму.
Да, человек за то, чтобы можно было легально спать с 13-летними девочками. Да, он за то, чтобы детей еще меньшего возраста “не удерживали от того, чтобы быть чувственными”.
Он, например, пишет: “Западная цивилизация настаивает на этих четких разделениях. До 18, сексуальности не существует, после 18 – существует со страшной силой. Это смехотворно. Истина состоит в том, что с рождения homo sapiens, в той или иной степени, довольно чувственный вид....” Я несколько затрудняюсь цитировать дальнейшие высказывания Стерджеса про детскую сексуальность в силу их крайней откровенности, но желающие могут прочитать английский оригинал по ссылке.
Увы, люди, которые это узнают, обычно не говорят – ой, мы были неправы. Тут, увы, работают уже упомянутые психологические механизмы, и люди просто переходят на следующую, совершенно предсказуемую стадию – а что такого ужасного в понижении возраста согласия? Главное, чтоб не было насилия и т.д.
И тут можно только попросить людей выскочить из потока, сказать “нет” тем, кто затягивает их дальше в ад, нащупать почву под ногами и упереться – ну уж нет, на педофилов мы не подписывались. Это слишком. Тут мы не скажем “да”.
Это намного лучше, чем нестись с потоком и оправдывать вещи, которые были бы вам омерзительны еще совсем недавно.
Сергей Львович Худиев
Источник: "Радонеж"