Лента: Общество

РI продолжает следить за ходом праймериз в Соединенных Штатах. Супер-вторник 1 марта принес победу Дональду Трампу в Республиканской партии и Хиллари Клинтон – в Демократической. Однако немедленно выяснилось, что значительная часть республиканцев не готова поддержать Трампа в том случае, если он все-таки будет выдвинут кандидатом в президенты от этой партии на съезде в Кливленде (штат Огайо), в июле 2016 года. 70 конгрессменов заявили, что в этом случае предпочтут кандидатуру Хиллари Клинтон. Агитацию против Трампа от имени республиканского истеблишмента возглавил бывший кандидат в президенты Митт Ромни, призвавший голосовать на праймериз за того, кто в каждом штате способен победить Трампа.

Между тем, существует интрига с возможностью появления и третьей фигуры на этих выборах – миллионера, владельца известного информационного агентства и бывшего мэра Нью-Йорка Майкла Блумберга. Мы встретились с известным политологом, сотрудником администрации Джорджа Буша-младшего в первый срок его президентства Томасом Грэмом в Нью-Йорке, в помещении консалтинговой фирмы «Kissinger Associates» за день до праймериз в штате Южная Каролина. Электоральная революция в США уже набирала обороты, и становилось ясно, что партийная жизнь в Америке меняется радикально. О причинах этих изменений и их вероятных последствиях для международных отношений мы и поговорили с Томасом Грэмом, который в отличие от многих российских и американских энтузиастов этих перемен рассматривает происходящее отнюдь не в радужных тонах, и у него кризис истеблишмента вызывает скорее оправданную тревогу, чем оптимизм.

Борис Межуев

Томас, при описании того, что сейчас происходит на праймериз в США, наблюдатели в основном произносят две вещи. Первая – это кризис истеблишмента. А второе – более конкретно – разрушение Республиканской партии, которая в лице почти всех своих именитых членов и лояльных СМИ начала бороться с фаворитом собственных праймериз. По общему мнению, Демократическая партия также начала разрушаться, но кризис в партии более заметен. Как Вам представляется, в чем истоки и каковы возможные последствия этого процесса? Могут ли республиканцы выжить после Трампа, а демократы после Сандерса?

Томас Грэм

Это очень интересный и очень сложный вопрос. И у него большая предыстория. Дело в том, что, когда возникла нынешняя партийная система, в середине XIX века, то есть еще до Гражданской войны между Севером и Югом, – на политической сцене появились республиканцы, которые потеснили вигов с позиции второй партии Америки.

Так вот, в то время не было никаких праймериз, и кандидатов в президенты выдвигал партийный истеблишмент на съездах партии. Однако в конце 1960-х – начале 1970-х годов, после Вьетнама, подъема антивоенного движения и, наконец, Уотергейта было огромное давление со стороны обычных демократов и республиканцев. Они хотели играть бóльшую роль в определении кандидатов от собственных партий, добивались большего влияния на партийную политику. Количество штатов, проводивших предвыборные праймериз или кокусы, к тому времени неуклонно увеличивалось, пока, наконец, не стало обязательным требованием для любого партийного кандидата проходить праймериз в каждом штате с тем условием, чтобы набравший большинство делегатов претендент становился основным кандидатом на выборах президента. До этого времени авторитет руководителей партии имел огромное влияние на съезд, который отбирал из претендентов наиболее достойного.

Что произошло за последние несколько лет? В республиканской партии набрало силу движение Tea Party – Чайной партии, представители которого были недовольны истеблишментом, хотя он и пытался установить свой контроль и над этим движением, что не совсем получилось. И это всё происходило на фоне растущих социальных проблем в Америке, особенно проблемы имущественного неравенства. И не только социальных проблем – есть общее понимание, что Конгресс не работает должным образом. Поэтому и в стане республиканцев, и в стане демократов усиливаются крайние настроения. Хотя у демократов они пока выражены не столь радикально.

Получается, как у Ленина: верхи не могут, низы не хотят. Чем эта ситуация закончится, пока неизвестно. Сейчас – начальная фаза этой борьбы. Огромный успех Трампа было невозможно предсказать заранее, его сохраняющееся лидерство оказалось неожиданностью для партийного руководства. Еще несколько месяцев назад никто не предполагал столь мощного его успеха. Пока что я продолжаю думать, что он не получит номинации и не станет кандидатом в президенты. Но, конечно, бесследно эта история для партийной жизни в США не пройдет.

Какие, однако, перспективы разрешения ситуации? Один вариант – это внутрипартийное перемирие. Но возможно и другое развитие событий. Появится третья партия и займет свое устойчивое место в политической жизни Америки. Такая возможность может реализоваться в том случае, если на выборы в качестве третьего независимого кандидата пойдет бывший мэр Нью-Йорка Майкл Блумберг. Если он добьется серьезного успеха, то появится шанс на создание новой партии, которая может включить в себя как умеренных республиканцев, так и умеренных демократов.

Центристы – вообще-то главная сила в нашей политике, несмотря на то, что в обеих партиях сейчас доминируют крайности, то есть как крайне левые, так и крайне правые. Историческая задача сегодня – создание партии центра из осколков двух партий. Демократическая в этом случае уйдет резко влево, а Чайное движение станет особой консервативной силой.

Проблема, однако, в том, что американские политические институты пока не приспособлены к трехпартийности: непонятно, как будут, скажем, функционировать комитеты Палаты представителей, которые всегда возглавляют представители большинства, притом что меньшинство может выразить особое мнение. Сами президентские выборы могут столкнуться с проблемой. В Америке, как известно, президента выбирают члены Палаты выборщиков, но если они оказываются не способны это сделать (голоса разделяются напополам, и никто не набирает большинства, что очень возможно в условиях трехпартийности), – выбор президента будет предоставлен Палате представителей, и каждый штат будет иметь один голос на этих выборах.

Сама система достижения компромисса – в том числе между ветвями власти – в Америке основана на двухпартийности. Как сможет функционировать система из трех партий – центристской, левой и правой, – пока непонятно. Во всяком случае, Вы правы – нас ждут очень интересные времена.

Борис Межуев

Скажите, а в случае описанной Вами трехпартийной системы будет ли вообще возможна сбалансированная политика в США, которая в период Холодной войны строилась на принципе поиска двухпартийного консенсуса? Может ли возникнуть новый консенсус, если все силы прежнего выделятся в одну партию (bipartisanship as a party)?

Томас Грэм

Начну с того, что мне представляется, что мир и в самом деле серьезно меняется. Я один из тех, кто считает, что в настоящий момент мы действительно являемся свидетелями становления многополярного мира. Такого не было с момента выхода США на сцену международной политики в качестве великой державы. У нас не было соответствующего опыта, мы не знаем, как действовать в многополярном мире. Пожалуй, из всех американских президентов такой опыт был только у Теодора Рузвельта в начале XX века, он реально хотел проводить политику баланса сил. Ему казалось, что Россия очень усилилась как военная держава, и он поддерживал Японию в конфликте с ней. Но когда выяснилось в ходе русско-японской войны 1904-1905 годов, что Россия очень слаба и уязвима, на Портсмутском мире он чуть сдвинулся в сторону России и помог ее делегации достичь компромиссного соглашения с японцами. Но уже президент Вильсон категорически отрицал подход, основанный на балансе сил, как циничный и призывал к созданию в Европе порядка, основанного на самоопределении народов.

После неудачи Вильсона закрепить сложившийся после образования Лиги наций порядок участием в этой организации Соединенных Штатов американцы хотели максимально дистанцироваться от европейского расклада. Но после вступления во Вторую мировую войну они свою внешнеполитическую стратегию пытались строить на основе разделения «друзей» и «врагов». Первоначально «врагами» были фашисты, потом Советский Союз, при младшем Буше такого врага хотели найти в Аль-Каиде, но это не получилось. С другой стороны, внешняя политика строилась на каком-то одном идеологическом принципе: в эпоху Второй мировой речь шла о «безоговорочной капитуляции» (unconditional surrender) противника; в Холодную войну мы уже говорили о его «сдерживании» (containment); наконец, при Буше была установлена повестка Свободы (Freedom Agenda). Так или иначе, политика подчинялась морали: Добро против Зла.

В многополярном мире это оказывается невозможно: здесь нельзя найти главного врага, против которого нужно объединить все усилия. Здесь нужен тот самый подход, который развивал Теодор Рузвельт, – основанный не на морали, а на принципе баланса сил. Как Америке научиться такому подходу, когда у нас не было опыта его применения?

Или, точнее, он развивался очень короткое время. Республиканцы хотели бы вернуться к эпохе начала 2000-х годов, когда Америка доминировала единолично в мире. Они зовут вернуться туда. Однако новый мир поставит нас перед совершенно новыми проблемами, и нужно будет ответить на вопрос: какие коалиции требуются для того, чтобы справиться с проблемами современного человечества. Придется освоить новые навыки, перевоспитать дипломатов, научиться артикулировать эти идеи, произносить их вслух и публично обосновывать ими свои действия.

Борис Межуев

И вы полагаете, что вот эта «двухпартийная партия» сумеет усвоить этот подход лучше, чем правые и левые полюса?

Томас Грэм

Центристы, как правило, большие прагматики, чем любые радикалы. Они смотрят на мир реалистически, они видят мир, как он есть, а не мир, каким ему следует быть. Поэтому центристы всегда бóльшие реалисты.

Мы на грани больших перемен в американской политике. На весь этот процесс ее переформатирования потребуется около 15 лет. Только к 2030 году станет ясно, в какую форму облеклись нынешние революционные перемены в американской политике. Дискуссия по этому поводу начнется сразу после окончания нынешней президентской кампании. Но только гораздо позже мы сможем выработать новый формат.

Борис Межуев

Так стоит ли нам всё же опасаться итогов 2016 года?

Томас Грэм

Пока ничего не ясно. Блумберг – богатый человек, со своими капиталами, он может и в самом деле хорошо выступить на этих выборах. А в более общем масштабе, конечно, произошло значительное событие. Выяснилось, что элиты совершенно не представляют своего избирателя. Как сказал когда-то один ваш лидер, мы не знаем своей страны. Думаю, что то же самое сегодня могли бы сказать об Америке и наши политики. Сегодня мы перестали понимать свое общество.


Источник: "Русская Idea"