Лента: Общество

Политолог и журналист Борис Межуев — о главном нерве той дискуссии, что состоялась на вершине Кавказских гор

Александр Андреевич Проханов, выступая на одном из заседаний Валдайского форума, сказал, что когда он был в Донбассе, то с удивлением обнаружил, что это 17-я война, на которой он ему довелось побывать. И тут его осенило, что все эти войны — от той, что велась в далекой Никарагуа, до той, что происходила в Грузии, — составляют вместе как бы одну большую великую войну, войну, которая вот сейчас обретает свое предельное концентрированное выражение. Это, по его словам, такой бесконечно продолжающийся Армагеддон, и в нем зло и добро в конце концов обретут свой окончательный облик и сойдутся в одной последней схватке.

И действительно, эта окончательная последняя схватка и должна происходить именно на Ближнем Востоке, — там, где и расположена долина Мегиддо, на которой в свое время египетский фараон разгромил иудейского царя и где в будущем силы света должны одолеть воинства Гога и Магога.

Весь вопрос сейчас, однако, состоит в том, кем окажемся в этом столкновении мы и страны Запада — союзниками или же противниками по Армагеддону настоящего. Будем мы сражаться против общего врага — мирового терроризма, или же по случайности или недомыслию, столкнемся друг с другом в новой войне, которая неизбежно положит конец существующей цивилизации?

Фактически именно об этом шла дискуссия все три дня Валдайского форума и, по существу, именно об этом говорил в своей речи на заключительном пленарном заседании президент России Владимир Путин.

Казалось бы, слишком много оснований для того, чтобы не испытывать никакого оптимизма в отношении какого-либо всамделишного партнерства с крупнейшей державой Запада — Соединенными Штатами. Сразу же после фактического разрешения проблемы с иранской ядерной программой они осуществляют испытание системы ПРО — а ведь 10 лет мы слышали от их официальных лиц том, что эта программа нацелена против Ирана и его ракет. США не скрывают, что хотят сбросить президента Асада, да и сменить власть в России они не отказались бы. Наконец, как заметил Путин, отвечая на один из вопросов из зала, Россию и США разделяют в том числе и ценностные противоречия — русские ориентированы на высшие вопросы о добре и зле, люди Запада прежде всего чтут свой интерес.

Увы, интерес диктует им сейчас одну простую мысль — без существования России им было бы легче жить. Во всяком случае, им так наивно кажется.

Путин удивительным образом сочетал в своей речи жесткость, т. е. акцент на признание ценности силы, и мягкость – указание на необходимость вести диалог со всеми заинтересованными сторонами, для того чтобы эту силу по возможности не применять. Это сложное сочетание – то, чего так сильно не хватает Америке. Там всё очень поляризовано. Либо ты сильный, с мускулами, либо слабак. Либо «голубь», либо «ястреб». Путин — не «голубь» и не «ястреб», точнее, он вообще вне этих ложных американских категорий. Когда надо, и если надо, можно и нужно врезать первым, но лучше, гораздо лучше избежать выяснения отношений и решать все трудные проблемы с помощью договоренностей.

Само это разделение на «ястребов» и «голубей» не про российского лидера. Мне в самом конце форума удалось задать Президенту вопрос, насколько подходит лично ему разделение на «голубей» и «ястребов», Путин ответил, разумеется, не подходит: «мы, конечно, голуби, но крылья у нас твердые». Думаю, этот афоризм – тоже в определенной степени итог Валдайского форума.

И вот тут стоит упоянуть еще один важный подспудный сюжет произошедшего мероприятия. Со среды, когда уже стало известно о переговорах Путина и Асада в Москве, в зале Валдайского форума и в его кулуарах дебатировался один вопрос, каким может стать формула политического разрешения сирийского конфликта. Многие зарубежные эксперты, вслед за патриархом американской дипломатии Генри Киссинджером, имя которого со всем возможным почтением много раз поминали во время заседаний, высказывались в том смысле, что лучшим вариантом был бы раздел Сирии, условно, по боснийскому сценарию. Асад остался бы лидером некоей гипотетической алавитской части, сунниты получили бы другую, центральную, часть территории страны, пограничные с Турцией районы отошли бы курдам. Возникла бы своего рода конфедерация с четко очерченными границами.

И Путин, и глава парламента Ирана Лариджани, который также был спикером на финальной сессии, однозначно отвергли этот сценарий, хотя как будто он был скорее выгоден России. Мы сохранили бы базу ВМФ в Тартусе, кусок суши на Ближнем Востоке, находящийся под нашим контролем и нашей защитой. Но, как сказал Президент, Россия не руководствуется только и исключительно интересом, как прагматичные США. Разделенная, расколотая Сирия была бы ввергнута на долгое время в серию бесконечных непрекращающихся войн между религиозными группами, и это было бы на руку мировому терроризму, который свил бы свое гнездо на территории двух рухнувших в бездну хаоса государств.

Поэтому мыслим и допустим иной вариант — политический союз Асада со всеми группировками, в том числе военными, кто готов направить оружие против ИГИЛ. Чтобы в будущем создать новую и справедливую Сирию без тех, кто готов резать голову иноверцам и иноплеменникам. Асад, как подчеркнул Путин, уже дал согласие на такой диалог. Вопрос — к оппозиционерам и особенно к их зарубежным покровителям.

Готовы ли они?

К тому, чтобы из врагов наконец стать союзниками. Союзниками по Армагеддону. Тем, кем мы были на Эльбе и можем вновь стать на Евфрате. Как писал великий русский поэт Осип Мандельштам в 1916 году, во время Первой мировой:

И умудренный человек
Почтит невольно чужестранца,
Как полубога, буйством танца
На берегах великих рек.

"Умудренные" люди на сочинском Валдае спорили о войне и мире, надеясь, что другие люди в Вашингтоне, Лондоне, Эр-Риаде и Анкаре их услышат. Будем надеяться, что они слышат и, вопреки евангельскому восклицанию, «внемлют». От того, какую сторону в Армагеддоне настоящего они займут, зависит слишком много.

Дай Бог, мы снова будем союзниками.

Борис Межуев
Источник: "Известия "