Лента: Общество

Политолог и журналист Борис Межуев — о том, какие выводы надлежит сделать России из расклада сил в Совете Безопасности ООН 29 июля 2015 года

Есть такая известная игра, или, точнее, психологический тест: школьника просят по какому-то поводу выйти из класса, после чего учитель договаривается с другими учениками, что на некий очевидный вопрос они будут давать заведомо неправильный ответ. Ожидается, что не посвященный в этот трюк ученик тоже в конечном счете в согласии с большинством класса ответит неправильно. Конечно, возможен и другой исход — когда вопреки заведомо ошибочному мнению одноклассников ученик все-таки назовет черное черным, а белое белым или не усомнится, что Волга впадает в Каспийское море, а не, скажем, в Персидский залив.

Так тестируется способность человека выдержать давление общественного мнения, сохранить веру в собственный ум даже в той ситуации, когда он подсказывает абсурдно конспирологическое предположение, что окружающие по неведомым причинам сговорились отрицать несомненную истину. Наверное, каждый из людей, публично высказывающихся и пишущих на разные темы, нередко оказывался в одиночестве и у него возникало предположение, что окружающие будто сговорились считать истиной явную ложь. Против Декларации о суверенитете на съезде народных депутатов РСФСР в июне 1990 года голосовало из свыше 250 народных избранников 13 человек, против печальной памяти Беловежских соглашений 1991 года выступили единицы, голосовало против них в ВС РСФСР всего семь депутатов. В итоге правыми оказались именно эти люди, а не те, кто в тот момент был в большинстве.

Сейчас в положении одинокого правдолюбца оказалась Россия, которая на заседании Совета Безопасности ООН 29 июля 2015 года голосовала против создания международного трибунала о гибели малайзийского Boeing над Украиной. Решение поддержали, как известно, 11 членов Совбеза, воздержались три страны: Китай, Венесуэла и Ангола. Заветировавшая проект постановления Россия, таким образом, оказалась почти в изоляции. Это одинокое положение нашей страны следует понять и осмыслить, не отмахиваясь от самого факта нашей обособленной в международном сообществе позиции, а пытаясь постичь его истоки.

На поверхности лежит сам факт трагедии и необходимость ее расследования, что Россия не отрицает и чему она не препятствует. Между тем, действительно, в отличие от иных случаев подобных инцидентов — с иранским авиалайнером, сбитым американским ВМФ в 1988 году, или самолетом авиакомпании «Сибирь», уничтоженным украинскими ПВО в 2001 году, в данном случае мы не имеем стороны, которая взяла бы на себя ответственность за трагическую случайность. Это, разумеется, делает задачу всестороннего и объективного расследования более актуальной, но столь же понятно, что Россия права в том, что для данного расследования никакой трибунал не нужен: трибунал требуется для судебного иска и вынесения приговора.

До сих пор трибунал не создавался, когда оставалась неясность в вопросе, кто является предполагаемым обвиняемым. И мы прекрасно понимаем, что и нынешний случай — не исключение. Трибунал создается против России и пророссийских ополченцев. Все, кто голосовал за, и все, кто воздержался, прекрасно понимали, что делают. И тем не менее они сделали то, что сделали.

Война есть война. На войне бывают случайные жертвы. Западные страны знают об этом лучше других. Беспилотники-дроны, которые утюжили территорию Пакистана и Афганистана по приказу нынешнего президента США, уничтожили огромное количество мирных жителей, в общей сложности примерно 4,7 тыс. человек. Это много больше, чем число погибших в авиакатастрофе над Донбассом. Но никому в голову не приходило создавать трибунал по расследованию обстоятельств их гибели, хотя правозащитники всего мира шумели и ругали американцев и их карательные методы. Хорошо, война против «Талибана», проявлением которой и были бомбардировки Пакистана, имела косвенную санкцию СБ, но никто не давал США разрешения, скажем, на поддержку повстанцев в Сирии.

СБ не разрешал американцам бомбить Белград, однако никто не призвал к созданию трибунала для расследования обстоятельств гибели сотрудников китайского посольства, в которое случайным образом попала натовская бомба. Американцы, в общем, и не скрывают того, что они, их действия стоят выше международных законов, что их лидеры неподсудны, что ни один американский чиновник никогда не предстанет перед международным трибуналом, что бы он ни сотворил за пределами своей страны, сколько бы он ни положил трупов, в том числе мирных жителей.

И хотя нет ни одного вменяемого человека, который не понимает, что перед лицом подобной безнаказанности все рассуждения о международной справедливости представляют собой не более чем юридическую фикцию или политическую хитрость, тем не менее именно протестующая против этой несправедливости Россия теперь оказалась в одиночестве. Конечно, нет нужды спорить с публицистами, которые, подобно простодушным друзьям библейского пророка Иова, не устают вещать, что в одиночестве нельзя быть правым и если мы не видим собственной вины, это не значит, что вина отсутствует. И всё же нужно понять, как устроен мировой порядок, как реализуется управление этим порядком, что даже перед лицом хорошо организованной политической провокации мы при всей своей правоте оказываемся в заведомом и неизбывном одиночестве.

Я легко могу допустить и даже выразить уверенность в том факте, что как раз США в этом конкретном случае и не были особенно заинтересованы в создании данного трибунала, что интерес правящей партии в Вашингтоне состоял прямо в обратном — постараться убедить московских руководителей, что им выгоднее пойти на уступки в вопросе о статусе Донбасса и сохранить прежнюю линию на выполнение Минских соглашений и о многом прочем. И все же, как только подобный проект был выдвинут Малайзией и целым рядом других стран, стало понятно, что американцы просто не могут его не поддержать: если бы они этого не сделали, это доказывало бы наличие закулисных сделок с Москвой, что было бы убийственно для Белого дома и его потенциальных наследников. Боюсь, что и у остальных участников этого рокового голосования были схожие мотивы.

Этот случай обнажил те инструменты, с помощью которых осуществляется глобальное управление, управление миропорядком. В свое время я назвал этот механизм глобальными инициативами — речь идет о таких инициативах, от которых многим участникам международной игры оказывается невозможно отказаться по соображениям престижа или национального интереса. Даже когда эта инициатива носит деструктивный или прямо абсурдный характер, как в случае с этим самым трибуналом, который был нацелен на то, чтобы обнулить все предпосылки для американо-российской разрядки, она тем не менее выдвигается и поддерживается всеми сторонами, хоть и не реализуется.

Наша дипломатия мыслит понятной логикой сделок — увы, почти любую сделку можно сорвать с помощью хитро рассчитанной и умело проведенной «глобальной инициативы». Для того чтобы понять, как этот механизм работает и, пардон, как с ним можно бороться, когда возникает соответствующая необходимость, требуется особая наука, и вот пока этой науки у нас нет. Один раз мы гениально использовали тот же механизм и сорвали кажущуюся уже неизбежной агрессию США против Сирии, но эта одиночная победа пока не легла в основу «науки побеждать».

Поэтому к самому факту нашего дипломатического «одиночества» нужно относиться двояким образом: нужно видеть в нем не повод усомниться в наших ценностях, но мотив серьезно пересмотреть наши методы. Политический реализм, которого наша дипломатия традиционно придерживается, — слишком одномерная идеология в мире, где искусство политики зачастую состоит в хитром и умелом требовании невозможного.


Борис Межуев
Источник: "Известия "