Лента: Общество

Харьковчанин Алексей Самойлов провел 54 дня в секретной тюрьме Службы безопасности Украины — после того, как его уголовное дело было официально прекращено. О том, что происходит в тайных застенках, Алексей, находящийся сейчас в России, рассказал «МК».

В 1976 году в Аргентине произошел госпереворот, в результате которого к власти пришла группа проамерикански настроенных военных. Вскоре после этого там начали массово исчезать люди: левые активисты, студенты, журналисты, профсоюзные деятели — словом, «подрывные элементы». За годы диктатуры около 10 тысяч людей было убито, 30 тысяч исчезли бесследно. Многие были просто сброшены с самолетов в море во время так называемых «полетов смерти».

Занимались этим силовые структуры, однако действовали они вне рамок закона: задержания никак не оформлялись, казни производились без суда, родственники в известность не ставились. Этот процесс получил название «Грязная война». Это была тайная война режима со своими противниками. По своим масштабам репрессии против оппозиции на Украине, конечно, не могут сравниться с аргентинскими. Однако элементы «грязной войны» можно наблюдать уже сегодня...

— На Украине я до сих пор нахожусь под следствием, поэтому вопросы о моем участии в освободительном движении комментировать не буду, — сразу предупреждает Самойлов. — Я просто не приемлю фашизм и радикальный национализм — ни немецкий, ни украинский, ни русский. А то, что нацизм на Украине уже возродился, для меня очевидно.

— Как и когда вас задержали?

— 29 июня прошлого года у нас дома собрались гости — человек 15–16. Были члены семьи и друзья, причем большинство женщины. Был и мой близкий друг, сотрудник российского генконсульства. Мы сидели за столом, вдруг выламывают дверь, врывается 16 человек эсбэушников, наставили на нас автоматы. В том числе и на мою пятилетнюю внучку. В 16 часов они начали обыск, закончили около двух ночи. Из тумбочки в туалете, где женщины обычно хранят мыло, шампунь, косметику, они вдруг извлекли две тротиловые шашки. У меня есть военное образование. Можно ли представить, что я буду хранить тротил в доме, где живут трое моих детей и внучка? Конечно, его подложили. Мне предъявили обвинение в хранении боеприпасов, 263-я статья, часть 2, это от 5 до 7 лет.

— Как с вами обращались при задержании?

— Мне предъявили протокол обыска и сказали: пройдемте с нами. Я пошел. Все происходило возле нашего подъезда около гаражей. Выбросили меня из автобуса на землю, подбежал человек в маске и нанес удар ногой в лицо. И потом начали избивать уже куда придется.

— Они показали документы?

— Да. Задержание производили оперативные сотрудники харьковского СБУ, отъявленные фашисты с явными садистскими наклонностями. Среди них — полковник Пухнатый Илья Федорович. Он один из главных организаторов рейдов по захвату мирных людей, которым предъявлялись фантастические обвинения и которых потом незаконно содержали в тюрьме. Там таких, как я, сегодня тысячи. Только в харьковском СИЗО на момент обмена 26 декабря было до 1000 человек. Люди должны услышать мою историю, чтобы понять, как действуют фашисты.

— Почему именно вас задержали? Вы участвовали в движении сопротивления?

— Я ни в чем не участвовал. Просто высказывал свое мнение, писал статьи. Мне предъявили обвинения еще по двум статьям: 110-й — это посягательство на территориальную целостность Украины путем создания законодательной базы т.н. Донецкой народной республики. СБУ утверждает, что я принимал участие в создании конституции и ряда законов о вооруженных силах и спецслужбах ДНР. Доказать это им не удалось. Третья статья — 111-я: измена родине путем передачи сведений, составляющих военную и государственную тайну представителям иностранного государства. У меня, как я говорил, есть друг — сотрудник российского консульства. Почему-то факт моего дружеского общения с ним интерпретировали как госизмену. Я дружу с дипломатами многих стран. Но им очень важно было получить от меня сведения именно о моих контактах с российским дипломатом. У них была цель: создать картинку, что сотрудники генконсульства РФ на территории Украины создают какие-то подпольные структуры, военные организации. Я в 2012 году подал в ФМС документы на смену гражданства, что не скрывалось. Но всех, кто попадал в спектр моего общения, взяли и ото всех добивались одного и того же.

— Какие у них были доказательства?

— Никаких. Работать они не умеют. Меня перестали бить только на третий день. Но от меня они так ничего получить и не сумели. Предъявили мне распечатки моих телефонных переговоров — они составили целый третий том дела, более 300 страниц. Мои телефоны официально прослушивались с 3 апреля. Я считаю, что там есть сфальсифицированные фрагменты. У меня официально взяли образцы голоса, и после этого воспроизвести мой голос на синтезаторе элементарно. Доказательств того, что я писал конституцию Донецкой республики, закон о вооруженных силах и текст присяги, нет. Но им доказательства и не нужны.

— Вы содержались под стражей на законных основаниях?

— 3 июля состоялся суд. Судья попросила раздеться. Я снял майку. Тело, естественно, было сине-лилового цвета. Но мерой пресечения определили содержание под стражей сроком на два месяца в полтавском СИЗО.

— В Полтаве к русским относятся намного хуже, чем в Харькове.

— У меня тоже были в связи с этим опасения, но все оказалось намного легче. Люди там относились ко мне без всякой агрессии. Меня сразу положили в санчасть, потому что было серьезное сотрясение мозга. Первые две недели я помню плохо. Потом я оказался в камере с двумя уголовниками — у одного тюремный стаж был 33 года, он был весь синий от наколок, другой отсидел 9 лет. С ними мы быстро нашли общий язык, они меня учили жить в тюрьме. Я им помогал писать апелляционные жалобы. Когда меня привозили на следственные действия в Харьков, я ночевал в ИВС на улице Ивана Камышева — это милицейское учреждение. В отличие от СБУ и про ИВС, и про полтавское СИЗО не могу сказать ничего плохого. Там не было даже намека на унижение человеческого достоинства ни со стороны зэков, ни со стороны персонала. Я встречался там с представителями ООН, ОБСЕ, со мной беседовал начальник тюрьмы.

— Ходили слухи, что в сентябре вас отпустили.

— В сентябре уже начались обмены. 12 сентября в 3 часа ночи меня подняли и вывезли в харьковское СБУ. Как бы на обмен. Я оказался в камере с ребятами из Луганска, среди которых был батюшка, Владимир Марецкий. Были еще двое из Мариуполя, и нас, харьковчан, четверо. 14 сентября мы услышали, как подъехали автобусы. Зачитали списки. Всех вывели, а харьковчан оставили: меня, Топаза (Игнат Крамской, активист харьковского Антимайдана), Влада Заславского и еще одного харьковчанина, фамилию которого не помню. Нас всех поместили во внутреннюю тюрьму СБУ, существование которой официально отрицается. Это такая секретная тюрьма.

— Срок вашего содержания под стражей, определенный судом, истек. В каком качестве вы там находились?

— Первые 2–3 дня я пытался выяснить у охранника свой статус. Один ответ: ничего не знаем. «Позовите следователя», — говорю. «Мы передадим ему ваши требования». И все, ноль реакции. Просил вызвать начальника тюрьмы, прокурора. Без ответа. Так шли дни. Первая неделя, вторая, третья, четвертая. Полная неизвестность. Очень тяжело в этой тюрьме находиться, потому что там работают оперативники, которые привозят захваченных людей и бьют их. Вы меня спросили, какие есть доказательства наличия фашизма на Украине. Разве это не доказательства? Государственная структура — СБУ — превращена в карательно-репрессивный орган. Но люди в СБУ разные.

— Как складывались с ними отношения?

— Охранники СБУ — все с неплохим образованием, в зрелом возрасте, думающие. Они понимают, что многое происходит неправильно, но они находятся в системе. Они хорошие служаки, и нарушений режима, конечно, не допускали. Многим из них, как и милиционерам из ИВС, я бы сейчас с удовольствием пожал руку. Следователи — люди достаточно интеллектуально развитые, и у большинства из них присутствует критическое отношение к действительности. Но при этом они защищают ту систему, в которой живут и работают.

— А что говорили в это время вашим родным?

— 12 сентября мое уголовное дело было прекращено «в связи с недостаточностью доказательной базы». Я сам читал этот документ. Еще там было написано, что мое освобождение «может существенно повлиять на освобождение военнопленных в Луганской и Донецкой областях». На официальные запросы моих родных СБУ, прокуратура, суд отвечали: «Он у нас не содержится. Дело закрыто, он отпущен на свободу». Домой даже приходили повестки о вызове на допрос. Что семья должна была думать? Пока я сидел в подвале, у меня умер тесть. Около середины сентября была пущена утка, что меня убили. Об этом сообщили и моей жене. Но она не поверила. До тестя тоже дошла эта информация. «Скорая», реанимация, и все. Я думаю, что и за это некоторым людям придется ответить. В руководстве харьковского СБУ есть люди, которые хорошо знали моего тестя, академика Христиана Раковского.

— Что было там самым тяжелым во время вашего заключения?

— Неизвестность. Я не знал, что со мной собираются делать. Обитателей нескольких камер напротив меня вывозили в концлагерь. Надели мешки на голову, пластиковые наручники. Недели через две их привезли назад, ребят невозможно было узнать. Обросшие, черные, грязные. Избивали каждый день, есть не давали и заставляли работать. Такие концлагеря были организованы в нескольких местах. Наиболее серьезный — под Днепродзержинском. Был еще один в Славянске, в краматорском аэропорту людей содержали в ангарах.

— Что именно вы подразумеваете под словом «концлагерь»?

— О концлагерях я знаю только понаслышке. Через них прошли луганские ребята, в том числе Володя Марецкий, и те ребята, которые сидели со мной в тюрьме СБУ. Этих мест тоже нет официально. Там заставляют работать, издеваются, избивают. Оттуда можно и не выйти. Меня же официально нигде нет, никто отвечать не будет. У нас созданы зондеркоманды, СБУ превратилась в массовую полуармейскую организацию по образцу гестапо и занимается карательно-репрессивными мероприятиями. Они занимаются массовой прослушкой телефонов и на основании перехваченных переговоров хватают людей. Аппаратуру, программное обеспечение для этого им поставили США. В Эстонии на американской базе находится центр слежения, где размещено оборудование для прослушивания территории РФ. В марте пошли сообщения, что из Эстонии в помощь СБУ прибыли специалисты. Людей хватают и менты, и эсбэушники, и карательные батальоны. Кто попал в СБУ, тому повезло. А кого схватили эти батальоны, для тех еще неизвестно, чем все закончится.

— Тюрьмы СБУ, подобные вашей, есть в других городах?

— Возможно. Эта система напоминает систему тайных тюрем ЦРУ в Польше, Румынии и других странах.

— Когда закончилось ваше заключение?

— 5 ноября меня «подняли из подвала», и следователь предъявляет мне протокол задержания. В нем говорилось, что я якобы задержан 5 ноября в Черкасской Лозовой. Это под Харьковом. Говорят: «Расписывайтесь». Я отказался. То есть они хотели обставить дело так, что 12 сентября меня освободили, а потом 5 ноября вновь задержали. Оперативник, который расписывался в том, что он меня якобы задержал, это сын декана эсбэушного факультета юридической академии Евгений Кучерена.

Со мной снова проводят процессуальные действия. Опять помещают в ИВС, 3–4 дня я читаю дело, потом снова в Полтаву, на субботу–воскресенье. Так до 26 декабря. В этот день в 7 утра меня привозят к следователю СБУ. Потом выводят, сажают в автобус. Довезли нас до Донецка, всего меняли 222 человека, а с той стороны больше сотни. Привели в актовый зал помещения СБУ уже в Донецке. Зачитали список, вернули паспорта, сняли отпечатки пальцев и сфотографировали.

— Вы можете вернуться на Украину?

— Думаю, меня возьмут сразу на границе. Эсбэушники мне по секрету сказали: мы на следующее утро возбудим дело снова, «по вновь открывшимся обстоятельствам». Я считаю, что все это хорошо отлаженная система современного неонацизма. В основе его лежит интегральный национализм Дмитрия Донцова. (Дмитрий Донцов — украинский публицист, философ, политический деятель. Создатель теории украинского интегрального национализма. По его мнению, нации подобны разным видам животных в природе и между ними идет война за выживание. — М.П.)

— Часто можно услышать, что неонацистские группы на Украине действовали под покровительством властей. Что вы об этом знаете?

— У нас в Харькове существует одно из самых сильных подразделений СБУ. И у него под носом в течение 10 лет существовала боевая группа — «Патриот Украины» Андрея Билецкого по прозвищу Белый Вождь. Это нацисты и расисты. Могли ли спецслужбы о них не знать? Сейчас Билецкий — подполковник МВД, командир батальона «Азов». 22 февраля прошлого года «Правый сектор» захватил харьковскую ОГА. 1 марта их оттуда выкинули. Среди «правосеков» были и ничего не соображающие молокососы, и вооруженные бандиты.

— Вы считаете, что эти националистические группировки находились под крышей СБУ?

— Однозначно.

— С какой целью?

— Эта технология отработана уже в разных странах. Ваххабиты, «Талибан». Нужно было построить механизм воспроизводства боевых групп, воюющих со своими соотечественниками и, главное, с Россией. Янукович начал разыгрывать националистическую карту, чтобы на фоне настоящих нацистов выглядеть лучше. Эту идею ему навязали американцы, которые были у него советниками, и украинские националисты из института Кураса (Институт политических и этнонациональных исследований им. И.Ф.Кураса), который работал на Януковича. Но Янукович здесь на его же языке — это лох в проходной игре. Его как лоха и сделали. На самом деле этим ребятам, которые убедили Януковича выращивать нацистов, надо было создать механизм воспроизводства идеологически мотивированных убийц.

— Почему в Харькове не произошли события аналогичные тем, которые произошли в Донецке и Луганске?

— Харьков является ключевым городом для существования Украины, и туда были брошены все силы. Если донецкую ОГА защищало несколько сотен милиционеров, то харьковскую — несколько тысяч. Физически невозможно было пройти в здание, там просто плечом к плечу стояли люди в форме. При этом Харьков — русский город, и соотношение сил всегда было такое: в парке Шевченко на «брехаловке» собирались от 5 до 10 тысяч «антифашистов» и рядом — человек 500 «украинистов». На последних никто не обращал внимания, как на городских сумасшедших. Если бы не предательство местных элит, все бы получилось.

— Расскажите о предательстве элит подробнее.

— Мэр города Геннадий Кернес сумел оседлать протест, довел его до определенного уровня, а потом обрушил. Он на ходу «переобулся» раза три, и задачи власти, а также спасения своего бизнеса и активов решил. Вторая попытка протеста уже без опоры на местные элиты не удалась, потому что власть буквально завалила Харьков телами солдат — не мертвыми, слава богу.

— Если бы харьковская элита возглавила народный протест, результат мог быть иной?

— Все было бы по-другому. И войны бы не было. Если бы состоялся Харьков, тут же подтянулась бы Одесса. Киев пошел бы на переговоры. А так Донецк с Луганском остались с Киевом наедине. Наша региональная элита вполне оправдала тезис Ленина о том, что все, что может сделать компрадорская буржуазия, — это только вовремя продать себя, свои интересы, свою родину. Здесь все произошло по классической схеме.


Марина Перевозкина
Источник: "МК "