Лента: Общество

Окидывая взглядом

Призрак бродит среди элит Империи Хаоса – призрак нового российско-китайского стратегического партнёрства. Он проявляет себя во множестве признаков – энергетических и инвестиционных соглашений, более тесным политическим альянсом внутри G-20, БРИКС и ШОС, согласованными усилиями по всё большему отходу от нефтедоллара. Я описал этот долгий процесс, как фактическое рождение евразийского века.

На взгляд Вашингтона и Уолл-Стрит намного легче жилось в давно прошедшие дни однополярности, дни «конца истории». Китай тихо крался по берегу реки накопления капитала, а Россия сидела на мели, если вообще не вне игры.

А потому позвольте мне на мгновение вернуться в начало 1990-х.

Я много месяцев провёл на дорогах Азии, от Юго-Восточной Азии, Индии, Непала, до Гималаев и восточно-китайского побережья. Затем я, наконец, добрался до Пекина – дождаться холодной зимой начала 1992 года транссибирского экспресса и направиться в Москву. Я практически не был осведомлён о распаде Советского Союза – в Гималаях новости не таковы. К тому же мне повезло оказаться на юге Китая всего через несколько дней после знаменитой поездки Ден Сяопина – ключевым результатом которой стал взлёт дракона к головокружительным высотам развития. Взгляд назад в те неистовые времена может быть полезен для освещения нашего настоящего.

На часах пекинского железнодорожного вокзала 8:32, и Транссибирский экспресс номер 19 в Москву почти готов к отправлению. Минус 9 по Цельсию. Горстка бесшабашных румынок пытается затолкать в один из вагонов больше двадцати огромных узлов неопределённо-зелёного цвета, набитых пошитыми в Китае шмотками. Российская проводница рычит: «Нет!» Худенькие румынки впадают в трансильванскую истерику. После чего пачка «Джорджей Вашингтонов» переходит из рук в руки под гудок отправления, как раз вовремя для солдат Народной Освободительной Армии и дам-уборщиц, щеголяющих красными повязками со словами «Служить народу» и невозмутимо наблюдающих за счастливой развязкой.

Разноголосая толпа русских, поляков, румын, чехов и монголов расталкивает десятки сумок, узлов и мешков по совершенно переполненным проходам вагонов. 300 килограмм ботинок, полтонны курток, 200 килограммов футболок. Тысячи баночек с кремами, будущий «последний писк моды» от Бухареста до Кракова. «Полка» в вагоне выгибается дугой поверх одного из узлов. Эта история будет тянуться с востока на запад шесть дней, через 9 000 заснеженных километров бывшего Советского Союза, теперь уже России.

В купе проводницы ещё больше сумок – их содержимое будет продано на московских улицах. При наличии такого количества «Джорджей Вашингтонов» успех её базара гарантирован – на всех остановках по пути и неконтролируемых «стихийных» рынках на каждой платформе. Вся Восточная Европа забита тряпьём и умирает от желания по-быстрому зашибить деньгу.

На китайском отрезке пути не происходит ничего, в отличие от 1930-х, когда Япония оккупировала Манчжурию, возвела на трон марионетку Пу И, и была готова вступить во владение Азией. События в стиле «Терминатора» начались в Забайкальске, на российско-китайской границе – после того, как мы пересекли огромную бетонную Арку Победы, с ленинским лозунгом и ещё не разрушенным серпом и молотом. Таможня – по обе стороны – абсолютно пуста.

Поезд производит перестановку вагонов, чтобы идти по новой колее.** Но в центре всеобщего внимания – новый вагон-ресторан; исчезает китайский, предлагавший только малюсенькие кусочки свинины с соевым соусом; появляется русский, – с гуляшом, супом, салями, замороженной рыбой, чёрной икрой, крымским шампанским, кофе, яйцами, даже сыром, всё с чёрного рынка, всё оплачено американскими долларами.

Граница позади, и раскручивается базар. Все выбиты из колеи, поскольку мы сразу же переходим с пекинского времени на московское. Рассвет – в час ночи. На чёрном рынке за 1 доллар дают 110 рублей, рубль – в свободном падении, а мы пока что пробиваемся через потрясающую снежную бескрайнюю пустыню сибирской тундры, где каждый захватывающий рассвет в лёгкой морозной дымке – как праздник Богоявления, отмечаемый всё большим количеством шампанского.

Время от времени мы замечаем оленей и даже лаек. Тайга – которой жаждут Япония, Корея и США – завалена снегом. Вдали остаются призраки «20 миллионов, погибших в сталинских гулагах», охотники на редкого амурского тигра (их осталось меньше 200) и мрачный Норильский комплекс: два миллиона тонн в год серной кислоты и тяжёлых металлов, выбрасываемых в атмосферу – причина арктических туманов.

Остановки растягиваются до 15-20 минут, достигая минимума в Новосибирске и Перми, где ранее располагался пресловутый Гулаг. На каждой остановке в чингис-хановском стиле вагоны атакуют орды русских с полиэтиленовыми мешками. Лучше всего в транссибирском экспрессе идут анораки и кожаные куртки. Пекинка Жао продала 50 штук за три дня, по 50 долларов за каждую; куплены они были по 20 долларов в пекинском хутуне***. Русские скупали всё, что попадало в поле зрения и продавали рубли – курс которых вырос уже до 160 за доллар – равно как и цены на воду, пиво, салями, шампанское и местные однодолларовые бутылки Пепси.

Поезд 19 оккупирован Восточной Европой. Оттаявшие от Чаушеску буйные румыны – от бывшего боксёра и мелких воришек до потрёпанного жизнью гангстера, хвастающегося проведёнными за 10 долларов с «русской куколкой» двумя часами (при обычных двадцати). Контингент непонятных албанцев, молодые польские студенты, снявшие рубашки и лихорадочно подсчитывающие прибыль монгольские кочевники, замотанные до смерти бабушки и даже болтливый китайский франт.

Российские вагоны, когда-то элегантные, загажены: спёртый воздух, настоянный на густом табачном дыму и запахе пота, забитые мешками туалеты, и «Капитан», единственный официант, пытающийся наскоро «зашибить деньгу» на продаже советской атрибутики. Я решил, что лучше всего будет домучить почти 1000 страниц «Призрака проститутки» Нормана Мейлера, историю ЦРУ.

Вините гласность

Поезд 19 не просто базар, он ещё и многонациональная Агора. Русская молодёжь скрупулезно разбирает, как почти гениальная твердолобость советской системы привела к усилению до немыслимого предела недостатки всех современных индустриальных обществ – не предложив почти ничего из их преимуществ. Восточно-европейцы полагают, что не холодная война прикончила «реальный социализм», а вторжение капиталистической экономики вкупе с неэффективностью и «глупостью» (словесный штамп польского студента-недоучки) социалистической экономики.

Русские считают, что гласность разрушила власть, а перестройка прикончила экономику – а заменить её было нечем. В итоге дипломированные физики продают баночки с икрой в поездах, чтобы выжить. Все расхваливают Горбачёва, но, в сущности, приговаривают его к краткой ссылке в учебнике истории. В этом поезде я слышал утверждения, которые через много лет попали в бесчисленные американские академические исследования.

Все пассажиры транссибирского экспресса проявляют солидарность, неведомую в ООН: меняют валюту, обмениваются адресами, одалживают деньги и незаменимые калькуляторы, помогают погрузить и разгрузить добро, позволяют забить свои купе пакетами и свёртками, предлагают прикорнуть на полчаса тем, кому приходится спать в коридоре, и отпускают шутки о маленьких счетах в юанях Банка Китая. Все – горячие сторонники этой неслыханной формы прямой демократии, синонима конца холодной войны.

Посреди этого шалмана затерялся самый невероятный персонаж: Лулу, крошечный бангладешец, прикованный к своему «Самсониту»**** и ведущий таинственную деятельность, ведомую лишь аллаху; его паспорт наводнён разнообразными визами, включая визу Саудовской Аравии. Китайцы и русские относятся к нему, как к страдающему аллергией пекинесу. Понятное дело, еда в поезде невыносима для этого истинного мусульманина, который будит всех ежедневно в 5 утра своими молитвами – Рашид Мухаммад провёл шесть дней на хлебе и воде в буквальном смысле слова.

«Сколька»? Это девиз транс-манчжурского базара, преддверия Москвы. «Пинк Флойд» выпустили легендарную «Тёмную Сторону Луны» в разгар брежневской эпохи; московские пригороды выглядят похожими на призрачную тёмную сторону луны. Безумное сталинское наследие оттеняет только одинокий киоск, торгующий цветами, фруктами или сладким грузинским бренди.

Похожие на зомби, мы высыпаем на Ярославский вокзал – к тому же с опозданием всего на несколько часов – один из девяти московских железнодорожных вокзалов, где шквал таксистов на «Волгах» бьётся за драгоценный китайский груз. Путешествующие дальше в Восточную Европу без бронирования обречены: места в поездах на Варшаву и Берлин можно приобрести только за 40 суток.

В Шеньчжене или Гуаньчжоу, в Шанхае или Пекине я был свидетелем впечатляющего успеха китайского «рыночного социализма» времён после событий на Тяньаньмэнь, когда экономика стала локомотивом, а политика была отправлена в конец состава. Ничто так не ошеломляет, как контраст с Москвой, где локомотивом стала политика.

За шесть долларов в день в трёх остановках метро от Кремля – небольшая сумма – нахожу приют у Дмитрия, студента-стоматолога. Он и его подруга по прихоти судьбы делят квартиру из двух спален и одной ванной с целой семьёй, включая собаку, а временами – и со случайными западными приезжими, ночующими в спальне хозяев. Это считается стилем жизни верхушки «среднего класса».

На великолепных станциях метро – повторение транссибирского базара; торгуют политическим или порно самиздатом, секонд-хэнд одеждой, бутылками со всевозможными жидкостями. Только когда добираюсь до Красной Площади, кое-что понимаю. В Гималаях и в Китае я жил ещё во временном поясе Горбачёва. А тут над башнями Кремля – российский флаг, как и в центре площади Дзержинского, перед зданием КГБ. Как полный идиот, нацеливаюсь на статую Феликса Дзержинского, бывшего главы советской тайной полиции, только для того, чтобы получить от студента предупреждение, что её снесли много недель назад. А теперь Горбачёв – марка водки. И я не могу попасть внутрь здания КГБ.

Весь город превращён в гигантский турецкий базар. После того, как Борис Ельцин освободил тротуары, все вознамерились воспользоваться этим вариантом приватизации. До 1990-х никто не знал, что такое чековая книжка или кредитная карта, а 1 доллар был равен 1 рублю. На проспекте Маркса и улице Горького – совершенно поразительные уличные рынки, продавцы в молчании выкладывают товары: сломанная кукла, одинокий ботинок, пыльные бутылки шампанского, духи, растворимый кофе, банки сардин, пустая бутылка из-под пива.

Улицы завалены всевозможным хламом, привезённым первопроходцами транссибирского маршрута, а супермаркеты – пусты. Очень мало молока или мяса, но масса консервированной рыбы и бесконечные очереди ни за чем – и потенциальные покупатели отказываются играть в эти «шахматы».

Самый кассовая точка города – новый «Макдоналдс» на Пушкинской площади, одной из самых оживлённых в мире; тут сытно накормят на 50 центов, а кассиры сверкают улыбкой Евы Херциговой. Перед «Макдоналдсом» позирует для туристов картонный Горби, толпа продает банки с икрой по 5 долларов и шампанское по 3. В ГУМе ничего примечательного, кроме нескольких демонстрационных залов «Сони» и «Хонды» да новой витрины от Диора.

С привычками приходится распрощаться; в Европу позвонить невозможно. Невозможно отправить факс с почты. Невозможно забронировать билет на поезд. Невозможно забронировать билет на самолёт – по крайней мере, в офисе Аэрофлота на Лубянке; только в похожей на пещеру гостинице «Интурист».

На мрачном первом этаже гостиницы «Москва» в коридорах толпятся глухонемые персонажи прямиком из пьес Йонеско***** – это чёрный рынок пива проворно «делает бизнес» перед гостиничным баром. Бокал шампанского в баре – 50 центов. В холле легендарного «Метрополя» – любимой Троцким «Гранд-дамы» 1899 года постройки – сухой мартини за невероятные 7 долларов 70 центов. «Метрополь» – новый Уолл-Стрит; датчане, итальянцы, американцы и китайцы обсуждают всевозможные сделки на этой стороне «прекрасного нового мира», где «Хейнекен» идёт по 5 долларов за штуку.

В День Вооружённых Сил, в воскресенье, проходит тактично сдерживаемая коммунистическая демонстрация, с огромным количеством пожилых дам с цветами и флагами. В противовес им московские панки с анархистскими знамёнами протестуют против Вооружённых Сил. Доисторическая «Волга» увозит меня в Шереметьево, словно унося из череды кадров второсортных фильмов о 1950-х и холодной войне. «Волга» чихает, останавливается, остывает, едет, кашляет, останавливается снова, остывает … совсем как образ новой России, и я едва не опаздываю на рейс Аэрофлота SU 576 в Париж.

Ничто не будет прежним (однополярным)

Да, были дни, сейчас их не вернуть. Тот самый «Макдоналдс» – символ однополярности, «конца истории» пакс американа – недавно закрылся. Империи Хаоса всё сложнее и сложнее править миром в одиночку, как и «Макдоналдсу» продавать бургеры. Теперь наискосок через Пушкинскую площадь стильный ресторан «Пушкинъ» предлагает гостям лучшие блюда высокой русской кухни.

И, тем не менее, и Россию, и Китай однополярная имперская элита считает изгоями. Словно мы заморожены во временах начала 1990-х. Россия и Китай могут измениться почти до неузнаваемости – но приоритеты Империи Хаоса состоят в том, чтобы разорвать Россию на части, начав с Украины, и «развернуться к Азии» на антикитайской военно-экономической оси в западной части Тихого Океана.

А в это время транссибирская магистраль скоро будет связана с продвигаемыми китайцами Новыми Шёлковыми Путями. А затем, где-то в начале 2020-х она станет частью высокоскоростной сети железных дорог, в мгновение ока связывающих Евразию. И ничто никогда не будет неизменным (однополярным). Кроме вернувшегося в Россию крымского шампанского.

Пепе Эскобар
Источник: "ПолиСМИ "
Оригинал публикации: "Do the Trans-Siberian shuffle "

Примечания:

* – Шафл – пунктирный ритм в джазовом аккомпанементе и народный танец с «шаркающими» па. Другое значение – неразбериха, буза. «Ночной поезд» – блюзовый стандарт (блюзовый 12-такт), записанный саксофонистом Джимми Форстом 27 ноября 1951 года и вышедший на сингле 1 марта 1952-го.

** – Перестановка вагонов: замена вагонных тележек железнодорожных вагонов для обеспечения бесперегрузочного (беспересадочного) железнодорожного сообщения на железных дорогах с различной шириной колеи. В Забайкальске, на границе с Китаем (450 км от Читы) – с колеи 1520 мм на колею 1435 мм.

*** – Тип средневековой китайской городской застройки, околоток. В городах старого Китая группы домов, расставленных по принципу сыхэюань, строились одна возле другой, образуя узкую улицу или аллею. Такие улочки или группы домов и называли хутунами. Само слово появилось в период правления монгольской династии Юань и имеет, скорее всего, монгольское происхождение. В старом Китае хутуны были самой низкой единицей административно-территориального деления в городах.

**** – Марка чемоданов, «дипломатов», сумок, летней мебели и аксессуаров производства одноименной компании (Samsonite Corp.), г. Денвер, шт. Колорадо (также владеет сетью фирменных магазинов). Рекламный лозунг: «О нашей прочности сложены легенды».

***** – французский драматург румынского происхождения, один из основоположников эстетического течения абсурдизма (театра абсурда), признанный классик театрального авангарда XX века.