Лента: Общество

Драматург в своем интернет-дневнике прокомментировал ситуацию на Украине
Мы приносим извинения Евгению Гришковцу за то, что изначально разместили на сайте выдержки из его интернет-дневника, а не полный текст. У некоторых читателей могло сложиться превратное представление о позиции писателя. Ниже мы целиком приводим запись, посвященную последним событиям на Украине.

"Вернулся три дня назад домой и очень хотел рассказать о прошедших гастролях, – пишет Евгений Гришковец в своем интернет-дневнике. – Хотел рассказать о том, как проехал тысячу километров из Астрахани до Ростова по степям, которых прежде не видел. Хотел поведать о первых впечатлениях от города Астрахани… Есть что написать о Южно-Уральском снежном водовороте и кошмаре, в который нам с Мгзавреби довелось угодить в самый эпицентр… Много осталось дорожных и событийных впечатлений.

Но вернулся домой и понимаю, что не могу об этом писать. Переживания и мысли заняты другим. И было бы странно сейчас говорить о жутком погодном коллапсе, в который я угодил в Челябинске, так как никакие самые экстремальные и жуткие природные аномалии и катаклизмы не могут сравниться с тем, что происходит сейчас в Одессе и в Луганской, Донецкой областях. И что вообще творится во всей Украине.

Последние дни и недели, а особенно последние несколько дней меня просто душит чувство чудовищной несправедливости. Я хорошо помню свои юношеские ощущения и чувства времен холодной войны. Помню, как весь мир трактовал войну в Афганистане, потом события Чернобыльской катастрофы, да и вообще, любые события в СССР. Я тогда чувствовал несправедливость и обиду, хоть был и против той войны, и дышащий на ладан СССР не возбуждал во мне патриотизма. Но все же я понимал, что та страна, в которой я родился, которую люблю и другую не знаю для всего остального мира видится и понимается, как империя зла, а мы, все ее граждане, как мрачные, ничего не видящие, тупые и злые существа. Мне было обидно. Я остро чувствовал несправедливость. Хоть и мир был тогда другой, и я был юн.

Теперь, сегодня, мне не хватает воздуха от чувства несправедливости. Я чувствую эту несправедливость гораздо сильнее, чем когда-либо. Я только и делаю, что стараюсь подавить в себе гнев, потому что чувство несправедливости быстрее всего именно гнев порождает и пестует.

Сейчас я чувствую наивность своих недавних призывов стараться сочувствовать и главное не злорадствовать по поводу друг друга. Я призывал воздержаться от любых даже самых продуманных и аргументированных высказываний, если они могут кого-то оскорбить и обидеть. Я говорил о том, что любой человек, который готов обвинить своего соотечественника во всех тяжких, и уж тем более готов соотечественника ударить и убить, такой человек, каким бы патриотом себя не считал, прежде всего не любит Родину. Я призывал подумать о том, что Родина состоит из соотечественников и современников. И если ты испытываешь гнев и лютую ненависть к кому-то из сограждан, значит, ты не любишь Родину. А та темная страсть, которая порождает эту ненависть в какие бы цвета эта страсть и под какими лозунгами она бы не расцветала – это в конечном итоге всегда нелюбовь к Родине…

Теперь я понимаю, что все эти мои призывы были наивными.
То, что произошло в Одессе – это такая беда, какую одесситы и украинцы пока даже не могут осознать. Не могут осознать масштабы случившегося. Случилось страшное историческое событие. Написана историческая страница несмываемого позора.
Символично то, что этот страшный позор случился в Одессе, в самом веселом, многоцветном, толерантном и разумно-ироничном городе. И именно в нем вырвалось наружу самое низменное: лютая злоба друг к другу, ненависть, и, в итоге, страшная жестокость, которую я даже не подозревал в одесситах.

А теперь у меня есть страшное ощущение, что я утратил этот мною любимый город. Во всяком случае, я никогда уже… Как бы страшно не звучало слово никогда, но именно никогда не смогу пройтись по улице Одессы с прежними легкими, радостными и восторженными чувствами.

В 2005 году правительство Вены после показа на венском фестивале спектакля «Дредноуты» предложило мне по такому же принципу, как сделан был спектакль «Дредноуты» поставить исторический спектакль на тему австрийской гражданской войны 1934 года. Из тщеславия и глупости я согласился этим заняться. Впоследствии об этом пожалел.

Я знать не знал ничего про некую гражданскую войну 1934 года. И, как вскоре выяснилось, никто в Вене не знал и не знает про эту войну. Мне дали консультантом старенького профессора истории, который удивился поставленной задаче и прямо скажем, нехотя в течение месяца погружал меня в подробности венских событий 1934 года. В подробности ужасных, а часто просто мерзких событий.

В новых австрийских учебниках истории либо нет ни слова, либо буквально пара предложений сообщает об австрийской гражданской войне. В военно-историческом музее Вены, в роскошном и прекрасном музее, есть комната метров в пятнадцать, в которой представлено несколько экспонатов и коротенькая аннотация, посвященная тем событиям. Австрийцы старательно вычеркнули, стерли те позорные страницы истории.

Гражданская война в Австрии, а точнее в Вене и Зальцбурге, длилась всего 4 дня. Я знаю историю этих четырех дней поминутно. И это абсолютно история позора и ужаса.
Если совсем коротко, то социалисты, рабочие, у которых были сильные позиции, подняли вооруженное восстание против правительства Дольфуса. По сигналу «дядя Отто болен» рабочие отключили в большей части столицы электричество, вооружились и стали блокировать город. Они хотели восстановить свое влияние в Парламенте (это если совсем коротко). Действовали они очень плохо, не организованно, противоречиво и разрозненно. Из-за этого не получили массовой поддержки горожан. Правительство Дольфуса же очень быстро ввело в город войска. С пушками, с пулеметами. Войска в основном из других регионов страны. И устроило бойню.

Рабочие, не будучи военными, не придумали ничего лучше, как укрыться в своих домах. А в Вене много было и есть так называемых домов-кварталов. Это цельный дом с большим внутренним двором, этакое социалистическое жилье, которое в Вене стали строить раньше, чем в Москве. Рабочие обороняли эти дома, а их вместе с семьями расстреливали из пушек. Их расстреливали даже с железнодорожных платформ, которые пустили по городу. Тех, кто сдавался, вытаскивали и расстреливали. Сопротивление длилось чуть больше трех дней. Вот и вся война.

Правда, в результате той войны и победы правительства Дольфуса над социалистами, Австрия очень быстро вошла в состав Третьего Рейха, и австрийский мой профессор в составе Вермахта брал Украину и чуть было не погиб под Сталинградом.

Все те документы и факты, которые я изучал, говорили о крайней жестокости с обеих сторон. Гордиться во всей этой истории нет возможности никому: ни рабочим, которые подняли это восстание, ни военным, ни правительству. Только бессмысленные действия, много подлости, много страшной глупости, но в основном – ненависть и жестокость.
Австрийцы не хотят об этом помнить. И мой профессор все время ворчал о подлости австрийской сути из-за того, что они пригласили для этого спектакля русского человека, как бы расписавшись в том, что сами на эту тему говорить не хотят и не могут.

Я сделал спектакль и сыграл его восемь раз. Он был событием. О нем много писали, как возмущенно, так и восторженно… Но дело не в этом.

Главной мыслью этого спектакля, и я с этого спектакль начинал, было очень простое высказывание…
Я начал с того, что очень жалею о том, что вообще ознакомился с этой ужасной страницей истории прекрасного города. Я жалею о том, что навсегда, на всю жизнь утратил радостную легкость восприятия Вены. Я говорил о том, что как хорошо быть туристом по жизни. Как приятно приехать в Вену на Рождество, попить глинтвейна на Штефанс платц, погулять, полюбоваться, прокатиться на карете и через три дня отвалить, в уверенности, что это один из лучших городов на земле.

Но как только я узнал, как по этим улицам тащили пушки, как из этих домов вытаскивали людей и тут же расстреливали, по каким домам били из короткоствольных гаубиц… Когда я знаю, что в этом доме заживо сгорели целыми семьями много людей, я уже не могу в легком восторге любоваться этим домом. После того, как я узнал жестокую и подлую историю города Моцарта я тут же утратил безвозвратно свое туристическое к нему отношение. И я жалею об этом, сказал я им со сцены.

Позавчера писал своему хорошему знакомому в Одессе. А он хороший человек. Большой и очень сильный, добрый. Мы знаем друг друга больше десяти лет. Я часто им восхищался и даже не раз писал про него. Я написал ему вчера сообщение о том, что волнуюсь, переживаю. А получил от него короткое послание о том, что он на Греческой, загоняет «ватников». Я не понял, что означает это слово, а он мне написал – это те, кто за Путина – и те, кто хочет в Расею.

Я очень удивился, и это слабо сказано. Я понял, что там творится страшное и написал простую просьбу: «Дружище, пожалуйста, будь осторожнее и прошу: не убей никого. Не бери грех на душу. Ты большой и сильный человек».

Спустя пару часов мы узнали о страшной беде и сгоревших людях. На мои вопросы о том, что там произошло, уже была тишина. Я волновался. На следующий день он мне прислал ссылку на украинские информисточники, где было написано, что все в Доме профсоюзов устроили российские провокаторы, сами себя подожгли, а украинские активисты аки ангелы спасали кого могли.

Я написал товарищу, что сожалею о том, что и его руки теперь в крови. Он мне ответил самым отвратительным образом, что у меня с головой не в порядке. Я ответил, что сейчас с головой не в порядке у всех, и что я не исключение. Но что у всех тех, кто своих соотечественников называет «ватниками» и «колорадскими жуками», у всех без исключения после одесских событий руки в крови и в пепле. На что он мне ответил, что это 95% украинцев. Последнее, что я написал ему: «Тогда оставайся в большинстве. Большинство успокаивает».

После этого я удалил его номер из телефонной книги. Делал я это не в сердцах, делал я это самым странным образом спокойно, с большим сожалением, но понимая, что больше с этим человеком я никогда не смогу разговаривать, как прежде. Теперь я его боюсь и не забуду этого страха. И темного, бездонного гнева и ненависти, которые я увидел в нем, я тоже не забуду.

Да… Отсутствия всякого сомнения, сожаления и раскаяния я тоже в нем забыть не смогу.
Несправедливость! Несправедливость!!! Вот, что сейчас меня буквально душит.
Хотя я прекрасно знаю, что справедливости как таковой вообще не существует.
Справедливости не существует, а несправедливость душит.

Несправедливость одностороннего и тем самым жестокого взгляда на происходящее и такая же жестокая оценка событий в мировых СМИ. По БиБиСи не показали самых страшных кадров, какие я видел за последнее время… Не показали то, как подонки, которые снимали на мобильные телефоны задохнувшихся людей в здании Дома профсоюзов, своими мерзкими голосами, говоря между собой по-русски, комментировали увиденное. По CNN не показывали, как закопченых мертвых людей называли неграми, считали трупы и кричали Слава Украине. По немецким каналам не было показано радости какого-то подонка, который обрадовался, когда у одного из погибших в кармане сработал мобильный телефон.
В Европе и Америке не увидят самодовольного и снятого без всяких сомнений в своем праве на содеянное видео того, как обшаривают трупы, вынимают из карманов убитых то, что в эти карманы положили еще недавно живые люди. Этой дьявольской темной радости не покажут. А мы ее видели. Я это видел. Мне после этого дышать нечем.
Несправедливость заключается в том, что есть полное ощущение, что Дмитрий Киселев со всей своей командой 17-го февраля взял и переехал в Киев. И ничего нового не стал выдумывать.

Повторяется же все один в один, но только теперь с Украинской стороны. Но повторение всегда будет более грубым и пошлым. И как ни странно еще более лживым.
Ну как же не стыдно-то? Как не стыдно всем и каждому, кто продолжает верещать по поводу повсеместного присутствия длинной руки Москвы и Кремля? Неужели не стыдно за то, что утверждая, что во всем виновата Россия и Путин Вы расписываетесь в том, что сами ничего не можете сделать. Даже подлость, гнусность и жестокость.
Сами-то вы где, украинцы? Сами-то вы что? Вы прячете свои лица за масками… Про лица – это вообще отдельный разговор.

Как так случилось, что из большой и очень красивой в сущности нации вы выбрали тех, кто сейчас вас представляет? Где вы отыскали такую рожу, как Турчинов? Человек-рыба, человек-скалярия. До позавчерашнего дня я на него без смеха смотреть не мог.
Самовлюбленный идиот, которому кажется, что он мачо. Человек без подбородка, отпустивший щетину. Да это диагноз! А когда его показали в военной форме, да еще и с биноклем… А в полосатом костюме он просто выглядел как пародия на персонажа из «Крестного отца»! Где вы такого отыскали? Но в последние три дня не могу на него смотреть со смехом. Потому что теперь он для меня военный преступник и никто иной. Где вы нашли Яценюка? Где вы взрастили Наливайченко? И фамилии-то все какие-то убогие. Мелкие.

Как так случилось, что внешнеполитическое ведомство США и Европы представляют только озлобленные, отчаянно некрасивые, никем не любимые и неудовлетворенные бабы? На уровень которых спущен столь страшный и запутанный конфликт? Одна Псаки чего стоит, с говорящей фамилией. Эти озлобленные тетки, как будто мстят Украине и России, все усугубляя и запутывая… Мстят за то что украинские и российские женщины красивы и их много.

Несправедливо всегда, когда всем миром на одного… А именно так и происходит. Но чем яснее это становится, чем жестче несправедливость, тем глупее и бездарнее, а главное, беспомощнее, выглядят Обама и Меркель и все остальные европейские гномы. Тем талантливее становятся обороняющиеся.

Как много талантливого, остроумного и даже изящного было на Майдане, когда он был в плотном кольце и когда ощущал ежедневный натиск. Я там был. Там были прекрасные, талантливые лица. Где это все? Где то коллективное творчество, которое было необходимо, чтобы чувствовать свое достоинство и силу в осаде? Во что все это вылилось? Как бездарно все потеряно и в какие омерзительные формы переродилось.
С каким восторгом мне ребята на Майдане показывали издалека коменданта Майдана и говорили про то, какой он сильный, разумный и мудрый человек. Где теперь его мудрость?

Теперь Россия в осаде. В осаде во многом и по собственной вине и по собственной глупости и по причине неуемных амбиций. Но в осаде оголтелой и бессмысленной. И вот теперь я вижу много талантливого, остроумного и совсем не злого. Мы почти меняемся ролями…

И я представить себе не мог еще два месяца назад, что напишу то, что только что написал.

А еще я скажу, что национализм – это национализм, и его ни в какие другие цвета не перекрасить. А фашизм – это фашизм и он не имеет никаких оправданий. Никаких и ничем! Как вы, милые мои друзья, допустили, что у вас в вашей прекрасной стране теперь столько вооруженных фашистов? А Ярош — фашист и Тягнибок – фашист.
И нет сейчас в вашей стране руководства, про которое можно было бы сказать как о руководстве. Потому что это «руководство» не может руководить и ненавидит целые регионы, а еще до сырости в штанах боится националистов и фашистов.

Руководство ваше крутится, как вошь на гребешке, а эти люди приехали не из Москвы, ими руководят не из Кремля. Ярош и Тягнибок не агенты российских спецслужб и не русские провокаторы, БТРы в Славянске и Краматорске советского производства, но это не российская армия. Эта жестокость в Одессе – это жестокость каждого отдельного одессита.

Хватит во всем обвинять Россию. Нас есть кому обвинять в мире. На себя хоть чуточку оглянитесь! Признайте, что вы суверенная страна и тогда сами в себе усомнитесь и устыдитесь. А мы в России в изоляции и информационной осаде будем с достоинством и радостью, а главное, без всяких сомнений, праздновать любимый с детства праздник День победы.


Источник: "КП "