Лента: Общество

Более 500 тысяч сирот воспитываются в семьях россиян

Уходящий год можно назвать годом решения проблем сиротства – столько документов было принято, чтобы сократить детдомовское население России.

Упростились забюрократизированные процедуры опеки и усыновления, добавились материальные стимулы для приемных родителей, для них создаются специальные школы. Общую стоимость госпакета всех этих мер вице-премьер Ольга Голодец оценивала в 40 миллиардов рублей. Сбылись ли ожидания: у нас стало меньше сирот? Меньше казенных приютов? Итоги года "РГ" подводит с Уполномоченным при президенте РФ по правам ребенка Павлом Астаховым.

Павел Алексеевич, хотя в канун Нового года хочется слышать только хорошие новости, по такой тяжелой теме, видимо, в первую очередь говорить приходится о ее болевых точках. Сегодня у нас детей-сирот по-прежнему непозволительно много. Можете назвать цифру?

Павел Астахов: На начало 2013-го 643 757 детей, в 2012-м было 654 тысячи, – уменьшение около 11 тысяч. Да, разница не так велика, как хотелось бы. Но статистика дело лукавое, есть и другие цифры, которые показывают, что ситуация – да, медленно, да тяжело – но исправляется. Причем этот ее тренд в последние годы постоянен. Тут надо напомнить, что в эти пугающие обывателя 600 с лишним тысяч входят и все лишенные родительской опеки дети, которые растут не в казенных госучреждениях, а в замещающих семьях. Например, в том же прошлом году в приемных, опекунских, патронатных семьях воспитывались 516 592 ребенка. За весь этот год статистики еще нет, но, по подсчетам Минобрнауки, в 2013-м еще почти 65 600 "государственных" детей станут "домашними". В прошлом году в семьи удалось устроить меньше – 58 800 ребят. И в этом тоже проявляется тот тренд, о котором я сказал: наши граждане стали охотнее принимать в свой дом сирот.

Какие еще назовете приметы уходящего года, говорящие о том, что ситуация меняется к лучшему?

Павел Астахов: У нас тут с вами выстраивается разная логика. Вы, как и многие ваши коллеги и другие люди, хотите видеть результаты за этот год в связи с принятыми в 2013-м законами и указами. Но президент России еще в 2006-м году поставил задачу: сокращение числа детских домов за счет устройства детей в семьи. И итоги этого года – это итоги пяти-шести лет работы, а может и больше. Когда, к примеру, число детей в сиротских домах ежегодно снижалось, а число замещающих семей увеличивалось – хоть по одному проценту, но каждый год. То, что наблюдается всплеск семейного устройства в 2013-м – 6,7 процента – это замечательно, значит, все эти меры , дополнительные к тому, что уже было сделано – помогли.

Неловко говорить о детских судьбах суконным языком процентов, но назову еще несколько цифр, чтобы люди понимали: Россия не так быстро, как мечтается, но последовательно идет к тому, чтобы дети, оставшиеся без родителей (а такое будет всегда, жизнь есть жизнь) росли бы не в казенных домах, а в хороших семьях. За последние пять-шесть лет всех интернатных детских учреждений в стране – а это и детдома, и дома ребенка, и школы-интернаты – стало меньше почти на 40 процентов. На те же 40 процентов меньше стало прибавляться новых – выявляемых за год – сирот. В 2008-м таких было аж 115 627 детей, в 2012 – меньше 75 с половиной тысяч. Такое снижение – за счет того, что почти вдвое реже стали лишать людей родительских прав. Не всех плохих родителей можно исправить, но лишение родительских прав – а значит, лишение самого ребенка семьи, родных – должно быть все-таки крайней, чрезвычайной мерой.

А эти добавившиеся в 2012 году 75 тысяч сирот, видимо, сироты социальные?

Павел Астахов: Почти 84 процента. И вот здесь – надо бить тревогу: все последние годы идет рост числа детей-сирот при живых родителях. Пять лет назад таких было 74 процента. Это опасная тенденция. Как и то, что матери стали чаще отказываться от своих новорожденных. В прошлом году более 6 тысяч детей остались в роддомах в первый день жизни.

А с возвратами детей в детдома усыновителями и приемными родителями что у нас?

Павел Астахов: А вот возвратов каждый год все меньше.

Ольга Голодец называла цифру по прошлому году – больше чем от 4,5 тысяч ребят, отказались…

Павел Астахов: На самом деле вице-премьеру дали цифру неправильную. Их больше было. Я честно скажу, это действительно серьезный брак в работе. Но надо понимать, что среди этих "отказников" абсолютное большинство – дети из-под так называемой безвозмездной опеки. Это не приемные, не патронатные семьи и не усыновители. А что такое эта опека? Это 70-летняя бабушка, чью дочь-пьяницу или наркоманку лишили родительских прав, пришла и говорит: отдайте мне внучку, я ее буду воспитывать. Ей отдают 15-летнюю внучку. А внучка пьет, курит, матерится, а еще и дерется. Год прошел, не справляющаяся с внучкой бабушка возвращает ее государству. То есть в детдом... А из 4,5 тысячи возвратов в 2012 году отмен усыновлений было 75. У нас только в 2011-м почему-то был всплеск отказов усыновителей – 114 случаев. В этом году, могу поспорить, возвратов детей будет еще меньше, тем более усыновившими.

Если говорить об усыновлениях сирот, здесь цифры скромные…

Павел Астахов: Шесть-семь тысяч в год. Усыновление – самый лучший вариант для ребенка и самая жесткая юридическая форма ответственности для усыновителя. Но сегодня найти усыновителей для всех детей невозможно. Потому если мы хотим, чтобы у нас было как можно меньше "детдомовского" детства, чтобы как можно меньше было в России казенных домов для детей, нужно развивать все формы семейного устройства. С начала этого года правительство разрабатывает законопроект о новом институте профессиональных приемных родителей, которые будут иметь соответствующее образование, подготовку, лицензии. А органы опеки будут иметь возможность сразу передавать ребенка в замещающую семью, а не запихивать его в приют или детдом. Это то, что спасло всю Восточную Европу, Польшу, Чехию, Словакию, Венгрию, Болгарию – профессиональная приемная семья. Когда родители-воспитатели по трудовому договору работают. У нас сегодня есть такая форма, но только в социальных деревнях, таких, как известная детская деревня-SOS в подмосковном Томилино. Почему нам так важно ввести эту новую форму семейного воспитания сирот? Нынешние воспитатели в приемных семьях работают по гражданско-правовым договорам. А это означает, что, к примеру, больничный по уходу за заболевшим ребенком они не получают. И если взяли в семью малыша до полутора лет, ежемесячное пособие по уходу за ребенком им тоже не положено. И вознаграждение за их труд зависит от региона, где они живут. Приезжаю в конце прошлого года в Забайкалье и вижу, что вознаграждение приемного родителя за воспитание одного ребенка – 2 тысячи 540 рублей. За двух – 5 тысяч 70 рублей.

И в этом году законов и указов они ничего не повысили?

Павел Астахов: Сомневаюсь. Как вы считаете, за 2 тысячи 500 рублей можно растить ребенка? А в Москве получают 19 тысяч. А в Краснодаре – 20 тысяч. А в Ханты-Мансийске – 24 тысячи 750 рублей.

И что нам с этим неравенством делать? Может ли быть какой-то федеральный стандарт?

Павел Астахов: Не может. Потому что каждый регион, каждый субъект по-своему устанавливает эти нормы. Исходя из своих бюджетов, числа сирот, числа приемных родителей. И исходя из того, как относится губернатор к сиротам и их проблемам. Губернатор сидит и так решает. Слава богу, президентским указом введена сейчас личная ответственность глав регионов за долю детей, возвращенных в родную семью и устроенных в замещающую. В январе буду докладывать президенту, как указ выполняется. Посмотрим, у кого какие доли сирот и кто у нас худший, а – лучший за год. Потому что 28 декабря год назад указ принят – значит будьте любезны отчитаться. Поэтому мудрый губернатор, который этим еще вчера не занимался, но понимает, что с него спросят, знает, что ему нужно сделать: как минимум на два, а то и на четыре года принять программу. В которой он должен предусмотреть все, – как трудоустроить сотрудников из сокращаемых детдомов, куда пойдут из этих же детдомов дети и сколько из них можно устроить в семьи.

Закон Димы Яковлева, годовщину которого отметим уже на днях, сказался не только на американцах – международное усыновление у нас оказалось практически заморожено. Свою лепту внес и принятый в июне этого года закон, запрещающий усыновление детей одинокими гражданами тех государств, в которых однополые браки разрешены законом. В связи с этим власти тех стран, в которые последние два десятилетия усыновлялись наши сироты, высказывают обеспокоенность и надежду на изменение такого положения. Что-то у нас будет меняться в этом плане?

Павел Астахов: Объясняю. Страны, которые вели более 20 лет иностранное усыновление российских детей, своевременно не озаботились одним простым вопросом, который задавался практически всем странам, начиная с 2005 года: о необходимости заключить двустороннее соглашение.

Мне кажется, о таких соглашениях заговорили только недавно.

Павел Астахов: Почему же Италия в 2008 году подписала? Почему президент Путин в 2006 году американцам ставил этот вопрос, когда там трое детей погибли за год?

Со всеми странами этот вопрос стоял. Не заключили этих соглашений, не разработали, а сейчас вдруг разводят руками и говорят: "А как же так, оказывается, если нет соглашения, то по новому Семейному кодексу мы вообще не можем усыновлять ваших сирот". Да, коллеги, так пошевелитесь! Где соглашение? Если вы приняли закон, который разрешает однополые браки или партнерства – тем более озаботьтесь этим вопросом. Заключайте договор и там прописывайте гарантии от переусыновлении в такую семью. Где эти уважаемые мужи иностранные? Почему раньше соглашение не заключали? А было все хорошо. Было все непрозрачно, замечательно. Приехал, взял, уехал. У нас что, конвейер по производству детей на экспорт? У нас же не сиротский конвейер, мы же не доноры вечные.

В том, что нет таких соглашений, видимо, не только иностранцы виноваты, но и наша сторона тоже. Почему мы жестко не поставили это условие?

Павел Астахов: Сегодня другие люди пришли в министерство образования, которое является госоператором по иностранному усыновлению. Они теперь разрабатывают закон, последний год только этим и занимаются. А те, кто раньше этим не занимался, кому было удобно в мутной воде ловить рыбу, выдавая лицензии западным агентствам по усыновлению, ушли. Я, кстати, президента Медведева спрашивал: как юрист скажите мне, почему все иностранные юрлица, работающие в России, аккредитовываются через Минюст, кроме иностранных агентств по усыновлению, почему они в Минобре аккредитовываются? Он говорит: я не знаю, сам не понимаю, почему так.

Все же что у нас с двусторонними соглашениями на сегодняшний день и в перспективе?

Павел Астахов: Из стран, с которыми они действуют – Франция и Италия.

В этих соглашениях заложена норма, которая не позволяет переусыновление детей однополыми парами?

Павел Астахов: Да, она обязана быть заложена. После того как французы легализовали однополые браки, мы в уже действовавший договор внесли соответствующее дополнение, гарантирующее, что наши сироты не окажутся в таких семьях.

В соглашение с Италией тоже внесли?

Павел Астахов: С Италией у нас все в порядке. Италия не признает однополые браки. Итальянцы сказали: никогда. А вот испанское соглашение как раз было готово к подписанию, когда Россия ввела это ограничение на усыновление детей геями. И когда мне испанцы говорили, что сложно это гарантировать, я отвечал: "А вы придумайте". В прошлую пятницу кабмин Испании одобрил подписание соглашения с Россией.

Готовим такие двусторонние договоры с Израилем, с Великобританией. Ирландцы оживились – ко мне приезжали их министр по делам семьи и посол Ирландии. До этого, год назад, они сказали, что никогда такое соглашение с нами не заключат, потому что оно противоречит конституции Ирландии. Я встречаю эту мадам-министр и говорю: вы тогда не будете получать детей. Она говорит: ну и не будем. И тут вдруг в феврале ко мне сами приезжают, в Москву. Говорят: все, мы конституцию изменим… А я – не обижая ирландцев – могу поспорить: это такой заход из Америки. В США живет треть ирландцев. Они запросто американские паспорта сохраняют и получают ирландские. Через Ирландию они смогут россиян усыновлять.

Павел Алексеевич, у нас Новый год на носу... Расскажите какую-нибудь рождественскую историю. Хорошую, с хорошим концом. Чтобы снежинки, чтобы маленький человек радовался.

Павел Астахов: Вы меня поймали врасплох, но у меня есть эти истории, конечно...

Рождественская история от Павла Астахова:

– Мне припоминается один случай, который со мной произошел на Сахалине. История не совсем рождественская – не под Рождество все происходило, но все равно... Я просто увидел девочку, которая жила в приюте. Из родной семьи ее забрали из-за жестокого обращения с ней отчима, бил ее очень сильно. Бил, и она терпела до последнего. Девочке было 13 лет. И вдруг мне говорят, что ей через неделю исполнится 14. "Оля, – говорю, – а есть у тебя какое-то большое желание, которое ты на Новый год загадываешь? Она говорит: "Я хотела бы медведя большого. А вообще у меня есть одна мечта, но, наверное, она никогда не сбудется. Я хочу на лимузине покататься. С лентами и с куклой. На котором на свадьбе возят". Короче, мы просто пошли и заказали ей южно-сахалинский лимузин. Заказали торт, причем его сделали местные ребята. Я уже уехал, мне потом из приюта позвонили в Москву и рассказали. Она ни о чем не догадывалась. Утром к приюту подъехал лимузин с тортом и с огромным медведем. Девочка была счастлива.


Источник: "Российская Газета "