20 августа 2013 года постановлением правительства РФ учреждена федеральная целевая программа «Укрепление единства российской нации и этнокультурное развитие народов России (2014 – 2020 годы)» (ФЦП). По просьбе нашего сайта основные идеи и положения этой ФЦП обсуждают гендиректор Центра проблемного анализа и государственно-управленческого проектирования Сергей Кара-Мурза и эксперт Центра Оксана Куропаткина, авторы монографии о проблемах нациестроительства в России, которая готовится к изданию.
Публикуем первую часть из цикла бесед, посвященных ФЦП.
Сергей Кара-Мурза: Эта программа давно ожидалась, и ее подготовка — важный шаг. Сама разработка такой программы и ее обсуждение прояснят многие вопросы, еще больше вопросов поставят и дадут пищу для ума миллионам наших граждан. Уже это сильно оздоровит обстановку, развеет часть тумана, которым покрыты проблемы этноса, нации, национальных отношений. Будут споры и критика, но не бесплодные дебаты об идеологических фантомах и утопиях — о практических шагах, которые будут понемногу вводить отношения всех наших народов в русло нормальной стабильной жизни. А реализация ФЦП даст новый опыт и поднимет нас на новый уровень понимания. Эта программа — первая операция в целой необходимой серии, можно сказать, осторожная разведка.
Давайте поговорим без гнева и пристрастия.
Наверное, нам придется сделать несколько раундов обсуждения, чтобы не свалить все замечания в одну кучу.
Первое мое замечание — к «облику» ФЦП. Удивляет само название. Зачем в нем соединены две цели не просто разные, но, с первого взгляда, «разнонаправленные»? Цель «укрепление единства российской нации» требует укрепления общего для всех народов России ядра интересов и идеалов, а «этнокультурное развитие народов России» направлено на усиление самобытных, особых черт каждого народа, акцентирования специфики, различий интересов и идеалов. Обе эти цели достигаются в их «борьбе и единстве», обе стороны этого противоречия находятся в нынешней России в растрепанном состоянии, и их надо укреплять. Но трудно представить, как это можно делать в рамках одной программы. Создается впечатление, что к разработке программы совсем не привлекались антропологи и этнологи.
В постановлении и тексте ФЦП не сказано ни о масштабе этой программы, ни о ее статусе в ряду других программ. В действительности эта программа по своей структуре может быть только общенациональной (как раньше говорили, общенародной), ибо связи, соединяющие людей и народы в нацию, плетутся во всех без исключения сферах и закоулках жизни России. Не может никакое отдельное министерство разработать и выполнить такую программу, да еще к понедельнику 2020 года. Раньше хоть был Госкомнац, надведомственная структура, но и то он был всего лишь штабом, а «рода войск» составляли все элементы государства и общества. В результате действия, предусмотренные ФЦП, разумные и полезные сами по себе, по отношению к поставленной цели несущественны и даже маргинальны. Они не касаются тектонических, массивных процессов, которые уже почти 30 лет бушуют в самосознании всех народов России. Эффект от этнографических фестивалей и от «распространения знаний об истории и культуре народов Российской Федерации» ничтожен по сравнению с действием экономических и социальных факторов.
Вызывает удивление тот факт, что в ФЦП нет вводного «теоретического» раздела, где были бы объяснены причины, которые заставляют предпринять такую программу, а также изложены представления о предмете программы. Как в этой ФЦП понимается этничность и какие силы, по мнению разработчиков, собирают этносы в нацию? Какую доктрину сборки нации (из известных в истории) выбрало правительство РФ и положило в основу ФЦП? Какие политические, социальные и культурные механизмы демонтировали прежнюю нацию (советский народ) и какими средствами предполагается (если предполагается) остановить действие этих механизмов?
Вот главный тезис, из которого выводится смысл ФЦП: «Традиционные формы духовности и этнической культуры народов России являются основой общероссийской идентичности». Это крайне сомнительное и странное утверждение никак не обосновано ни исторически, ни логически.
Ведь на наших глазах за три-четыре года общероссийская идентичность дала трещины, хотя традиционные формы духовности и этнической культуры исчезнуть за такой короткий срок не могли. А что мы видим в истории? Малые народы стремились присоединиться к России, чтобы не быть поглощенными более мощными и агрессивными соседями или колонизаторами. Какие особые формы духовности и этнической культуры побудили татар собрать добровольное войско для войны с единоверцами-турками в момент Крымской войны? Мотивы собраться в советский народ и отвергнуть своих националистов тоже были фундаментальными — это обеспечивало защиту в период мировых войн, быстрое экономическое и культурное развитие и социальную справедливость.
И в Российской империи, и в СССР основой единства народов было «стремленье ввысь, братающее нас», а не такие эфемерные сущности, как «традиционные формы духовности и этнической культуры».
Даже напротив, эти «традиционные формы» народы сохраняют даже в состоянии регресса и архаизации, а вот для овладения современными формами духовности и культуры было необходимо войти в Россию или СССР и в складывающиеся в них нации.
В ФЦП признается, но не объясняется факт: «Произошла замена единой советской идентичности различными, часто конкурирующими формами региональной, этнической и религиозной идентичности». Но ведь очевидно, что причины такой «замены» кроются в том, что авторы программы назвали «фоном»: «На фоне глубоких общественных трансформаций по формированию свободного и открытого общества, а также рыночной экономики в постсоветской России проявились кризис гражданской идентичности, межэтническая нетерпимость, сепаратизм и терроризм».
Этот «фон», созданный «формированием свободного и открытого общества, а также рыночной экономики», видимо, предполагается сохранить, но при этом «укрепить гражданское и духовное единство российской нации». Представляется, что эта цель утопична. Именно специфические «свободное общество и рыночная экономика», возникшие в 1990-е годы в России, непрерывно разрывают социальные и культурные связи между людьми и таким образом «рассыпают» нацию и входившие в нее народы.
Здесь — камень преткновения всей этой программы. А значит, нельзя уповать на «традиционную духовность», а надо в режиме диалога изобретать и отбирать новые социальные формы, одновременно «принуждая к миру» сильных мира сего.
Оксана Куропаткина: Вы, Сергей Георгиевич, уже привели одну цитату из ФЦП, на которой я бы хотела остановиться подробнее. Говорится, что «произошла замена единой советской идентичности различными, часто конкурирующими формами региональной, этнической и религиозной идентичности». Действительно, есть активные попытки этнизации регионов: появились особые «южнороссийская» и «сибирская» идентичности, в особый народ выделяются два русских субэтноса — поморы и казаки.
Однако, во-первых, программа не объясняет, почему такие попытки получают часто поддержку государственных научных институтов (так, конференция по «южнороссийской» идентичности прошла в Ростовском государственном университете при спонсировании США).
Во-вторых, не говорится об общем внешнеполитическом контексте искусственного формирования новых идентичностей: это — ползучая практическая реализация странами Запада доктрины Збигнева Бжезинского, который заявлял о необходимости превратить Россию в «свободную конфедерацию, состоящую из европейской части, сибирской и дальневосточной республик».
Самое же главное — не говорится об основной причине роста «малых» идентичностей, в частности, этнического: подавлении державного, гражданского национализма, который объединял и имперскую, и советскую полиэтничную нацию. Вместо него была создана множественная система агрессивных этнонационализмов, которые стали разделять как народы между собой, так и родственные этнические группы отдельных народов (например, горных и луговых марийцев, морзян и экшан в составе мордвы) — иногда с откатом их к племенной и родоплеменной структуре.
Этнонационализма не избежал и государствообразующий народ — русские. Сдвига большинства русских к этнонационализму пока не произошло, но к этому их толкают непрерывно.
Немалую роль тут сыграли и «патриоты», отвергавшие имперское устройство России. Исходя из представлений этнонационализма, они пытались доказать, что сплотившиеся вокруг русского ядра нерусские народы Российской империи, а затем СССР, истощают жизненные силы русского народа — грубо говоря, «объедают» его. Подливает масла в огонь и фактор «вытеснения» русских в Поволжье и особенно на Северном Кавказе, и незаконная трудовая миграция. Она обозначена как фактор, но не указано, что дело не столько в «глобальном и трансграничном характере», сколько в том, что, во-первых, государство перестало контролировать потоки межэтнической миграции, а во-вторых — что ряд регионов РФ погрузился в социальное бедствие, которое вытолкнуло оттуда массы людей в поисках заработка. Когда в русской среде оказываются приезжие русские или похожие на них чуваши, этого почти не замечают. Появление общины с Кавказа вызывает болезненную реакцию даже независимо от сопутствующих факторов — таких как экономическая конкуренция с местными, преступная деятельность «чужого типа» и пр. Возникает общая почва для конфликтов, и достаточно искры, чтобы он вспыхнул.
Скорее всего, никакого политического проекта на основе русского этнонационализма не возникнет, однако как средство стравливания народов России и углубления расколов в русском ядре эта программа представляет актуальную и фундаментальную угрозу для России, о которой в ФЦП ничего не сказано.
Что касается религиозного фактора и «религиозно-политического экстремизма», выделенных особо (наряду с этническими) авторами Программы, то следует отметить, что их значение преувеличено. Если бы российское общество в целом не было светским и в основном равнодушным к проблемам религии, можно было бы сказать, что религиозный фактор имеет самостоятельное, особое значение как почва для сепаратизма. Однако это не так. В современной России общество признает авторитет церкви скорее пассивно, как некоего оплота национальной традиции, а не как авторитетного лидера, к мнению которого по конкретным и важным вопросам реально прислушивается большинство.
Однако религиозность может интегрировать небольшие этнические общности, особенно те, которые переживают социально-экономический и социально-культурный кризис. В этом случае религиозность как маркер этничности становится настоящим знаменем. Знаменем всех порабощенных, угнетенных и обиженных. Религиозность в данном случае придает экзистенциальное измерение социальным и этническим обидам, она придает тем, кто поднимает это знамя, уверенность в абсолютной истинности своей позиции. Религия дает целостное мировоззрение, и в него можно втиснуть и социальную, и этническую программу. Таким образом, религиозный фактор придает абсолютность и остроту сепаратистским настроениям, но вовсе не создает их сам по себе.
Программа указывает путь решения проблемы дезинтеграции: «Необходимо обеспечить сохранение и приумножение духовного и культурного потенциала многонационального народа Российской Федерации на основе идей единства и дружбы народов, межнационального (межэтнического) согласия, российского патриотизма».
Не разъясняется, однако, что такое «российский патриотизм» и «дружба народов», какая именно модель межэтнического общежития предлагается обществу. Ничего не говорится и о том, почему для России неприемлем мультикультурализм, поэтому встречаются утверждения, которые косвенно его поддерживают:
«Важную роль в укреплении российского патриотизма играет поддержка патриотических и историко-культурных традиций российского казачества, в состав которого входят представители многих народов России».
Непонятно, зачем нужно было выделять возникший заново субэтнос, и без того претендующий на особый статус. Из этой же серии — вывод, что «практическая сторона реализации мер в сфере государственной национальной политики требует повышения роли общественных институтов, в том числе национально-культурных и религиозных организаций». В условиях рыхлой общегражданской идентичности любое искусственное усиление и без того сплоченных общностей со своими ценностями и интересами приведет к угрозе для большого и пока инертного сообщества, породит противостояние этих малых групп и/или приведет к возникновению гетто на их основе. Подобные процессы наблюдаются в западных странах, где принята доктрина мультикультурализма.
Впрочем, активного сотрудничества национальных и религиозных объединений в нациестроительстве это не отменяет: необходимо лишь четко обозначить их место. Государство — актор, несущий главную ответственность за собирание нации на основе, приемлемой для большинства (верующих и неверующих, представителей государствообразующего этноса и «малых» народов), и обеспечение безопасности своих граждан. Для любых же общественных объединений эти задачи — второстепенны по отношению к их основным функциям (сохранению этнического самосознания, решению вопросов смысла жизни, спасения души и т.д.).
Продолжение беседы
Источник: "Центр проблемного анализа "