Сергей Кара-Мурза, генеральный директор Центра проблемного анализа и государственно-управленческого проектирования, о предстоящей реформе Академии наук:
В связи с планами реформы Российской академии наук президиум РАН поручил институтам высказаться по дюжине вопросов. Мне поручили ответить по пункту 8, содержащему три вопроса (немного странных, но ничего не поделать). Я подумал, что эти вопросы и ответы могут представить какой-то интерес нашим читателям.
1. Взаимодействие фундаментальной и прикладной науки
Хотя фундаментальные и прикладные исследования являются неразрывно связанными и взаимодействующими частями науки как целостной системы, можно выделить следующие специфические функции, которые в основном сконцентрированы в подсистеме именно фундаментальных исследований:
— Научное сообщество этой подсистемы — хранитель и надзиратель социальных и культурных норм научной рациональности. Даже шире — это сообщество служит «полицией нравов интеллигенции» в сфере рационального мышления. Сейчас наука сильно ослаблена и выполняет эту функцию в отступлении.
Разгром РАН, которым обернется нынешняя реформа, переведет кризис рациональности российского общества и государства в режим демодернизации. Эту угрозу нельзя замалчивать.
— Социальная организация и культурные основания фундаментальных исследований позволяют, в отличие от прикладных исследований с их жесткой «ориентацией на цель», прилагать значительные усилия для разработки методологии, то есть, для создания новых познавательных средств науки в целом (понятий, теорий, методов). Более того, именно в фундаментальных исследованиях осваиваются новые познавательные средства, созданные в мировой науке, которые уже затем переносятся через личные контакты в подсистему прикладных исследований. Разгром РАН резко ускорит падение методологического уровня всей науки и образования в России.
— Структура фундаментального исследования вынуждает прилагать больше усилий, нежели в прикладных исследованиях, в рефлексии — осмыслении развития своей и смежных областей знания в большом диапазоне времени. Это — необходимое основание для предвидения, предчувствия «беременности открытием». Разгром РАН резко ускорит деградацию культуры рефлексии и предвидения во всей российской науке, не говоря уж о госаппарате.
— Известно, что в целом фундаментальные исследования финансируются государствами и корпорациями не для того, чтобы они сделали ценное открытие, а для того, чтобы они распознали такое открытие (в его младенческом возрасте), сделанное в любой части мира. Распознав его, отечественная лаборатория фундаментальных исследований сообщает о нем и объясняет его смысл коллегам в лабораториях прикладных исследований.
Фундаментальные исследования — глаза и уши национальной науки,
рецепторы для улавливания сигналов из всей мировой науки. Разгром РАН сделает остатки российской науки слепыми и глухими.
2. Взаимодействие фундаментальной науки с бизнес-структурами
Во взаимодействиях с бизнесом прикладные исследования ориентированы на прагматическую цель («экономическую эффективность»), а фундаментальные исследования — на истину. Они автономны от ценностей бизнеса и исследуют важные для него стороны реальности беспристрастно. Знание, получаемое при таком целеполагании, может быть бесполезно для решения конъюнктурных задач бизнеса, но необходимо для стратегических решений, особенно в моменты исторического выбора.
Самое главное, что фундаментальные исследования выявляют ограничения, формулируют запреты — предупреждают о том, чего нельзя делать.
Ограничения (и объективные, как природные, и субъективные, как культурные) — категория более фундаментальная, чем цель.
Знание ограничений экономит для бизнеса огромные средства, а иногда и влияет на судьбу бизнесменов.
Именно в рамках фундаментальных исследований (как в естественных, так и в общественных науках) в конце 1980-х и в начале 1990-х годов были сделаны предупреждения о принципиальных ошибках, заложенных в основу доктрины социально-экономической реформы. Эти предупреждения игнорировались предпринимателями, которые были наделены огромной собственностью в ходе приватизации. Почти сразу же те риски, на которые указывали отечественные и западные ученые, реализовались как угрозы и погрузили Россию в самый глубокий и продолжительный кризис в истории индустриальных обществ. Россия пережила беспрецедентный процесс деиндустриализации, который нанес населению тяжелую культурную травму и привел к массовым страданиям.
Но и сегодня игнорируется огромный массив эмпирического знания, накопленного за 25 лет в социологии, культурологии и экономической науке. Это частично компенсируется здравым смыслом и опытом практиков, однако без помощи систематизированного научного знания выйти из кризиса российскому обществу, находящемуся в состоянии дезинтеграции, будет очень трудно.
Сам российский бизнес переживает глубокий кризис легитимности, преодолеть который принципиально невозможно без выработки этической платформы, совместимой с культурными устоями большинства населения.
Но эта программа немыслима без участия фундаментальной науки, причем на широкой междисциплинарной основе. Тот провал, в который угодил бизнес в 1990-е годы, во многом был предопределен незнанием, непростительным для общностей, претендующих быть российской экономической элитой.
Разгром РАН очень надолго лишит бизнес шансов на выход из этого состояния.
3. Участие организаций фундаментальной науки в инновационной деятельности
Вопрос поставлен неопределенно и, возможно, некорректно. Чаще всего, само понятие «инновационной деятельности» трактуется неприемлемо узко.
В настоящее время Россия переживает период нестабильности, кризиса и переходных процессов. В это время на науку возлагаются совершенно особые задачи, которые в очень малой степени могут быть решены за счет зарубежной науки, а чаще всего в принципе не могут быть решены никем, кроме как отечественными учеными. Например, в условиях кризиса и в социальной, и в технической сфере возникают напряженности, аварии и катастрофы. Обнаружить ранние симптомы рисков и опасностей, изучить причины и найти лучшие методы их предотвращения может лишь та наука, которая участвовала в формировании этих техно- и социальной сфер и «вела» их на стабильном этапе.
В условиях острого кризиса возникает необходимость в том, чтобы значительная доля отечественной науки перешла к совершенно иным, чем обычно, критериям принятия решений и организации — стала деятельностью не ради процветания, а ради «сокращения ущерба», даже условием выживания страны, общества, государства. Это требует иного типа научной политики — включая ее институты, язык, критерии, обязывает выявить и изложить ту новую систему рисков и опасностей, которая сложилась в России.
Трудность перехода к адекватным критериям заключается в том, что полезность исследований, направленных на предотвращение ущерба, в принципе не только не определяется, но даже и не осознается именно тогда, когда данная функция выполняется наукой удовлетворительно. Пока нет пожара, многие склонны рассматривать содержание пожарной команды как ненужную роскошь — если бы не коллективная память. Наука, которая имеет дело с изменяющейся структурой рисков и опасностей, опереться на такую коллективную память не может.
Сложность научной политики сегодня в том, что надо решить две задачи. Первая — обеспечить
возможность восстановления науки после выхода из кризиса, а вовсе не ее способность «создавать конкурентоспособные технологии» сегодня.
Надо гарантировать сохранение «культурного генотипа» науки России, иначе, быть может, ее будет невозможно возродить ни за какие деньги. Вторая задача определяется тем, что как раз
в период кризиса возрастает необходимость в новом научном знании, добытом именно отечественными учеными и именно в критических для России областях.
Противоречие в том, что эти задачи решаются по-разному, обе требуют средств и новых социальных форм — истинных инноваций.
Для этого советский и мировой опыт дает достаточно методологического материала. Но это несовместимо с целями и процедурами нынешней блиц-реформы РАН.
Источник: "Центр проблемного анализа "