Лента: Общество

       
От редакции. Для либеральной Америки сегодня – день торжества. Сегодня Верховный суд США отменил ограничения по налоговым льготам для лиц, находящихся в однополом браке в соответствии с законодательством других государств. Это еще один шаг к полной дискредитации традиционного иудео-христианского представления о браке как о сожительстве женщины и мужчины. Чем объяснить тот факт, что американская, тем более европейская, культура находится в плену у левой антихристианской идеологии? А консерватизм буквально вытеснен из интеллектуальных сред? Смогут ли американские консерваторы сопротивляться давлению лево-либеральных сред, или же «культурные войны» проиграны правыми окончательно? На эти темы корреспондент нашего портала Юлия Нетесова побеседовала с постоянным автором Terra America политическим философом Ли Харрисом.

– Уважаемый господин Харрис, будет ли верным наше допущение, что в 1970-е между консерваторами и либералами в США была заключена некая «большая сделка» (возможно, только de facto), согласно которой американские либералы получили практически эксклюзивное право направлять и контролировать культурную жизнь страны, а консерваторам досталась социальная и экономическая сферы?

– Нет, такой «сделки» никогда не было. На самом деле, начиная с 1970-х годов, среди консерваторов ведутся споры, как же так случилось, что либералы смогли завладеть «эксклюзивным правом направлять и контролировать культурную жизнь» США.

Возьмем, к примеру, крайне влиятельного «правого» комментатора Раша Лимбо. Для того чтобы объяснить, как либералы смогли достичь культурного господства в США, Лимбо возродил концепцию «культурной гегемонии», изначально разработанной итальянским марксистом Антонио Грамши. По словам Лимбо, радикальные движения, которые зародились в шестидесятых, вначале стремились завладеть политической властью прямо, но поняв тщетность такой тактики, они обратились к Грамши и придумали новый метод достижения господства. Вместо того чтобы преследовать цель достижения политического и экономического господства, они начали стремиться к контролю и господству над культурной жизнью Америки, проникая в научные заведения и средства массовой информации.

Идея была такова: тот, кто получил контроль над образованием и развлечением народа, тот получает и инструменты формирования и управления общественным мнением, задавая ему то направление, которое нужно.

Это объяснение господства либералов в культурной сфере вслед за Лимбо подхватили и многие другие консерваторы — его практически стали считать стандартным объяснением рассматриваемого феномена. Таким образом, отвечая на Ваш первый вопрос, «большой сделки» между либералами и консерваторами никогда не существовало. Более того, американские консерваторы склонны рассматривать доминирующее положение либералов в культурной жизни страны как результат виртуального заговора среди либералов (или социалистов), направленный на захват бастионов американской культуры.

Кроме того, наилучшим доказательством того, что никакой «Большой сделки» не существовало даже де факто, является то, что большинство американских консерваторов, вновь следуя за Рашем Лимбо, утверждают, что консерваторы должны вступить в прямое противоборство с либералами в борьбе за культурную гегемонию. Другими словами, тот факт, что США кажется загнанными в серию нескончаемых культурных войн, является лучшим доказательством того, что стороны конфликта никогда не могли достичь никакого мирного соглашения, как на бумаге, так и на деле.

Несмотря на то, что «большой сделки» не существовало, «большой раскол» между консерваторами и либералами был и остается, что демонстрируют упомянутые выше продолжающиеся американские культурные войны. Значимость этого раскола для американской политики – неоспорима.

Например, во время последних президентских выборов, кандидат от республиканцев Ромни очень старался дистанцироваться от вопросов, связанных с культурными войнами, например, от темы однополых браков или абортов, предпочитая говорить об экономике. Тем не менее, проблемы, вызывающие серьезные разногласия, продолжали преследовать его кампанию, как это случилось тогда, когда вопрос о «законном изнасиловании» попал в центр внимания СМИ из-за довольно глупого замечания, сделанного кандидатом в Сенат от республиканцев.

Можно ли считать, что как раз отсутствие такой «большой сделки» стало причиной кризиса политического консенсуса в США сегодня? Этот вопрос, однако, предполагает, что такая сделка, как минимум, возможна — но это крайне маловероятно. Это – правда, что в США есть много ключевых политических фигур, которые хотели бы положить конец этим беспрестанным культурным войнам и сосредоточиться на тех проблемах, по которым достигнуто общее согласие, например, необходимость восстановления и дальнейшего развития экономики. Именно это и пытался сделать Ромни в ходе последней избирательной кампании.

Но провал его попытки построить свою кампанию исключительно вокруг экономики является, возможно, лучшим показателем того, что политический консенсус не достижим, пока обычные американцы продолжают резко расходиться во взглядах по вопросам культуры.

Последнее замечание: тот факт, что такое расхождение во мнениях все еще существует, — это доказательство, по крайней мере для меня, что либералы на самом деле не получили «эксклюзивного права направлять и контролировать культурную жизнь» США. Если бы это право у них было, культурным войнам в Америке пришел бы конец.

На самом деле, большинство либералов утверждает, что теория Лимбо о культурной гегемонии либералов просто не соответствует действительности — и в этом я с ними соглашусь. В то же время, я считаю, что либералы оказали бы намного более сильное и непропорциональное влияние на американскую культуру, чем они сами готовы признать.

– Считаете ли Вы, что культурное наследие 1960-х обретет новую жизнь, благодаря переизбранию Обамы на второй срок? Если главным феноменом 60-х была тотальная демократизация культуры, как бы Вы описали современные тенденции в Америке?

– Я считаю, что люди, которые на самом деле не жили в 60-е, имеют более четкое представление об этом периоде, чем те, которые как я жили в то время. Действительно, я иногда думаю, что культурное наследие 1960-х, так называемой Эры Водолея, – по большей части, миф. Позвольте мне объяснить.

Я не считаю, что главным феноменом 60-х была «тотальная демократизация культуры» – это было скорее отрицание конформистских норм, которые так жестко регулировали культурную жизнь Америки в пятидесятых. Самое важное, что нужно понимать в отношении этих норм – это то, что они были крайне интернализированы. Люди соответствовали этой культуре не потому что, они чувствовали, что должны это делать, а потому что они искренне хотели этого. Большинство людей, честно, действительно хотели быть как все. (Лично меня, как прирожденного нон-конформиста, это изумляет, но сам факт не вызывает сомнений).

В шестидесятые, однако, все изменилось. Не то, чтобы люди перестали быть конформистами. Просто внезапно стало немодно хотеть быть конформистом. Стало модно бунтовать. И можно было наблюдать любопытное зрелище, когда поколение прирожденных конформистов вдруг стало следовать новой норме – бунту. Внезапно все захотели быть уникальными и непохожими, хотя ошеломляюще большое число людей захотели быть уникальными и непохожими удивительно похожим образом. Эти люди стали хиппи, и их одежда была также предсказуемо традиционна для их коммун, как когда-то была традиционна в стенах университетов.

Это объясняет, почему так много хиппи родом из шестидесятых без труда вернулись к нормальной конформистской жизни, когда эта декада прошла. Это также объясняет, почему те, кто родились после 60-х, склонны считать, что эта эпоха была более способна к гламурным трансформациям, чем это было на самом деле.

Но, отвечая на Ваш вопрос, я считаю, что второй президентский срок Обамы не приведет к новой Эре Водолея. Великая американская социальная патология – острое желание соответствовать – может избирать множество различных масок, сбивая с толку иностранных наблюдателей и заставляя их рисовать в своем воображении значительные изменения, а на самом деле это всего лишь смена платья. Сегодня мы настолько же конформисты, какими были в 60-е – если не больше, благодаря вездесущим требованиям политкорректности.

– Мы можем сказать, что сегодня в США религия изгоняется из общественной жизни, становясь все менее и менее значимым фактором для политики и превращаясь в исключительно личное дело? Как Вы считаете, будут ли консерваторы бороться против этого тренда? Если да, то как? Должны ли мы ожидать появление каких-то новых форм массовой альтернативной религиозности?

– Разумеется, легко сделать вывод, что либералы сегодня хотят вытеснить религию из общественной жизни, а консерваторы стремятся сохранить ее – но это иллюзия. Если заглянуть вглубь истории, можно увидеть, что в разные времена американские либералы, и даже радикалы, настаивали на включении религии в политическую жизнь там, где религия была выгодна их интересам.

В Америке XIX века противники рабства с легкостью прибегали к религиозному пафосу для укрепления своих позиций. Вспомните знаменитый гимн против рабства, «Я увидел, как во славе сам Господь явился нам...». Точно также во время борьбы за гражданские права в 1960-е, либералы обращались к христианским темам всеобщего братства для того, чтобы убедить неприсоединившихся американцев принять ликвидацию сегрегации черных как свой христианский долг.

В течение последних нескольких десятилетий вплетение религии в общественную жизнь Америки проходит чаще всего по инициативе правых, поэтому неудивительно, что у многих либералов это вызывает неприятие и чувство беспокойства. Некоторые сделали вывод, что было бы лучше полностью исключить религию из общественного дискурса.

Эта реакция понятна, но неверна по двум причинам.

Во-первых, потому что либералам было бы разумнее использовать религию для укрепления своих позиций, как это делали их предшественники.

Во-вторых, и это более важно, потому что просто глупо ожидать от верующих людей того, что они будут воспринимать религию исключительно как свое личное дело: иметь религию значит иметь твердые убеждения о том, какие обязанности имеет человек перед другими людьми, и эти убеждения неизбежно будут иметь политические последствия.

Если я верю, что рабство – это нарушение закона Божьего, мне будет недостаточно отказаться от владения рабами самому. Морально я буду чувствовать себя обязанным попытаться искоренить в своем обществе рабство как институт. Тот же аргумент могут привести и те, кто считают аборты нарушением закона Божьего.

Что касается вопроса появления новой формы религиозности в США, я не знаю, что сказать. На мой взгляд, есть тревожные знаки, говорящие о том, что традиционное христианство уступает – не атеизму и безбожию, а извращенному и опошленному прочтению христианской веры. Есть высокомерная и нарциссическая форма псевдо-христианства, которая слишком распространена в Америке сегодня, и это не сулит ничего хорошего для будущего.

– Кажется, сейчас в США появилась тенденция, которая может привести к появлению «корпоративного либертарианства»: консерваторы не в состоянии контролировать медиа-среду, в которой преобладают либералы, поэтому они могут решить подорвать ее и изменить при помощи рычагов, имеющихся у них в распоряжении (влияние на политические взгляды сотрудников, приобретение СМИ, и т. д.)?

– Это возвращает нас к теории культурной гегемонии Раша Лимбо. По его словам, консерваторы должны бороться с либералами за господство в сфере культуры, и многие консерваторы именно так и поступают. Но проблема заключается в том, что консерваторы так никогда и не смогли понять, как сделать принципы консервативной партии крутыми и привлекательными – это именно то, что мастерски демонстрируют либералы, распространяя свои идеалы и убеждения.

Например, довольно легко придумать телевизионное шоу, или даже мультфильм, высмеивающий тех, кто выступает против однополых браков, но пока ни один консерватор не смог понять, как сделать принципиальное возражение против однополых браков настолько же увлекательным и забавным. Еще со времен Вольтера повелось так, что те, кто высмеивает традиционные ценности, обычно веселятся больше, чем те, кто ведет тяжелую работу, торжественно защищая их от нападок.

Те, кто понимают эту проблему, могут воспользоваться тактикой, которую Вы упомянули – и, на самом деле, некоторые уже сделали это. Но проблема такого подхода заключается в том, что он просто слишком тяжеловесный и прямолинейный. Тот, кто дергает за веревочки, никогда не должен показывать руки, иначе марионетки перестают быть живыми и превращаются в безжизненную бутафорию.


Источник: "Terra America "