Лента: Общество

Выступление студентов Российского торгово-экономического университета, которое переросло в бессрочную забастовку, — событие, которое несмотря на всю его, казалось бы, политическую незначительность, обозначает новую веху в нашей истории. При том, что конкретные проблемы конкретного вуза будут, вероятно, так или иначе решены, забастовка студентов в конце концов прекратится, возникнет много новых тем для разговора, и данная проблема потонет в сотне других проблем.

И все же то, что началось вчера, не закончится ничем. Мы уже сейчас видим, что тема реформы образования становится важнейшей политической проблемой, причем те, кто ранее ратовал за радикально-либеральные реформы в этой области, с точки зрения сегодняшнего дня выглядят как раз отсталыми ретроградами. Мы уже сейчас понимаем, что основной социальный конфликт, который будет происходить в России, — это столкновение лучшего, но невозможного будущего нашей страны с ее безрадостным настоящим. Будущее сегодня представляют те студенты и их преподаватели, которые протестуют против того, чтобы их учебные заведения вносили в список неэффективных. Очень может быть, что они и в самом деле таковы. Не хочу ничего сказать плохого про конкретно торгово-экономический университет, но трудно отрицать тот факт, что университетов в России и конкретно в Москве и вправду слишком много и многие из этих бесчисленных вузов на самом деле, что называется, не на уровне.

С прагматической точки зрения и министр образования Дмитрий Ливанов, и те сотрудники ВШЭ, которые создавали этот злосчастный ноябрьский реестр, абсолютно правы: у нас свыше 80% молодежи получает высшее образование, и эта цифра, конечно, находится в вопиющем противоречии с состоянием российской экономики. И, главное, все понимают, что реальное качество получаемых этим большинством образовательных услуг невелико, а цена обретаемых тем или иным, не всегда честным путем дипломов еще ниже. Итак, прагматически либерал-реформаторы не ошибаются. И все же подлинная история и будущее страны не с ними, а с протестующими против них студентами.

Просто по той причине, что это действительно завышенное студенческое большинство и есть единственная сила, которая может вывести наше общество из топкого болота сырьевой экономики и цезаристской политики. Реформаторы говорят интеллектуальному классу и его молодой части: «Вас слишком много. Вам нужно сократиться, чтобы адаптироваться к условиям нашей отсталой экономики». Студенты могут и должны ответить: «Да, нас слишком много. И потому именно вам придется приспособить к нам вашу экономику и вашу политику». Реформаторы говорят: «С точки зрения нашей экономики вас не должно существовать». Студенты отвечают: «А с нашей точки зрения, не должно существовать вашей экономики».

Проблема нашей страны именно в том, что здесь за последнее время и в самом деле никто не был реалистом, то есть, говоря языком мая 1968 года, никто здесь не требовал невозможного. Никто не угрожал настолько потрясти основания общественной стабильности, чтобы заставить все сегменты элиты забыть клановые дрязги и, засучив рукава, начать наконец строить новую, несырьевую Россию. Руководствуясь при этом отнюдь не экономической логикой (подозреваю, что поначалу и довольно долго эта несырьевая Россия будет работать себе в убыток), но мотивами социального и политического выживания в условиях пробуждения нового «опасного» класса, чье благополучие и общественный престиж просто несовместимы с пролонгацией режима сырьевой стагнации.

Американский социолог Иммануил Валлерстайн полагает, что демократия на Западе родилась исключительно как реакция на выступление бунтующих «опасных» классов. Очевидно, что сам по себе бунт этих классов был лишен какой-то созидательной перспективы и если бы во Франции или Италии воцарилась после Второй мировой какая-нибудь рабочая демократия, сегодня в этих странах социализм был бы браным словом, а Маркс был бы вычеркнут из всех учебных программ. Но если бы в этих странах не было левого рабочего движения, то вместо демократии мы бы имели финансовую олигархию, что-то в духе режима Луи-Филиппа Орлеанского.

Таков парадокс истории. Людей охватывает социальная «энергия заблуждения», но именно эта энергия и обеспечивает обществу прогрессивное развитие, если бы такой энергии не возникало, люди бы согласились жить в условиях стагнации, к условиям которой либеральные бухгалтеры адаптировали бы все слишком зарвавшиеся общественные институты типа высшего образования. Однако «опасные» классы наступают, требуют невозможного, и обществу волей неволей приходится идти вперед. И элитам приходится учитывать интересы тех, кого оказывается слишком много и кто не хочет жить в мире, в котором для него отводится слишком мало места.

Сейчас к студентам, несомненно, потянутся представители различных политических сил, все понимают, что, если поднялся один «неэффективный» вуз, рано или поздно к нему присоединится и другой, и третий. Потом возникнет некая связность всех вычеркнутых Минобрнауки учебных заведений. Рано или поздно конкретные требования перерастут в более широкие претензии по отношению ко всему неолиберальному курсу, рано или поздно будет подвергнуто развернутой и всесторонней критике и все то нынешнее положение вещей, при котором студенчеству, особенно региональному, оказывается после получения диплома просто нечего делать в жизни, если только не идти в полицию, шоферы или бандиты. Рано или поздно на основе всего этого брожения возникнет настоящая российская социал-демократия, которая будет требовать от государства не помощи и защиты, а возможностей для учебы и квалифицированной работы.

И в конечном счете рано или поздно принцип невозможного одержит верх над принципом реальности. Но этот путь будет долгим и нелегким. А пока студенчество становится культурно престижным и в то же время «опасным» классом. И это залог нашего общего лучшего будущего. И сторицей воздастся тем мудрым политикам, кто окажется способен это понять и не противодействовать этому прогрессивному движению.


Борис Межуев
Источник: "Известия "