Лента: Общество

Я пишу эту колонку под впечатлением от двух, казалось бы, совсем разных событий. Недели две назад, посетив свой родной философский факультет МГУ, в котором преподаю уже около пятнадцати лет, я обнаружил на стене сообщение о предстоящей лекции одного германского профессора. Лекция была посвящена особому, а именно сексуальному, удовольствию, которое получают зрители при просмотре сцен кровавого убийства. Картинка, иллюстрирующая данную лекцию, изображала женщину с длинными волосами в кожаном прикиде с окровавленным мечом в руках. Данная иллюстрация не оставляла никаких сомнений в том, к эмоциям какого рода апеллировал лектор. И в самом деле, трудно было не согласиться в том, что подобный комплекс переживаний пронизывает все современное искусство, в котором падает, может быть, последнее и главное из всех существующих религиозных табу – табу на сладострастное созерцание жесткости.

Организаторы мероприятия, специалисты по постклассической философии, не делали секрета из того, что раскрытием потаенных комплексов зрителя они совершают нечто революционное. Причем я был немедленно подвергнут превентивной философской критике, как якобы сторонник современной российской теократии, в которой оказывается блокирована правда чувств.

Честно говоря, я уж не знаю, какая правда чувств блокирована сегодня в России, однако данная лекция, точнее объявление о ней (саму лекцию мне прослушать, увы, не удалось), немедленно всплыла в моей памяти, когда я приступил к чтению нового бестселлера американского политолога Роберта Кейгана «Мир, который делала Америка» («The World America Made»), вышедшей в свет в начале этого года.

Роберт Кейган – довольно известный политолог, наверное, самый знаменитый из того поколения публицистов и аналитиков, которых принято называть «неоконсерваторами». Некогда эти люди находились на периферии консервативного движения, и их внешнеполитические воззрения воспринимались как относительно пристойный в приличных кругах экстремизм. При Буше-младшем они стали определять мейнстрим Республиканской партии, выступив с наиболее горячей поддержкой интервенции в Ирак в 2003 году. Но Роберту Кейгану сегодня удалось достичь много большего: его взгляды получили одобрение двух основных соперников президентской гонки 2012 года: Митта Ромни, чьим советником по внешнеполитическим вопросам является Кейган, и Барака Обамы.

В январе 2012 года Обама выступил с речью о положении в стране перед Конгрессом. В ней он обрушился на своих критиков, которые считают, что Америка под его руководством вступила в период заката своего могущества. «Обновление американского лидерства, — сказал Президент, — ощущается во всем мире. Его роль видна везде: в тех коалициях, которые мы создали, чтобы обеспечить безопасность ядерных материалов, в тех кампаниях, которые мы возглавили для борьбы с голодом и болезнями, в тех ударах, которые мы нанесли нашим врагам, и в укрепляющейся силе нашего морального примера». Чуть ранее Обама сказал журналистам, что свой аргумент против модной теории американского «упадка» он почерпнул из понравившейся ему статьи Роберта Кейгана в журнале New Republic с красноречивым названием «Миф об упадке Америки».

Боб Кейган, как его зовут коллеги, немедленно стал своего рода символом двухпартийного консенсуса. И он сам в принципе был готов играть эту роль даже в период избирательной кампании: как никто в республиканском лагере он защищает Обаму, человека, расправившегося с двумя врагами США – Осамой Бин Ладеном и Муаммаром Каддафи. Удивительно, но Ромни как будто готов согласиться с тем, что его советник пользуется симпатией конкурента из Демократической партии и даже отвечает тому взаимностью.

Одно это обстоятельно требует внимательного изучения последних творений Кейгана и, в первую очередь, его маленькой брошюры, призванной очевидным образом выразить тот набор идей, который становится все более общепринятым в обеих партиях американского правящего класса. Чтение этой книги производит столь же освежающее впечатление, что и просмотр первой серии популярного фильма «Убить Билла».

Надо сказать, Кейган всегда отличался похвальным стремлением говорить своему читателю преимущественно правду и только правду. Он не изменил своему правилу и в этот раз: книга вновь, как и прежние работы политолога, бьет рекорд откровенности. Основная мысль проста — Америка создала лучший из всех возможных миров, в котором царствуют благополучие, демократия и рыночная свобода, и защищать этот мир она должна всеми доступными средствами.

Однако по ходу дела Кейган разоблачает разного рода успокоительные для совести американцев — и гордости всех остальных народов — мифы. Прежде всего, наивно считать, что Америка когда-либо была и является до сих пор миролюбивым государством. Ничего подобного. Америка и до первой мировой войны участвовала в нескольких десятках войн, большую часть которых она развязала самостоятельно, часто не имея в качестве повода какой-либо угрозы своим интересам. Она и раньше беззастенчиво свергала и даже убивала непокорных лидеров, которые ей по каким-либо причинам не нравились. Она никогда не принимала слишком близко к сердцу ограничения международного права и фактически всегда оставляла для себя возможность действовать в одиночку, не обращая внимания на возражения союзников. Столь же наивно полагать, что последствия военных акций Америки могли или могут во всем удовлетворить морально взыскательного человека: военное вмешательство никогда не обходится без крови и страданий невинных.

Но и этого мало: Кейган признает, что международная рыночная свобода фактически служила национальному могуществу только двух стран — Великобритании и США. Остальные государства неизбежно должны были поступиться своей силой или влиянием: в ином случае им предстояло столкнуться с военным прессингом гегемона, обладающего безусловным превосходством вначале на море, потом в воздухе (хочется добавить, «а конце концов и в космосе»). Да и демократия распространяется во всем мире не просто в силу естественного движения истории, а по причине сознательных усилий США, которые вполне благоразумно готовы предавать своих верных авторитарных союзников типа Хосни Мубарака для того, чтобы в нужный момент оказаться в одном лагере с победителями.

Кейган очень много рассуждает на тему, что же может прийти на смену американской гегемонии, и здесь он не сообщает ничего интересного. Если Америка ослабнет, то Россия и Китай неизбежно усилятся, и тогда победная поступь демократии остановится, авторитарных диктаторов некому будет убивать: в общем, мир станет менее привлекательным. Более интересный вопрос, который справедливо задает Кейган, — это вопрос о причине, почему мир терпит от Америки все это безобразие и не стремится организовать подобной гегемонии какое-то системное противодействие. И в самом деле, у Америки во всех ее военных авантюрах всегда обнаруживаются добровольные помощники, и Кейган злорадно усмехается, что Китай и Россия не могут похвастаться ничем подобным. Политолог абсолютно прав: ситуация уникальна для мировой истории. В прежние годы и французская, и даже британская (не говоря уже о российской или же германской) гегемония немедленно порождала стремление других великих держав сплотиться против чрезмерно усилившейся страны. Сегодня же саудиты предпочитают договариваться с США против Ирана, а не с Ираном против США. И то же самое делают индийцы, японцы и европейцы.

Чем же объясняется такое исключительное положение Америки? Почему не просто ее силу, но и произвол в использовании этой силы, оказываются готовы терпеть другие страны? Увы, на этом пункте Кейгану неожиданно изменяет его необыкновенное чувство правдивости, и он дает явно не полный ответ. По его мнению, все дело в том, что Америка находится в отдалении и использует силу периодически, не создавая на местах структуры колониального господства. Очевидно, что это — правда, но лишь часть правды.

Если уж говорить правду до конца, то нужно было бы отметить три вещи.

Во-первых, нужно было бы признать принципиальную сложность задачи противодействия Америке при сохранении демократического строя. В ситуации, когда коррумпировать можно всех и вся, и стойких автократоров и их отважных противников, в спектре политических партий обязательно обнаружатся силы, готовые играть на стороне мирового гегемона. Исключишь эти силы из политической игры – и сразу демократия обратится в свою противоположность; оставишь их на политическом поле – и электоральный проигрыш может роковым образом отразиться на твоей судьбе. Чтобы хоть как-то всерьез бороться с Америкой и оставаться демократией, требуется виртуозное политическое искусство, а на него в современном мире мало кто оказывается способен. Отсюда и все проблемы.

Во-вторых, сила американской военной машины в соединении с финансовой мощью Америки пока превосходят все возможные ресурсы, которые можно было бы направить на целенаправленную борьбу с заокеанским гегемоном. Что называется, связываться выйдет себе дороже. Остается все более зыбкая надежда, что к власти в США не придут люди с политическим мировоззрением, подобным кейгановскому.

И, наконец, главное: люди все менее и менее оказываются привержены ценности свободы, если под свободой понимать не просто личную безопасность и благополучие, а как раз то, что понимали под этим словом как отцы-основатели американской демократии, так и классики европейской философии – независимость от внешней, неподконтрольной твоему суверенному решению власти, которая в любой момент может сделать с тобой все что заблагорассудится. Да и о какой ценности свободы следует говорить в мире господства постклассической философии, которая последовательно умертвила вначале Бога, затем автора, потом субъекта и, наконец, человека как такового, чтобы без всякого стеснения предаваться наслаждению от созерцания кровавой жесткости.

Я, кстати, уже предвижу новую книгу Боба Кейгана, в которой в порядке новой порции откровенности нам будет рассказано о том, что и демократия для Америки – отнюдь не самоцель; что гораздо важнее этой устаревшей политической системы сохранение мира, в котором часть людей безраздельно пользовалась властью, а другая испытывала бы глубокое удовлетворение от чувства собственной беспомощности.



Борис Межуев
Источник: "Terra America"