Лента: Общество

Предлагаем Вашему вниманию эксклюзивное интервью с генеральным директором Центра проблемного анализа и государственно-управленческого проектирования проф. С.С.Сулакшиным данное главному редактору научного журнала «Панорама Евразии», с.н.с. Института гуманитарных исследований Республики Башкортостан Азату Бердину.

А.Б.:Уважаемый Степан Степанович, сначала несколько слов о вашем экспертном Центре. Вкратце, какова основная идея этого проекта, помимо официально изложенных целей и задач?

С.С.: В любом государстве власть анализирует проблемы вверенного ей объекта управления, то есть страны, разрабатывает решения этих проблем, ищет возможности их реализации.

Власть — это политики, публичные деятели различной квалификации и опыта, но неотъемлемой ее частью является профессиональное звено — эксперты, консультанты, разработчики. В этом пространстве профессиональной интеллектуальной поддержки власти работают разные институты и организации. Часть из них аффилированы с системой государственной власти, являются бюджетными организациями. Но часть научно-экспертных институтов относятся к классическому гражданскому обществу, представляют собой негосударственные, некоммерческие организации.

Эти негосударственные организации по своей инициативе разрабатывают ту повестку вызовов и вопросов, которая стоит перед действующей властью. Иногда их разработки попадают на стол управленцев, достигают их ушей, формируют решения властных институтов. Иногда нет. Иногда эти институты получают заказы от власти, иногда работают на собственных основаниях.

В Америке таких институтов — think tanks — около двух тысяч. Из наиболее известных —Rand Corporation, институт Santa-Fe, в Великобритании — Chatham House и др. В России уже довольно давно существует наш Центр. Он сложился на основе нашего реального политического опыта (это работа и в Верховном Совете СССР, и в Государственной Думе РФ, и в системе представителей президента России). Центр объединяет ученых разных дисциплин. Мы выработали собственную профессиональную методологию проблемного анализа и проектирования государственно-управленческих решений. Наши эксперты разрабатывают проекты федеральных законов и программ развития, изучают фундаментальные и прикладные проблемы государственного управления и государственной политики. Наши научные результаты уже начинают получать признание за рубежом. Наиболее серьезное достижение Центра за последнее время — это проект новой конституции, построенный на основе строго научных методов. Кроме того, мы переходим к созданию учебных продуктов для высшей школы, для факультетов госуправления, менеджмента, политологии, философии.

Центр становится значимым научно-исследовательским и научно-проектным институтом нового типа, похожим на западные аналоги, прежде всего Rand Corporation. Масштаб его пока меньше, но смысл таков.

А.Б.:В стране существует множество аналитических центров, — и в то же время многие инициативы власти подвергаются разгромной экспертной оценке, — и, тем не менее, претворяются в жизнь. Взять ту же реформу Фурсенко, ЖКХ и т.д. Считаете ли Вы возможным переориентацию власти на иные экспертные направления, грубо говоря, от ИНСОР и ВШЭ к ИПМ имени М.В.Келдыша и центрам типа Вашего?

С.С.: Это очень сложная проблема. Существует колоссальный объем информации, разработок, проектов, предложений, идей, которые от общества поступают все выше и выше на очередные этажи иерархии власти, возглавляет которую президент. «Внизу» — 143 миллиона человек, и один-единственный человек «наверху» (условно один, конечно: есть и правительство, и околовластные аналитические группы). Он должен получить достоверную, релевантную, профессионально организованную информацию чтобы составить адекватное представление о стране как объекте управления и на этом основании вырабатывать точные управленческие решения. Как сконцентрировать, уплотнить, передать эту информацию о стране, чтобы она стала доступной одному человеку? Это серьезный вызов — и серьезная опасность искажений, как специальных и целенаправленных, так и шумовых.

Если система информационного лифта организована неудачно, обязательно будут искажения. Возникает, в частности, проблема идеологической скошенности в системе госуправления: правящая группа или лицо может выбирать из нескольких источников информации, из разных проектных групп что-то одно, близкое его представлениям. Например, если руководитель — убежденный коммунист, он будет отдавать предпочтения соответствующим интеллектуальным школам, если он — экстремальный либерал, тогда он тоже сделает свой выбор.

Столкновение догматических идеологических платформ — это самая большая беда современного российского государственного управления.

В нашем Центре нам удалось избежать «идеологической скошенности». Мы совершенно иначе строим представления об управлении государством. Мы считаем, что в его основе лежат решения многочисленных иерархических задач на достижение максимума успешности по поставленным целям. Поэтому разговор у нас конкретный: не о «измах» – либерализме, коммунизме, а о том, какие параметры управления страной и как настроить, чтобы успешность была максимальной. Здесь, конечно, тоже возникают свои сложности, решение этих задач требует профессионализма, понимания того, какие параметры от чего зависят.

Что понимается под успешностью страны? Если говорят о пресловутой конкурентоспособности – то это просто глупость: переносить критерии экономической и даже коммерческой деятельности в сферу сложной социальной системы, коей является государство, просто неадекватно. Проблема успешности и целеполагания нетривиальна.

Наш Центр доказывает, что Россия идет неверным путем: это показывают ухудшающиеся показатели подавляющего большинства контролируемых параметров развития страны. Сегодня выбор политического руководства сделан в сторону либеральных научных школ, центров и проектных организаций. Значит, именно этот выбор, именно эта либерально-космополитическая (в широком смысле слова) модель страны неработоспособна, она ведет ее к неуспешности и деградации. Представления о законах государственного развития неизбежно изменятся, на смену этой парадигме развития обязательно придет другая, более сбалансированная. Я рассчитываю, что это произойдет в ближайшие годы.

А.Б.: Есть мнение, что при всех недостатках господствующей радикал-либеральной идеологии (а завуалированно — политики), при всем их неприятии народом и даже частью научного сообщества — она является четко разработанной парадигмой с широким спектром направлений и групп влияния на общество и государство, и безальтернативным влиянием на власть. И, наоборот, в противоположном, патриотическом лагере ясных программ, альтернатив развитию страны, не в лозунговом, популистском, а в реальном, пошаговом плане — нет. Разделяете ли Вы это мнение?

С.С.: Отчасти разделяю. Причина в том, что либеральные научные и консалтинговые направления и группы получают мощное финансирование, в том числе и из государственного бюджета. Так выросла мощная группировка ГУ–ВШЭ, так развивается РАНХ. Помимо госбюджета, значительная финансовая поддержка идет из-за рубежа, понятно, почему: либеральная доктрина снижает геополитический потенциал России, и для ее геополитических противников очень выгодно оплачивать это процесс.

Что касается более сбалансированной научно-экспертной платформы, тут с финансированием сложнее. Сформированный за 20 лет либеральный состав федеральной власти, естественно, не заинтересован в заказах этим научным школам и группам, не говоря о западных грантах, у которых цели противоположны успешности развития в центристском пророссийском научном лагере.

Тем не менее, работы ведутся. Сожалею, что не хватает информированности об этих работах. А ведь в Центре создаются ключевые проекты по каждой сфере жизнедеятельности страны: регионального и федерального устройства, гуманитарных систем, экономического и финансового развития, социального строительства, созидания политической партийной системы, внешней политики. Мы разрабатываем полномасштабные и кондиционные с точки зрения регламента государственной власти проекты доктрин: это и социальная доктрина России, и экономическая доктрина России, и антикоррупционная, и конкурентная доктрины, и доктрины безопасности и развития России. Наконец, это проект конституции страны.

Все вопросы поставлены и решены на уровне политических, управленческих и конституционно-правовых требований. Таким образом, мы готовим профессиональные документы, готовые к тому, чтобы хоть завтра принимать их на референдуме. Поэтому процесс оздоровления экспертного пространства начался, и он будет развиваться, хотя это потребует усилий и времени.

А.Б.: Каковы основные риски, стоящие перед страной в настоящее время?

С.С.: Самый большой риск для любой страны в любое время – это риск исчезнуть, развалиться. Утратить государственность, суверенитет. Именно этого типа риск для страны реально существует. Дважды в XX веке — в1917 и 1991 году — Россия распадалась, утрачивала государственность, испытывала тяжелейшие удары, проходила через драматические кровопролитные процессы, терпела колоссальный ущерб.

Мы хорошо знаем, что такое распад страны. Ему предшествует эрозия государственности, утрата суверенитета — не только политического, но и экономического, финансового, гуманитарного. А что происходит с Россией сегодня? Центральный банк страны превратился в экспортный банк по обслуживанию поставок углеводородного сырья на Запад, главная эмиссионная функция его больше не отвечает национальным задачам развития страны – стабильности национальной валюты и банковской системы. В режиме так называемого currency board он обслуживает экспортные сырьевые операции. Это типичная схема колониального устройства страны, о суверенитете тут говорить затруднительно.

В действующей конституции написано, что общепринятые нормы и принципы международного права автоматически являются составной частью национальной законодательной системы страны. О суверенитете в этом случае тоже говорить неуместно. Больше того, по действующему основному закону, если международные договоры России противоречат ее внутреннему законодательству, действуют международные договоры. Суверенитет отложен в сторону.

Экономика. Есть понятия внешнеторгового оборота, соотношения экспорта и импорта, степени импортизации рынка потребления в стране. Все эти показатели сейчас находятся за порогом суверенности и безопасности страны, и дисбаланс не снижается. Структура экономики и экспорта становится все более сырьевой и примитивной, а структура импорта, напротив, все более высокотехнологичной, что критично с точки зрения безопасности страны. Т.е. вопрос безопасности страны стоит все более остро в исторической повестке современной России.

Вопрос о гуманитарных потенциалах тоже ясен. Сокращение населения продолжается, несмотря на странные скачки в более чем миллион человек в официальных подсчетах Росстата (это, скорее, надо отнести к упомянутой проблеме искажения информации). Болонская система и изменение школьного образования, в том числе ЕГЭ и система «двух школ» — для привилегированных детей и для всех остальных, ведут к деградации гуманитарного потенциала страны. Российские школьники и студенты все реже занимают призовые места на международных олимпиадах. Динамика очевидна: с каждым годом уровень подготовки выпускников школ и вузов снижается. Вписывается в эту динамику и гипертрофированный выпуск экономических и юридических специальностей, распространение офисного планктона, который не может уже найти рабочие места, и сокращение выпускников технических специальностей, лежащих в основе материального производства. Приговор постиндустриализма выписан нашей стране. Деиндустриализация идет в плановом порядке, а специальности и квалификации при этом не нужны. Нужен обслуживающий персонал, «материал», который выпускает Болонская система. Кроме того, Россия – поставщик мозгов за рубеж. Руководители так и говорят: выпускник должен иметь возможность устроиться в любой стране мира. То есть мы готовим эмигрантов.

Индекс развития человеческого потенциала (здоровья в том числе), интеллектуального потенциала (здесь не только утечка мозгов, но и качество остающихся умов: количество приходящихся на них патентов, цитирования и т.д.), генетический фонд страны (вывоз детей, девушек и женщин, ученых и интеллектуалов за рубеж) – все это риски, которые порождены негодной моделью страны. Эта модель должна быть изменена, тогда и риски снизятся.

А.Б.: Степан Степанович, в ходе прошедших выборов президента страны, действующий режим в лице В.Путина в силу ряда причин был вынужден опереться на «консервативное большинство» населения России и приглушить либеральную риторику Д.Медведева. Однако сразу же после выборов стало ясно, что никаких резких поворотов в социальной политике ждать не стоит. Какова Ваша оценка и прогноз дальнейшего развития этого политического сюжета?

С.С.: Вы упомянули классический случай современности, когда в любой стране во время любых выборов предвыборная риторика и послевыборная практика не соответствуют друг другу. Это неправильно, но, к сожалению, объективно. Действует принцип едва ли не как у торгашей: не обманешь – не продашь. Перед кандидатами стоят задачи мобилизации и привлечения голосов избирателей, а это диктует определенные законы информационных кампаний, и законы эти надо выполнять, иначе проиграешь. Все кандидаты действуют в рамках этих законов. Такова циничная сторона демократии. Досадно, конечно, когда лицо, избираемое на ответственнейший пост, не отдает должное обязанностям, которые будет исполнять на этом посту.

Оптимальной мне кажется следующая картина: кандидат на выборах и его команда являются высокопрофессиональными людьми, готовыми занять «вакантную» должность, для этого они вырабатывают программу развития, свою предвыборную платформу, которую будут профессионально и ответственно выполнять. Тогда после выборов нет проблемы. В проекте конституции, разработанном нашим Центром, записано, что вновь избранный президент своим первым указом утверждает предвыборную программу как программу развития страны. Напомню, что это возможно при условии высокого профессионализма.

Посмотрим на российский политический бомонд. Можно ли считать, что требование профессионализма выполняются? Конечно, нет. Постреволюционное время еще не завершено. Так называемые линейные карьерограммы, когда большой руководитель проходит все ступени профессионального роста, совершенно не являются правилом. Наоборот: случайные люди, люди с улицы попадают в самое «ответственное» кресло, и им хватает смелости садиться туда, хотя к этой ответственности они совершенно не готовы. Но когда-то будет сказано, как в сказке, что король-то голый. Короли не имеют нужного образования, опыта, способностей и талантов для этих постов.

Но проблема еще серьезнее: у нас должностное лицо ни за что не отвечает, и за провалы в своей деятельности по действующей конституции никакой ответственности не несет, потому что вопросы, которыми он занимается, находятся в его ведении. Ты «поведал» ими четыре президентских года, а спрашивать с тебя никто не имеет права. Возможность политической оценки результатов деятельности государственных органов по нынешней конституции вообще не существует. Это прямой путь к деградации и власти, и страны. С этого я и начал: страна деградирует.

Но выход есть. И первый шаг — это изменение конституции. Необходимо требовать от экспертов, консультантов, представителей СМИ стать более ответственными по отношению к кандидатам, ведь результат выборов приходит в жизнь каждого гражданина и страны в целом.

А.Б.:В чем на Ваш взгляд главная особенность прошедших думских и президентских выборов? Можно ли утверждать, что в стране наблюдается рост системных противоречий?

С.С.: Главная особенность в том, что они подтверждают тенденцию начала 1990-х годов, а тенденция эта ведет к отрыву реального волеизъявления граждан страны, связанного с их насущными проблемами и интересами, от итогов выборов. Этот разрыв нарастает, во-первых, потому что растет роль политтехнологий: не обманешь — не продашь, о чем я уже говорил. Манипулировать научились хорошо, особенно когда в это вкладываются большие деньги.

Вторая причина в том, что так называемый административный ресурс все более активно и абсолютно безнаказанно вмешивается в процедуру волеизъявления, голосования. Расчеты показывают, что с каждыми новыми выборами влияние административного ресурса нарастает, а значит, достоверность итогов все меньше. Я должен сказать, правда, о серьезной попытке оздоровить избирательную процедуру, которую В.Путин осуществил в период от декабря до марта. Эта попытка дала свой результат: степень фальсифицированности итогов президентских выборов существенно снизилась, и победа В.Путина действительно состоялась в первом туре, хотя и не с тем результатом, который ему вновь приписал административный ресурс.

Разрыв интересов социума, страны, с одной стороны, и правящей верхушки, ее политической линии, программ и действий, с другой, — это огромная проблема. Когда водитель перестает различать дорогу, утрачивает понимание того, как работать рулем и на какие педали нажимать, то отрыв субъекта управления от объекта управления неизбежно приведет к аварии. То же самое происходит сейчас в России в связи с тем, что должной оценки опасности и необходимых усилий по искоренению рисков не происходит. Административный ресурс работает на воспроизведение себя во власти и против интересов эффективности страны. Такие разрывы кончаются плохо.

А.Б.: Можно ли считать складывающиеся условия относительной стабилизацией политической системы? Теряет ли свою актуальность в ближайшей перспективе возможность смены режима в России?

С.С.: Я не могу оценить происходящее с политической системой в России как стабилизацию. Скорее, уместно слово консервация, если не паралич. Российская политическая система неэффективна с точки зрения государственного управления и становится все более неэффективной. Я уже говорил о том, что субъект управления не получает объективной информации об объекте. Поскольку объект управления — это люди со своей волей и интересами, они не будут терпеть бесконечно игнорирования своей воли и своих проблем. Будут увеличиваться разрывы между желаниями социума и результатами правления режима. Как известно, это приводит к политическим потрясениям, в т.ч. и к трагедиям революций.

Возможен ли иной вариант, снимающий эту проблему? Конечно, он возможен. Правящая группировка — волевые, энергичные, целенаправленные люди. Они могли бы мобилизовать потенциал в стране на то, чтобы справиться с очень просто формулируемой задачей: как воспроизводить себя во власти не через манипулирование и использование административного ресурса, что чревато политическими потрясениями, а благодаря эффективному решению проблем страны и реализации интересов большинства населения. Этот вариант совершенно реален, если те же люди (как бывает в периоды так называемых инверсий) объявляют другой курс, набирают других советников, увольняют недееспособных чиновников, обращаются к народу по-честному и начинают действовать профессионально. Тогда никакая революция не нужна: страна выйдет на нужный уровень своего развития, а народ будет поддерживать таких руководителей, такую политическую группу. Для России это возможно, хотя вероятность не стопроцентная.

А.Б.: Как Вы оцениваете инициативу федерального центра вернуться к практике выборов глав регионов РФ? Возможны ли резкие изменения в этой сфере региональной политики путинской власти, и если да — то в каком направлении?

С.С.: Выборы руководителей регионов, когда они построены по схеме выявления лучших и отражения интересов региона, с одной стороны, и интересов российской идентичности, с другой стороны, — это гораздо более жизнеспособная схема, чем так называемая вертикаль власти, в рамках которой губернатор назначается «сверху». Назначения выглядели иной раз столь необоснованными, что это наносило ущерб системе государственного управления.

Если губернатор назначается в федеральном центре, он начинает от федерального центра зависеть: думать об информации, которую туда подает, о выполнении самых нелепых и разрушительных решений, которым надо было бы противостоять в интересах региона. Как раз от интересов региона и его жителей назначенный губернатор перестает зависеть. Возникает отрыв объективного целеполагания от реальной управленческой практики.

Это опасная тенденция, которая и привела к тому, что по целому ряду параметров развития страна деградирует. В частности, с момента создания вертикали власти и отмены выборов губернаторов и депутатов Госдумы и Совета Федерации разброс между субъектами федерации по уровню развитости только увеличивается. Таким образом, фактически механистическая вертикаль власти разрывает территориальное единство страны.

Тем не менее сегодня, когда у федерального центра нет стратегии развития страны, нет содержательного ценностного целеполагания, когда продолжают внедрять негодную либеральную модель, возвращение выборов — это опасный процесс, и к заметному оздоровлению политических процессов он не приведет. Введены так называемые фильтры — муниципальный и президентский. И это сближает выборную систему с существующей. Такие выборы не позволят фиксировать волеизъявление и запросы граждан, не дадут защиты губернаторам, что усилило бы их независимость и профессиональность в принятии решений, а лишь законсервируют те проблемы, с которыми мы сталкиваемся сегодня.

Тем не менее это шаг, который приведет к некоторым изменениям — изменениям денежных потоков, например. Региональные пиарщики и местная пресса получат заказы и доходы, начнут создавать оплачиваемые предвыборные продукты. Вряд ли это можно назвать системными, оздоравливающими политическую ситуацию в стране изменениями.

Что касается самой региональной политики, то можно констатировать, что ее как таковой нет. Госсовет не выполняет функцию представительства интересов регионального развития перед лицом федерального центра. Совет Федерации эту функцию давно перестал выполнять. Политические группировки в Госдуме утратили связь с землей (ведь мажоритарные выборы отменены) и тоже не выполняют эту функцию. В итоге — рост разрывов развитости регионов, о котором я уже говорил. Назвать это результатом региональной политики язык не повернется. И я не думаю, что без смены всей модели страны региональная политика существенно поменяется.


А.Б.: Каковы могут быть основные последствия от нового порядка регистрации партий? Какие тренды общественного мнения будут усилены, воспользовавшись такой возможностью легализации?

С.С.: В нашем Центре выходит научная монография, посвященная анализу партийной системы страны. Обширные исследования показали, что это суррогатная система, она не выполняет классических функций партийной подсистемы государственного управления.

Дело в том, что у партий есть классические задачи: выявлять и артикулировать интересы социальных групп и социума в целом, транслировать эти интересы на этажи принятия решения, участвовать в разработке, проектировании, лоббировании, принятии и реализации государственно-управленческих решений через свои вертикали, через представительство в парламенте, первичные организации, пиаровские механизмы и т.д. Эти функции сближают социум и власть, и партии в такой модели играют роль коммуникаторов. Но ничего подобного в российской системе не происходит. Это суррогатный вариант: всё вроде «как у людей», но в сущности лишь имитация, которая стоит, кстати, немалых денег, но не имеет смысла и превращает политический процесс в шоу, а выборы — в дележку.

Политическая реформа, о которой Вы говорите, не является ни политической, ни реформой. Это отдельные поправки в избирательную процедуру и в процедуру регистрации партий. Никаких проблем, о которых я говорил, эти поправки не решат.

Что произойдет? Партии до сих регистрировались только по звонку из администрации президента или из аппарата правительства (когда образовался тандем). Никакой возможности зарегистрировать партию, не отвечающую административному интересу указанного адресата, не существовало.

Это вызвало осуждение на Западе: демократии мол, маловато. Это стало и одной из причин (на примере ПАРНАСа) активизации оранжевых оппозиционных сил на Болотной площади, которую разогревали не без западного участия. Теперь мы наблюдаем рефлекторную реакцию: давайте партии расплодим, снизим ценз регистрации до 500 человек. Но картина будет, как на немытой кухне: тараканы по углам — бесконечно много партий и партиек. В итоге же получится та же суррогатная система. Но вдобавок к этому возникнут и новые угрозы: регионализация партий, которая повлечет сепаратизм, расшатывание единого социального пространства и растаскивание его по углам, постановка на повестку дня вопросов не просто экстремистского, но и разрушительного характера. Вновь, как перед концом СССР, начнут обсуждать: а не отпилить ли Сибирь, не превратить ли Татарстан в «мост» и другие «идеи», которые подрывают нашу государственность. Такие возникают риски.

Наблюдая за системной режиссурой российского политического процесса, идущей по профессиональным правилам заокеанского происхождения, можно сделать вывод, что в России реализуется переход к так называемой модели управляемого хаоса. Была модель управляемого примитивизма, когда партии свели до одной — «Единой России», а ту свели до придатка исполнительной власти. Эта модель свое отработала, модель надо менять. С принятием новой модели смыслы в деятельности партийной системы исчезнут окончательно. «Единая Россия» будет замещена каким-то другим суперпроектом. Помните? «ДемРоссия», «Выбор России», «Наш дом Россия», «Отечество — вся Россия», «Медведь», «Единая Россия». Появится очередной проект. Произойдет очередное превращение политического оборотня. К несчастью, цели этих шагов, скорее всего, лежат за пределами национальных интересов и безопасности России.

А.Б.: Каковы перспективы лево-консервативного направления после явно проявившегося на последних выборах кризиса КПРФ?

С.С.: Не поддерживаю словосочетание лево-консервативный. Консерватизм — это закрепление существующего порядка. А существующий сегодня порядок отнюдь не левый, а либерально-космополитический, предельно правый. Поэтому консерватизм применим к этой реалии, к этому образу политического конструктива современной России.

Что касается левых сил, отражающих интересы большинства, интересы наемного труда, то их анемия очевидна: ни профсоюзы, ни социалистическая или коммунистическая партии, к сожалению, не являются значимым политическим фактором. Самое поразительное, что возможности-то были: например, после 4 декабря можно было заблокировать работу Думы, выбранной с нарушением избирательных процедур, как об этом говорила сама КПРФ. Но она на это не пошла. А профсоюзные организации и движения, похоже, вообще забыли, чьи интересы они должны представлять. Все это превратилось в полуадминистративную полукоммерческую систему.

Поэтому исторический вызов России — это рождение новых политических образований, но не левых или правых, без «измов» (либерализмов, коммунизмов). Должна появиться новая политическая сила патриотического центристского плана. Это политическое движение (в будущем, возможно, — партия) должно быть профессиональным, способным находить эффективные решения проблем.

Самое главное, что эта сила должна выражать идею, объединяющую всю страну. Ведь страна разнородна. Продавцу надо продать дороже, покупателю купить дешевле. Молодому нужно рабочее место, а его занимает пожилой, пенсионер. Селяне и горожане, мужчины и женщины, собственники и наемные работники — противоречий миллион. Что-то должно объединять это разноликое общество, разноликие институты. Должна быть национальная идея.

Нам представляется, что самое важное, единое и объединяющее нас всех столь, разных сынов отечества, — в самой нашей России. Родина для всех нас равноценна, равнозначима и равно наша. А вот что делать, чтобы она была жизнеспособна, успешна, устойчива, эффективна, благородна, уважаема в мире, — это уже вызов профессионалам.

Мы в Центре проблемного анализа и государственно-управленческого проектирования по существу работаем именно над этой повесткой. Все вопросы, от которых зависит успешность страны и ее будущее историческое существование, находятся в нашем научном и проектном поле. Думаю, центристская политическая сила в стране обязательно появится.

А.Б.:Спасибо за беседу.

Источник: "РБ ХХI век "