Лента: Общество

От редакции. Культуролог, киновед и популяризатор хорошего кино Кирилл Разлогов начинал как преподаватель на Высших курсах сценаристов и режиссеров и (благодаря тому, что в детстве провел некоторое время во Франции вместе с отцом-дипломатом) как переводчик всех французских фильмов, выходивших в Союзе. Со временем стал одним из главных специалистов в России по истории кино. В течение нескольких лет был программным директором ММКФ и много способствовал его развитию; после некоторого перерыва вновь вернулся в дирекцию ММКФ. С 1989-го возглавляет Российский институт культурологии. Читает в университетах киноведческие дисциплины, написал бесчисленное количество работ по истории искусства. Автор и ведущий телевизионных циклов: «Киномарафон» (РТР, 1993-1995), «Век кино» (Останкино, 1994-1995), «От киноавангарда к видеоарту» (Культура, 2001-2002). Сегодня на телеканале «Культура» ведет программу «Культ кино». О культуре, трансгрессии и кино с Кириллом Разлоговым ведет беседу обозреватель портала «Терра-Америка» Александр Павлов.

– Кирилл Эмильевич, на сегодняшний день влияние американского массового кинематографа огромно. Однако относительным успехом пользуется и независимое кино в Соединенных Штатов. Как Вы полагаете, каким образом две этих ветви кинематографа соотносятся между собой, и какая из них наиболее важна для развития культуры?

– Начиная с 1970-х годов, Голливуд перестал снимать «американское кино». Он превратился в фабрику по производству транснационального продукта. Целевой аудиторией голливудских фильмов стала именно мировая аудитория, и отношение Голливуда к современному американскому кино в принципе такое же, как и отношение Голливуда к российскому, китайскому или французскому кино. Но все же необходимо признать тот факт, что Голливуд расположен на территории Америки. Таким образом, Голливуд – это транснациональный феномен, с которым американская культура взаимодействует лишь на равных.

Например, картина «Матрица» – это в большей мере японская компьютерная игра, нежели артефакт американской культуры. В нем прослеживается много элементов, заимствованных из восточной культуры 1980-1990-х годов, когда по всему миру усилилось значение кино Юго-Восточной Азии, и в итоге в Голливуде появилось много выходцев из этого региона. Как следствие, вся голливудская машина стала работать в этом направлении. Хотя, безусловно, в «Матрице» много элементов, связанных и с аутентичной американской культурой. Например, в американских фильмах обязательно должны быть белый и черный герои, что в «Матрице» мы, конечно, наблюдаем.

Формально мировой массовый кинематограф расположен в Голливуде, однако финансирование проектов приходит из разных частей света, и съемки, кстати, производятся там, где дешевле. Например, Питер Джексон снимал «Властелина колец» в Новой Зеландии, а ряд голливудских картин создавались в Китае. Этот транснациональный центр работает по своим лекалам. Он собирает все и отовсюду – режиссеров, актеров, идеи. И ассимилирует элементы чужой культуры, которые могут потенциально быть интересны всему миру. Среди сюжетов российской культуры, особенно востребованных в Голливуде, можно назвать «Анну Каренину».

В Голливуде господствует принцип моды. В какой-то момент какой-то фильм завоевывает признание, лидерство в коммерческом плане, и после этого появляется много подражателей, которые копируют манеру режиссера, его художественные приемы. Считается, что это недостаток. Однако с моей точки зрения это – один из ключевых механизмов массовой культуры, которая работает не по принципу вертикали, свойственной для всех субкультур, а по принципу закрепления того, что уже существует. Массовая культура всегда функционирует в консервативном ключе, закрепляя те принципы и обычаи, которые близки и отвечают потребностям всех людей Земли.

– Американский социолог Филипп Рифф, много писавший и о культуре, всегда подчеркивал, что у массовой культуры и у контр культуры одно и то же основание – трансгрессия, то есть стремление преодолеть запрет; саму культуру он определял как «систему запретов». И во многом справедливо то, что часто фильмы, принадлежащие к массовой культуре, сами консерваторы осуждают. Может быть, массовая культура все же основывается на чем-то ином, а не на консерватизме?

– Все, что ведет к трансгрессии, не является массовым. Массовая культура подчиняется четким цензурным ограничениям. Она не должна шокировать ни одну из религий мира, нарушать ни одну из нравственных норм. В противном случае она будет лишена возможности себя экспортировать. Она потеряет соответствующие деньги. Когда кинематографистов Гонконга спрашивали, подчиняются ли они каким-либо цензурным ограничениям, они отвечали, что как таковой цензуры у них нет, но в силу того, что они вынуждены экспортировать свой продукт в другие страны мира, они вынуждены учитывать и ограничения, накладываемые на продукты культуры в этих самых странах. Это и есть главный закон массовой культуры.

– Но, например, американский мультсериал «Южный парк» является артефактом именно массовой культуры, несмотря на то, что в нем отчетливо виден элемент трансгрессии, не так ли?

– В каких-то элементах, распространяющихся средствами массовой информации, трансгрессивный корень, разумеется, присутствует. Но он в них выражен в значительно меньшей степени, чем в продуктах элитарной культуры или контркультуры, в которых ничего помимо трансгрессии не присутствует.

Другое дело, что со временем в любой культуре возможности допустимого расширяются. Так, Голливуд стал транснациональным феноменом именно тогда, когда в 1960-е годы поломал схему допустимого. Но это было общемировое молодежное движение протеста, демократизации. Это было общее движение, которое расширяло границы дозволенного. В качестве наиболее яркой тенденции массовой культуры периода, о котором мы ведем речь сейчас, можно назвать «Звездные войны». Этот проект Лукас четыре года не мог пробить на крупных студиях. Обновление стиля идет тогда, когда кто-то угадывает чаяния публики, а студийная бюрократия их еще не поняла. И тогда-то и происходит прорыв. Киностудия «XX век Фокс» поверила в Лукаса и вот теперь уже в течение тридцати лет живет на отчислениях с лукасовского проекта. В остальном она может делать картины и гораздо более локальные, которые относятся к субкультуре артхауса.

– Но ведь даже и в Голливуде существует исключительно американская традиция?

– Безусловно, в Голливуде снимаются картины, которые относятся исключительно к американской традиции. Вестерн, который когда-то бы главным жанром американского кино, уже давно перестал таковым быть. Но Клинт Иствуд продолжает делать американские фильмы. «Малышка на миллион» и другие картины, которые снимает Иствуд, относятся непосредственно к американскому кино. Например, «Малышка на миллион» в российском прокате получила только 200 тысяч долларов, а вовсе не 10 миллионов. Поэтому, повторюсь, отношение между Голливудом и американским кино такое же, как и между Голливудом и другим национальным кинематографом. В Голливуде ежегодно делается порядка 800 фильмов и далеко не все они выходят в прокат.

Элементы американской культуры проникают в Голливуд, и там происходит то же, что происходит и во всех других странах. У истинно американских фильмов маленький бюджет, они также борются за свое место под солнцем. Если в американском кинематографе кто-то угадывает тенденцию развития массового кино, как например «Паранормальное явление», он попадает в Голливуд и начинает жить уже там.

В современном американском кино ситуация сейчас прозрачная. С одной стороны, Голливуд находится на грани кризиса и, поскольку он базируется на большом капитале, то может позволить себе снимать убыточное кино. С другой стороны, в Голливуде постоянно появляются новые тренды.

– Вы обозначили тенденцию, согласно которой как только голливудские студии замечают талантливого режиссера, они тут же приглашают его в США. Когда Уэс Крейвен пригласил Иллиадиса сделать ремейк своего фильма «Последний дом слева», фильм действительно получился, пусть и немассовый, но все же очень хороший. Но по большей части то, что делает в Голливуде, например, Денни Бойл, режиссер, сделавший две великолепные картины у себя в Великобритании, не выдерживает никакой критики. Не убивает ли Голливуд блестящих авторов?..

– Безусловно, любой автор, попадая из своей субкультуры в культуру массовую, трансформируется. Естественно, что для представителей субкультуры, которую покидает творец, его поступок – это предательство. Однако такой переход для самого режиссера – победа. Сохранить свою творческую индивидуальность сложнее, ты теряешь часть своих поклонников. И это вообще закономерность взаимодействия разных субкультур. Так, уже упоминаемая экранизация Льва Толстого для нас – это профанация, но именно благодаря этому «Анна Каренина» становится достоянием массовой культуры.

– А Вы согласны с моим тезисом, что Бойл в Голливуде испортился, хотя и получил «Оскар»?

– Он, безусловно, видоизменился, но, видоизменившись, достиг максимального успеха. Максимальный успех может убить художника, а может и возродить его. Мне тоже больше нравятся его ранние картины. Но для его карьеры намного важнее, что он стал востребованным голливудским режиссером.

– Но ведь Кристоферу Нолану, например, удалось сохранить свой авторский взгляд…

– Поэтому он и не сделал настоящей карьеры в Голливуде. Его картины не находятся на первых строчках прокатных сборов. Он остался тем, кто делает настоящее искусство с большими бюджетами.

– Сегодня весьма популярной является постмодернистская точка зрения, будто массовая и элитарная культура уже слились, и нет больше высокого и низкого, есть лишь просто культура. Что Вы думаете на этот счет?

– Постмодернизм был придумкой интеллигенции, которая не могла смириться с тем, что массовая культура в 1970-е годы одержала победу над культурой элитарной. На самом деле мировая культура очень дифференцирована по национальному, возрастному и ряду других оснований. И взаимодействие сейчас идет не между массовой и элитарной культурой, а между массовой культурой и субкультурами. Таких субкультур становится все больше. Они взаимодействуют между собой и массовой культурой. Массовая культура, поскольку ей тоже необходимо обновляться, втягивает в себя элементы этих субкультур, подчиняя их себе. Эти два процесса – диверсификация и интеграция – лежат в основании современной массовой культуры.

– У меня создалось впечатление, что в 2000-е, пресытившись европейской классикой в 1990-х, люди стали ориентироваться на артхаус. Сегодня же, создается впечатление, приелся и артхаус, и аудитория стала смотреть «грайндхаус», коммерческое, часто «плохое» жанровое американское кино 1950-80-х. Наряду с этим и в самой массовой культуре чувствуется запрос на грайндхаус: выходят документальные фильмы, посвященные этому направлению американского кино, а Тарантино с Родригесом создают double feature «Грайндхаус». Согласитесь ли Вы с этим тезисом?

– Это зависит от того, насколько люди были «закормлены» фильмами того или иного направления в детстве. В этом смысле «дешевые» картины, которые всегда составляли репертуар кинотеатров, куда ходили дети, не имевшие денег, чтобы попасть на блокбастеры, были частью культурного опыта поколений американских подростков.

У нас совершенно другой культурный опыт. Фильмы, упоминаемые Вами, дошли до нас в 1990-е годы. А уж культовыми они стали у тех экспертов, которые, пресытившись элитарным, фестивальным кино, захотели чего-то еще. И, делая на канале «Культура» программу «Культ Кино», мне приходится доказывать, что «культовое кино» – это не классика, а как раз фильмы про живых мертвецов. Сам термин Cult movie возник тогда, когда из трэша выявились какие-то произведения, которые стали предметом культа. Но это результат многолетнего цикла, в котором и живет массовая культура. К нам оно приходит уже в качестве отката оттуда и иногда воспринимается как модное. Однако в нашей ситуации это органично только для молодого поколения, которое родилось вместе с «видеопиратством». Для критиков моего поколения – это совершенное безумие.

– У нас «Культовое кино» – это просто удачный эпитет, а потому «культовым» в России может стать что угодно. Совсем недавно в лицензии был выпущен едва ли не самый культовый американский фильм «Шоу ужасов Роки Хоррора». Не знаю, кто его смотрит, но очевидно, что отечественный зритель не понимает того безумия, что происходит в фильме. Один из отечественных критиков даже написал, что смотреть этот фильм – «все равно, что подглядывать в замочную скважину за чужой вечеринкой». Какие же из культовых фильмов Вы показываете в рамках своего проекта на канале «Культура»?

– Много всего. С большим трудом удалось показать «Ночь живых мертвецов» Джорджа Ромеро. Я показывал «Ведьму из Блэр». В будущем я покажу одну из картин Роба Нильсена. Всего не перечислишь… Это и классический Голливуд, и «Новый Голливуд», и совсем современные картины.

– Раз уж Вы упомянули о «Новом Голливуде». На Ваш взгляд, можно ли назвать трансформация Скорсезе успехом или же нет?

– Если судить по сборам его фильмов, то он соседствует с Ноланом. Однако сейчас Скорсезе снимает мало. Он больше увлечен реставрацией кино. Но, безусловно, его современные картины отличаются от его фильмов 1970-х годов. Тогда и ситуация была другая. Похожая трансформация произошла и с еще одним представителем «Нового Голливуда», с Копполой. Все-таки Скорсезе продолжает хотеть делать искусство и его делает. Некоторые из сильных режиссеров ушли в продюсеры. Так, Лукас чрезвычайно талантливо показал, что главное в фильме – это продюсер, то есть воплотил главную идею мейнстрима, что продюсер – это главный человек в кинопроцессе, который должен уловить тенденцию и убедить инвесторов выделить деньги. А вот единственным режиссером, который не ушел в продюсеры и сохранил свободу, остался Спилберг.

– Насколько я помню на ВГТРК, Вам не позволили показать цикл передач, посвященных сексу. Может быть, Вы посоветуете нашим читателям трансгрессивные фильмы, которые Вам не удалось показать относительно широким массам.

– Сейчас много таких фильмов. Но они не запрещаются, а наоборот получают высокие рейтинги у отечественной аудитории. Сексуальная революция началась в 1960-е годы и, затем отойдя на второй план, уступила место семейным ценностям. Сейчас трансгрессия возвращается, но связана она будет с сексуальными отношениями между роботами и нетрадиционными персонажами. Это будет гораздо более интересным, чем современные порнофильмы, разрешение которых убило «трансгрессивное кино». Случилось это после того, как фильмы «Глубокая глотка» и «Дьявол в мисс Джонс» были признаны шедеврами. Сейчас же в силу усиления цензурных запретов это может вернуться. Для меня интересны темы технологий, связанные с 3D. Кинофильм «Секс и Дзен» в этом плане является характерным, поскольку, во-первых, это экранизация древнего трактата, а во-вторых – 3D.

– А Вы видели недавний скандальный «Сербский фильм»? Довольно трансгрессивная картина?

– Это трансгрессия, но в европейском стиле. Этот фильм шокировал даже видавших виды, тем не менее, став фестивальным хитом. Лучше пусть трансгрессия будет на экране, нежели в реальной жизни.


Беседовал Александр Павлов
Источник: "Terra America"

---

КОММЕНТАРИЙ

Нам, все же, представляется, что лучше пусть трансгрессии не будет ни на экране, ни в реальной жизни. Жаль, что уважаемый К.Разлогов упускает из виду такой важный момент – трансгрессия на экране, а попросту предельная для текущего состояния общества аморальщина, прямо влияет на реальную жизнь, провоцирует то состояние общества, при котором для сдерживания нарастающей уличной агрессивности и преступности становится насущной необходимостью усиление полицейского режима. Не к тому ли ведут вольно или не вольно наши либералы, ратующие за свободу контента?.