Российская Академия Наук: сущность и существование

Академия наук приступила к разработке Концепции развития РАН до 2020 года. И это – отнюдь не формальная процедура! Ситуация вокруг Академии складывается так, что от этого документа будет зависеть будущее нашей науки. Почему? Потому что всесторонне предпринимаются шаги по принижению значения Академии, раздается немало голосов, что якобы она России вообще не нужна, а если потребуются новые технологии, мы сможем их купить за рубежом за деньги, вырученные от экспорта нефти и газа. В 2011 году финансирование фундаментальных исследований РАН в общих расходах на науку снова снизилось, и теперь объем затрат, приходящихся на одного исследователя РАН, уже в десять раз меньше, чем, например, в таких странах, как США, Германия, Швеция. И это притом, что ученые Академии выполняют исследования мирового уровня в самых разных сферах науки.
Ведущие страны – наоборот, резко увеличили финансирование фундаментальной науки, причем именно в период кризиса. Вот слова Б. Обамы (2009г.): «Наука больше, чем когда-либо раньше, нужна для благосостояния, безопасности, здоровья, защиты окружающей среды. Мы будем выделять более 3 процентов ВВП на исследования и разработки и превысим уровень времен космической гонки».
«РФГ», всемерно болея за благополучные перспективы Российской Академии наук, готова принять посильное участие в обсуждении ее Концепции. Поэтому мы предприняли необычный шаг – взяли один из самых прославленных институтов Академии – Санкт-Петербургский Физико- технический институт им. А.Ф. Иоффе и попросили его директора, члена-корреспондента А.Г. Забродского проанализировать: что из 92-летнего опыта этого учреждения, его достижений, его нынешних трудностей и путей выхода из этих трудностей должно быть непременно учтено при разработке Концепции развития Российской Академии наук.

Андрей Георгиевич, когда мы говорим о науке как о планетарном феномене, то в первую очередь видим, что она преемственна – в этом один из главных источников ее развития! ФТИ как академический институт – подтверждает или не подтверждает это базовое свойство науки?

Подтверждает всей своей историей. Знаменитый физик, основатель Физтеха Абрам Федорович Иоффе задал такие векторы его развития, которые до сих пор определяют деятельность института. С самого начала им создана модель сбалансированного сочетания фундаментальных и прикладных исследований, которой в мире еще долгое время не было. Разве что нечто похожее можно было увидеть в немецких исследовательских центрах, и это не случайно – А.Ф. Иоффе в самом начале ХХ века учился в Германии у великого Рентгена, первого нобелевского лауреата по физике.

Будучи директором института, А.Ф. Иоффе продолжал контактировать с великими физиками мира и Европы и сумел уловить, что после становления квантовой физики надо заняться физикой ядра. Вот она – преемственность! Так он организовал отдел (его возглавил Игорь Васильевич Курчатов), и в начале 30-х в институте начинаются ядерные исследования. Посмотрите на старую фотографию участников одного из Сольвеевских конгрессов (так перед войной назывались регулярные форумы, где встречался цвет мировой физической науки) – видите, вокруг А.Ф. Иоффе сплошь знаменитости, известные из школьных учебников физики. Кстати, на гонорары за чтение лекций за рубежом он там же покупал приборы, привозил их в 20-е годы в институт и, надо сказать, Физтех по меркам того времени был неплохо оборудован. Не случайно годовщины института мы приурочиваем ко дню рождения Абрама Федоровича.

А теперь взглянем на совсем недавнее событие. Самые крупные структурные единицы института – отделения, каждое объединяет 12 – 15 научных лабораторий. Еще несколько лет назад в Физтехе было шесть отделений, а сейчас пять – почему? Одно из них – научно-образовательный центр – стал самостоятельным учреждением: сейчас это известный Академический физико- технологический университет во главе с академиком Ж.И. Алферовым. Мы видим процесс отпочкования научных организаций, и он возник всего черездесятьлет после создания ФТИ. Всего же отпочковалось около двух десятков научных учреждений физико-технического профиля, среди них, например, такой гигант, как харьковский Физтех (по численности даже больший, чем наш). Сейчас это национальная лаборатория в составе Академии наук Украины. У нас некоторые чиновники говорят, что статус национальной лаборатории несовместим с пребыванием в Академии наук – вот, пожалуйста, в Украине,оказывается, совместим.

Таким образом, вы говорите про преемственность учреждений?

Не только, история института показывает и то, как идет передача знаний от учителя к ученикам. Очень многие из отечественных ученых-физиков какую- то часть своей научной деятельности провели в Физтехе.
Еще в самые первые годы института, читая лекции в Политехническом, А.Ф. Иоффе организовал там кружок по изучению новой физики. Из этого кружка к нам сюда, в институт, пришли будущие лауреаты Нобелевской премии П.Л. Капица, Н.Н. Семенов и многие другие. В 1919 году, то есть всего годом позже образования института, Абрам Федорович создает в Политехе физико- механический факультет, который, по сути, стал базовым для Физтеха при подготовке нашего пополнения. Студенты работали здесь, в наших лабораториях, а наши ученые читали там лекции, всем было удобно: «Политех» и Физтех разделяла лишь Политехническая улица.
Явление это позже стало значительно масштабней: вплоть до 1990-го года половина из 150 аспирантов ФТИ была из республик СССР. И, кстати, нынче эта традиция подготовки кадров для государств СНГ начинает возрождаться.

В сегодняшней аспирантуре Физтеха – около 100 аспирантов, из них примерно 30 – с базовых кафедр университетов: Академического, Политехнического, Электротехнического, ЛГУ, но работают они в наших лабораториях и наши ученые отвечают за их научную тематику. Каждый год ФТИ посещает до полутысячи иностранных ученых и гораздо большее число – российских: в ходе официальных визитов, международных и национальных конференций, проводимых институтом. Так конкретно осуществляется преемственность развития науки.

Говоря о Концепции развития Академии, мы обязаны вспомнить об участии ученых и в самые трудные годы испытаний страны, и в самых больших ее делах – Концепция в любом случае должна вобрать этот опыт.

Может быть, юным поколением это не вполне осознается, но за прошедший век все новые отрасли и подотрасли промышленности страны, новые производства создавались с активным участием институтов Академии наук. И никто не спрашивал, скажем, академика Б.П. Константинова, почему он, директор Физтеха, берется за ту или иную отраслевую задачу: зачастую это просто больше некому было сделать! До 38-го года Физтех находился в составе Наркомата тяжелого машиностроения и был подключен к крупным оборонным проектам, впоследствии сыгравшим исключительную роль в ходе войны.

Так продолжалось и далее. Мы выросли на атомном проекте, институтом решались практически все оборонные проблемы, в частности, в начале 50-х – это были вопросы создания термоядерного оружия и космических средств доставки. Но решалось множество амбициозных научно-технических задач и мирного применения, в порядке иллюстрации назову проект линии электропередач постоянного тока напряжением в миллион вольт «Экибастуз-Центр» для передачи электричества от Кузбасса в центр европейской части страны.

Один из самых обидных упреков в адрес Академии, который, тем не менее, нередко звучит: отечественная наука отстала от мировой. Что в этом отношении говорит опыт вашего института?

Еще с тех пор, когда в самый разгар Гражданской войны Абрам Федорович Иоффе, став директором института, организовал кружок по изучению новой физики, все физико-техническое направление в стране, а в значительной степени и физическое, зародилось в недрах нашего Физтеха. Вот лишь выхваченный из истории эпизод: газета «Правда» в номере от 22 июня 1941 года, сообщила о завершении строительства в нашем институте самого мощного в Европе циклотрона, спроектированного И.В. Курчатовым. У нас и по сей день развиваются прекрасные научные школы, которые заняты «образцово-показательными» проектами – такими, к которым вообще должна стремиться наука.

Наша цель говорить не про достижения ФТИ им. А.Ф. Иоффе, а про Концепцию Академии наук, и все же предельно фрагментарно и популярно расскажите читателям – чем заняты ваши исследователи?

Одно из исследований современного Физтеха – управляемый термоядерный синтез, или – «термояд». Мы развиваем здесь совершенно новое и перспективное направление компактных так называемых сферических ТОКАМАКОВ. Кстати, наш проект «Глобус-М» – единственная термоядерная установка, созданная в стране за последние 30 лет, а в начале 90-х она была в числе трех самых первых в мире (сейчас в мире работает около 20 таких установок). Физтех отвечает за разработку трех диагностических методик для проекта международного термоядерного реактора ИТЕР, которые апробируются на «Глобусе». В мире это направление считается весьма перспективным для разработки так называемых гибридных схем для атомных реакторов, где они используются не как источники термоядерной энергии, а как мощные термоядерные источники нейтронов – ТИНы. Естественно, эти ТИНы по цене окажутся гораздо дешевле самого атомного котла, что и имеет место в случае сферических ТОКАМАКОВ.

Физтех был и остается головной организацией в стране в области физики полупроводников и полупроводниковых технологий, которая является физической основой для технологических работ в микроэлектронике.

В Физтехе создан (совместно с НИИ «Гириконд») нанопористый углерод, на базе которого изготавливается суперконденсатор. Он по внешнему виду не отличается от обычных конденсаторов. Но если обычные таких размеров имеют емкости порядка микрофарад, то эта «игрушечка» с размерами в сантиметры, обладает гигантской емкостью в фарады, в несколько раз большей, чем емкость земного шара. Одно из направлений использования суперконденсаторов – автомобильный транспорт. На старте или при разгоне очень выгодно использовать именно конденсаторы, а не аккумуляторы, где процессы перезарядки идут гораздо медленнее.

Физтех является головной научной организацией в стране, которая отвечает за сферу НИОКР для организации крупномасштабного производства устройств и систем солнечной энергетики. У нас было реализовано два крупных НИОКРа – один по разработке микротопливных элементов, функционально схожих с источниками питания для мобильных телефонов, а второй – по концентраторным солнечно- ветровым энергетическим установкам. Идея проста: когда есть солнце, используется концентраторная гетероструктурная солнечная энергетика, когда же солнца нет, но есть ветер, энергию вырабатывает «ветряк». Если у вас избыток произведенной электроэнергии, вы, затрачивая эту избыточную энергию, производите в электролизере водород. Собираете его в баллоны и храните, пока вам не понадобилось больше электроэнергии, чем вы произвели. Тогда в топливном элементе из этого водорода получаете дополнительное электричество. К сожалению, два года назад «Норильский никель» обанкротил свою дочернюю компанию, прекратив тем самым финансирование этого направления.

В Физтехе широко представлены астрофизические теоретические и экспериментальные исследования. Известно, что при исследовании излучения Вселенной в рентгеновском и гамма- диапазоне были открыты мощные источники повторяющихся импульсов, так называемые гамма-репитеры. Всплеск излучения настолько мощный, что все детекторные системы на спутниках тут же перестают работать. Несколько лет назад детекторные системы, разработанные в ФТИ, работали параллельно на двух спутниках – российском «КОРО- НАС» и американском «КОНУС-Винд». Произошел всплеск гамма-излучения и детекторные системы американского спутника «вырубились». Второй спутник оказался в это время в тени Земли, но его детекторы поймали отраженный от Луны и потому сильно ослабленный сигнал, и продолжали работать. С их помощью удалось восстановить начальную часть импульса продолжительностью 0,15 сек. и определить выделившуюся энергию. Она поражает воображение: сравнима с излучением целой галактики за эти самые 0,15 сек.!

В теоретической физике удалось впервые зарегистрировать в спектрах далеких квазаров, излучение от которых идет к нам 13 млрд. лет, дейтериево-водородные облака. По соотношению дейтерия и водорода в соответствии с моделью эволюции Вселенной от Большого Взрыва удалось точно определить ту долю энергии, которая доступна для современных экспериментов. Она оказалось равной всего 4%, что подтверждает недавний вывод из совсем других опытных данных о том, что энергии и материи мы не видим в наших экспериментах – это так называемая «темная материя» или «темная энергия».

Говоря о Концепции развития Академии неправильно сводить вопрос только к самой науке, тема роли государства здесь не менее важна. История ФТИ – дает ли основание для выводов?

В советскую эпоху развитие науки было приоритетным для государства, это хорошо видно на цифрах и фактах. Но есть некоторые совсем удивительные детали. Скажем, в момент, когда был создан ФТИ – шел 1918 год! – Советская власть была сосредоточена на маленьком участке территории между Москвой и Питером, еще впереди было почти три года Гражданской войны и, конечно же, государству точно было не до науки.

Однако же именно в тот момент одновременно с ФТИ было открыто более 50 исследовательских центров. Причем, государство, нуждаясь в самом элементарном, все же выделяло средства на оборудование, причем немалые.

Просто поразительно, как быстро подхватывались инновации во время войны. А в блокадном Ленинграде для скорейшего внедрения инноваций при городском комитете обороны был даже создан специальный научно-технический комитет. В интересах фронта были с большим успехом внедрены разработки по отечественной радиолокации, которая своим созданием обязана ФТИ. Или, например, без проволочек внедрено предложение по обработке чердачных помещений специальным составом с целью препятствия их возгоранию – так захлебнулась попытка уничтожить город с воздуха. Во время войны государство даже выделяло средства на экспедиции по исследованию космических лучей! А вот еще удивительный факт: самый конец 80-х, мы знаем, что тогда до завершения истории советского государства оставались считанные месяцы, однако это время одного из самых масштабных вливаний государственных средств в развитие науки в СССР.

Но, может быть, факты советской эпохи уже не пример для дня сегодняшнего – пришли другие времена, и рыночное монетарное управление больше не обязано так заботиться о развитии науки?

Опыт современных развитых стран говорит об обратном: в мире быстро растет конкуренция в высокотехнологичной сфере и государственная научно- техническая политика становится приоритетной. В качестве активных игроков подключились не только США, Япония, страны Европы, но и Индия и Китай, даже маленькие страны ЮВА. Посмотрите: небольшая Голландия за последние двадцать лет резко подняла уровень своих разработок в сфере НИОКР, что отразилось и на ее фундаментальной науке. Кто раньше знал «голландскую науку»? А сейчас Голландия в первых рядах по наукам, которые напрямую связаны с высокими технологиями, а также и по тем, что не связаны. Скажем, по астрофизике они участвуют в крупных международных проектах: страна вкладывает в это деньги. А еще они создали прекрасную технологическую базу для занятий фундаментальной наукой, о которой нам, российским ученым, приходится лишь мечтать.
Словом, участие государства в развитии науки – отнюдь не нечто архаичное, а это самое последнее слово в теме «функции государства».
Ведь без тех звеньев, которые призваны подхватывать новые изобретения науки и превращать их в технологии, объективно получается, что наука будто бы не нужна!

Пример ФТИ показывает: большой ряд ведущих академических институтов должен быть готов к тому, чтобы иметь свою сферу НИОКР и через нее самостоятельно доводить до производства свои высокотехнологичные разработки. Больше некому! Скажем, ФТИ готов за несколько лет довести до производства примерно два десятка новых разработок. Причем, это проекты, связанные с будущим человечества.

Назовите некоторые из них – на примере вашего института мы пытаемся нащупать черты Концепции развития Академии наук.

– Возьмем область энергетики. Наш проект с компанией «Ренова» в области тонкопленочной солнечной энергетики – самый крупный проект РОСНАНО с объемом инвестиций 22,5 млрд. рублей. В результате будет создана отечественная солнечная энергетика, основанная на тонких пленках кремния, микрокристаллического кремния и аморфного кремния. Удается утилизировать большую часть спектра солнечного излучения и поднять кпд, за что борются разработчики во всем мире. Это одна из наших задач по проекту – повышение кпд, чтобы можно было обеспечить конкурентоспособность продукции строящегося завода в Новочебоксарске. Объемы инвестиций, которые нам удалось привлечь для обеспечения сферы НИОКР по солнечной фотовольтаике в стране, составят в целом около 3 млрд. рублей. Оба завода будут иметь соизмеримый годовой объем выпускаемой продукции: в Новочебоксарске на мощность 130 МВт, в Ставрополе на 100 МВт.

Мы всерьез намерены заниматься и литийионными аккумуляторами и даже создали участника в Центре разработки и коммерциализации новых технологий «Сколково» по этому направлению.

Скажу о наших разработках последних лет по микротопливным элементам. Чтобы развивать это направление, пришлось собрать коллектив из нескольких лабораторий и отделений института. В водородной энергетике одна из центральных проблем заключается в получении эффективных каталитических слоев. В институте была разработана оригинальная методика получения высокоэффективного катализатора. Наша разработка оказывается в несколько раз более эффективной по расходу платины на каждый ватт мощности топливного элемента. Еще больше преимущество нашего катализатора в реакциях с различными хлоридными системами: там преимущество достигает двух порядков по сравнению с существующими аналогами!

Если говорить о биомедицине, то крен в эту сферу исследований в ФТИ вполне соответствует мировой тенденции в физике. Одна из наших медицинских разработок – глюкометр для оперативного измерения уровня глюкозы в крови для больных сахарным диабетом. Кстати, важность и перспективность биомедицинских прикладных исследований заставили нас несколько лет назад организовать центр по исследованиям в области нанотехнологий для биологии и медицины, собрав вокруг Физтеха десятка три организаций разной подчиненности – РАН, РАМН, Минздравсоцразвития, университеты. Увы, проблема в том, что пока нет общих для всех участников каналов финансирования. Разрабатываем перспективный проект биомедицинской направленности совместно с Окриджской национальной лабораторией США – проект накопительного электростатического кольца. Сейчас ищем инвестора, который должен вложить в проект порядка 10 млн. долларов США (в сравнении с затратами по нашим крупным проектам в области солнечной энергетики это – «копейки»).

Есть успехи у лабораторий, занимающихся проблемами прочности материалов: на одной из недавних выставок мы демонстрировали президенту страны тонкую нить из композитного материала на полимерной основе, которая выдерживала вес нескольких пудовых гирь.

Работаем над технологиями получения наноалмазов фиксированного размера – допустим, 4 нм. одно из их применений – продление срока службы погружных насосов для нефтяной индустрии. Такой проект с участием института сейчас передан в РОСНАНО.

Надо сказать и про разработки в области спинтроники, которая, будучи прикладной наукой, подпитывается от фундаментальных исследований. Эти разработки направлены на использование в электронных устройствах не только заряда электрона, но его спина. Ряд таких приборов уже существует, например, для систем памяти, и поэтому эта область из сугубо научной постепенно становится инженерной деятельностью...

То, что назначение Академии наук – вырабатывать новое знание о законах природы – исходный тезис, Концепция в любом случае будет на нем базироваться. Но Концепция вберет также и смысл эпохи, а именно – перевод страны на инновационное развитие. Давайте пройдем по цепочке барьеров, мешающих сегодня этой стратегии страны.
Назовем четырехугольник участников инновационного процесса. Первый участник – «государство». Оно должно формировать научно-техническую политику, осуществлять нормативно-правовое регулирование, финансировать федеральные программы, создавать благоприятные условия для инвестиций со стороны бизнес-сообщества. «Бизнес-сообщество» – это второй участник. Третий участник – «промышленник»: как раз то, ради чего все и делается, то есть новое высокотехнологичное производство. Наконец, четвертый участник – ученые-прикладники и инженеры, институты типа Физтеха, которые могут реально решать задачи вывода на рынок новой продукции, то есть «разработчики НИОКР».

С какого участника начнем?

Начнем с промышленника. У предприятия сегодня нет заинтересованности во внедрении новшеств.
Но даже если, допустим, у предприятия появилось желание провести техническую модернизацию и есть хорошая программа, то во многих случаях неясно, кто ее будет реализовывать в виде НИОКР и кто вложит в модернизацию средства. Это, кстати, не так давно была высказано министром МЭР Э.С. Набиуллиной.

В массе своей наша промышленность, крупные частные инвесторы не мотивированы на создание новых высокотехнологичных производств. Поэтому из среды бизнеса и промышленности нет заказчиков на НИОКР, и эту невостребованность я бы поставил на первое место из множества проблем инновационного развития страны.
Переходим к инвестору, то есть к «бизнес-сообществу».

Каковы причины вялой инвестиционной активности в современной России? Во-первых, инвесторы получают в этой сфере маленькую норму прибыли. Во-вторых, эта сфера связана с большим риском, потому что надо реально осваивать чужие или внешние рынки, поскольку своего рынка нет (он практически не сформирован). Попутно заметим, что, выходя из кризиса, китайцы сумели быстро создать свой большой внутренний рынок
В-третьих, в создании высокотехнологичного производства у бизнеса нет никакого опыта.
А, в-четвертых, есть еще и лукавство! Крупным нашим инвесторам присуща слабость – пиар! Не как сопутствующий делу атрибут, естественный в рыночных условиях, а пиар как конечная цель. Бизнес, слушая инновационные призывы руководителей страны, в основном делает вид, что принимает правила игры, но не дает себя полностью в нее увлечь. В итоге инвестиции в инновации для нас, создателей новых технологий,– экономика и жизнь, а для них – политика и игра.

Переходим к государству, как участнику: оно, надо полагать – не тормоз, а локомотив, поскольку руководством страны инновационный курс декларирован!

Увы, декларация эта вовсе не означает, что государство, в совокупности всех его институтов, разделяет и активно воплощает политику руководства. Это видно даже по транслируемым по ТУ заседаниям правительства и Комиссии при Президенте по модернизации и технологическому развитию, которые напоминают урок в школе: учитель пытается что-то внушить ученикам, а они пассивно (но эффективно) сопротивляются.
Самое страшное – мы к этому уже привыкли!

Назовите типовые примеры блокировки инновационного курса разными госструктурами.

Сильно тормозят, например, казусы с финансированием, и сфера НИОКР – яркий пример.

При рыночной организации экономики государство не может уйти от ответственности за развитие науки, просто оно должно заменить командно-административные методы на экономические механизмы. К сожалению, за два десятилетия эти механизмы в должной мере не созданы, продолжает торжествовать режим «ручного управления» – отсюда множество казусов.

Как происходит движение денег из бюджета? Бюджет нашего Института рассчитан на год, за пределами которого нет никаких финансовых ориентиров. Каждый год первые четыре месяца мы живем вообще без денег (кроме зарплаты). Зато в декабре получаем непропорционально большой объем средств, который сложно потратить за столь короткое время. Да и что полезного могут дать покупки в декабре для выполнения работы, которая вот- вот должна завершиться?

Далее, траты мы должны согласовать с казначейством. В случае больших трат мы обязаны провести длительную процедуру тендеров или котировок, уложив огромную номенклатуру приобретаемых Институтом товаров в небольшой укрупненный список. Если получаем частные инвестиции, разница небольшая: отсутствует этап согласования с казначейством. Однако есть непредсказуемый тендер, что увеличивает риски инвестора. В итоге процедуры и согласования занимают около трех месяцев. Как при этом вписаться в обычную продолжительность этапа НИОКР, как раз равную трем месяцам?

Теперь про печально известный ФЗ 94. Известно, какой беспредел он создал в сфере ЖКХ. Скажем, в Санкт- Петербурге для чистки крыш от снега и льда были наняты дешевые бригады неопытных гастарбайтеров, они, пользуясь ломами, продырявили крыши, протечки крыш (а за ними и квартир) в городе стали массовыми. И это – в относительно несложной сфере ЖКХ.
Как же можно было сделать ФЗ 94 основой для организации и проведения НИОКР Как прикажете двигаться в высокотехнологичное будущее, если критериев всего два: сроки и цена? Хотите я на спор выиграю тендер по организации полета на Марс? Легко: предложу срок 3 дня и цену 3 рубля!

Законодатель зачем-то обязал бюджетные учреждения проводить конкурсные процедуры не только в случае траты бюджетных средств, но и в случае частных инвестиций! ФТИ, например, нарвался на эту «засаду» по проекту в области водородной энергетики.

Нас буквально разоряет и требование уплаты налога на прибыль за полученное финансирование. Физтех же не коммерческая структура! Даже небольшую прибыль нам и то тяжело сформировать, несмотря на более чем миллиардный бюджет. По бюджетному финансированию ее и не заложить, одна надежда на «внебюджетку». До кризиса она у нас была приличная – процентов 40 от бюджета, но в кризис просела (примерно наполовину), на четверть упали зарплаты.

Почему бы вам не объяснить эти несуразицы в руководящих кабинетах министерств?

Зачастую там не понимают, и это еще один барьер. Он имеет субъективную природу и кроется в некомпетентности начальствующих чиновников. Тех, кто пытается осуществлять в масштабах целых отраслей макроэкономическое регулирование, совершенно не представляя себе микроэкономики предприятия, университета, института, школы, больницы. Они не знают, что такое износ основных фондов, не понимают, почему, скажем, наш Институт отказывается от заказов на НИОКРы из-за отсутствия соответствующего оборудования.

В министерских кабинетах возник дефицит специалистов-профессионалов и сложно не то что поддержку получить, а добиться хотя бы понимания.

Ну и, наконец, государство, почему- то, не может разгрести на законодательном уроне многочисленные завалы на пути инновационного развития. Один из деятелей Госдумы сказал, что они сосчитали проблемные законы и планируют завершить по ним работу в течение восьми лет! А нам-то что делать все это время?

Конечно, нагромождение проблем в сфере НИОКР не является уникальным, точно так же идет развал системы ЖКХ, то же и в дорожном строительстве (при ужасном качестве наши дорожные покрытия стоят в 3-6 раз дороже зарубежных) и так далее..
– Еще один участник инновационного процесса – разработчики. Вы приводили убедительные примеры доведения в ФТИ высокотехнологичных разработок до производства и потому не сложилось впечатления, что тут есть проблемы.

Они есть, и серьезные. Самое узкое место – привлечение инвестиций под конкретные разработки для промышленности. На госзаказ не приходится рассчитывать, он смехотворно мал. Скажем, в области солнечной энергетики он связан, в основном, с обеспечением энергетики космических аппаратов – эти небольшие и нерегулярные заказы не дают институту средств на развитие технологической и инфраструктурной базы НИОКР.

А в этом суть: только в проекты можно заложить деньги на приобретение оборудования, то есть дать будущее науке и будущее ее связи с производством. Планка требований еще значительно выше: в качестве технологической базы академическому институту надо иметь оборудование, аналогичное тому, которое будет использоваться на заводе, где по разработкам института создается новое производство – иначе за контракт просто нельзя браться (и у нас есть грустные примеры отказов).

Увы, сейчас в Институте отсутствует современная инфраструктура под передовые технологии, которые у нас развиваются, она на архаичном, по мировым меркам, уровне, износ оборудования – 70%. И мы это болезненно переживаем.

Оборудование – проблема всей Российской фундаментальной науки, а следовательно, один из вопросов для Концепции. Расскажите об опыте ФТИ.

В 70-80-е годы директору ФТИ академику В.М. Тучкевичу удалось организовать самое крупномасштабное строительство в истории института. А что сейчас? Самому новому корпусу 25 лет, остальным более 35, они морально устарели.

Где взять деньги на современные технологические корпуса с «чистыми комнатами» и сложным инженерным оборудованием? Оно весьма недешевое. Установка для выращивания приборных полупроводниковых гетероструктур из газовой фазы (МОС\Ю) с помощью молекулярно-пучковой эпитаксии стоит от $1,5-2 млн! (От безысходности мы собрали все деньги на оборудование, которые у нас были, и затратили их на приобретение как раз этой – одной единственной установки МОС\Ю, а в итоге на ней и задание по НИОКР выполнили, и получили задел для текущего крупного проекта с РОСНАНО).

Академические программы позволяют Институту получать оборудование в среднем на 25 млн руб. в год. Но изначально-то его на баланс поставлено на 2 млрд! С учетом, что в мире оно сейчас существенно подорожало, на его замену потребуются многие миллиарды рублей, которые просто негде взять.

По нам это бьет: у нас развивалось мощное детекторное направление, базирующееся на использовании объемных кристаллов – в мире это направление интенсивно развивается для задач тонкопленочной солнечной энергетики. К сожалению, не нашли средств на приобретение ростовых установок, и институту пришлось направление закрыть.

Что же получается? Руководство страны призывает ученых решать задачу вывода на рынок новой высокотехнологичной продукции. И мы ее решаем. Однако вынуждены браться лишь за очень крупные проекты, поскольку только в них и можно заложить деньги на дорогостоящее оборудование. Сумма затрат на НИОКР при этом заметно возрастает, что соответственно отталкивает инвесторов, и переговоры с ними о проектах нередко срываются. Замкнутый круг!

Выход из него в том – по опыту ведущих стран – чтобы значительные средства в оборудование и инфраструктуру научного учреждения, то есть в основные фонды в сфере НИОКР, вкладывало государство. И в руководстве нашей страны было намерение помочь науке в модернизации устаревших фондов. Владимир Владимирович Путин, будучи Президентом, в послании ФС РФ объявил о программе инновационного развития научно-исследовательских институтов. Увы, правительство М.Е. Фрадкова тогда программу не реализовало. Ученые ожидают: если страна, как нам говорят, выходит из кризиса, то почему бы правительству не вернуться к тому предложению 2007 года?

В самой Академии проблему финансирования закупок оборудования многие прекрасно понимают, хотя, возможно, недооценивают. Вначале считали, что главное – поднять зарплату: подняли в несколько раз и... – кризис тут же чуть не треть съел. Потом в качестве важнейшей проблемы (и она бесспорна!) названо жилье для молодых. Однако в ФТИ сейчас лишь несколько молодых ученых могут соответствовать требованиям как претенденты на такое жилье.

А оборудование – для всех! Известно, что надо давать – рыбу или удочку. Так вот, оборудование – и есть удочка: ты сам можешь «ловить», то есть вести контракты и дополнительно зарабатывать.

Напомним и еще один известный дискуссионный вопрос, который имеет место в академической среде: подо что Академии просить у государства денег? Наиболее распространенный ответ, который можно услышать в Академии: под мегапроекты исследовательского типа. Мы же, в Физтехе, считаем несколько иначе: на фоне умирания отраслевой науки в сегодняшней России правильнее было бы Академии наук более активно участвовать в создании новых высокотехнологичных производств! Этим, как известно, в советское время Академия серьезно занималась.

Впечатление, что пока решение по проблеме оборудования все же не просматривается. У ФТИ есть ли какое-то свое, частное решение?

Это – НИОКР-центр. Поясню. В институте до двух десятков направлений прикладных исследований и разработок, которые можно вывести в сферу НИОКР в ближайшие годы. Как с ними быть: в одном корпусе сдать в аренду площади под некую пилотную линию, в другом – под научно-технический центр и прочее? Институт станет «лоскутным одеялом», набором юрлиц, занятых собственными задачами. И не все будет складно: часть сотрудников должна уходить из ФТИ в эти юрлица, где-то вероятны конфликтные ситуации, их придется разруливать и тому подобное. Но в контрасте с этими проблемами сразу видны преимущества большого института Физтех, где сотрудники могут свободно перемещаться как тематически, так и территориально. Есть и экономическая выгода: ряд участков и служб для прикладных направлений институт может сделать общими: участок постростовой обработки, участок сертификации и испытаний (продукция должна быть аттестована по международным стандартам), конструкторское бюро и многое другое.

Мы искали иной путь вместо «лоскутного одеяла» и нашли его. Подготовили проект НИОКР-центра со строительством за счет бюджетных инвестиций и с этой идеей через полномочного представителя Президента в СЗ ФО И.И. Клебанова обратились в правительство.

Построили?

Пока нет. С Минэкономразвития РФ длительное время прорабатывали, как вписать предполагаемый НИОКР-центр в программу развития технико-внедренческих зон либо другой вариант – найти для него площади в самом институте, а оборудование получить через проект нанотехнического центра в РОСНАНО. Дошли до конкретизации, но итоговое решение оказалось экономически неинтересным для инвесторов. Сроки подачи проекта и получения оборудования оказались сорваны, но поиски продолжаем.

Все ли названы проблемы «разработчика» как участника инновационного процесса?

Нет. Есть и такая: Академия наук – единственный участник, которого не надо мотивировать к инновациям, однако его пытаются закрыть.

Государственная поддержка научных исследований почему-то переносится в вузы в ущерб развитию институтов Академии наук. В частности, было запущено несколько крупных государственных программ развития вузов, включая их приборную научно-исследовательскую базу. Первой была программа инновационных вузов, по которой в течение двух лет вузы-победители получили в целом 40 млрд рублей, а некоторые из них – до миллиарда рублей на обновление оборудования. Потом сформировали программу исследовательских вузов такого же объема. Затем возникла программа софинансирования НИОКР со стороны государства в размере 50%, если исполнителем НИОКР является вуз. Какая, казалось бы, разница для государства с точки зрения развития инновационной экономики – кто является исполнителем НИОКР для частного бизнеса: вуз или академический институт? Однако факт: академические институты такой возможности не имеют, хотя, повторяю, для них сейчас привлечение инвестиций под конкретные разработки для промышленности – самое узкое место. Одна из последних программ «только для вузов» – 150-миллионные гранты для приглашения зарубежных ученых организовывать лаборатории.

Почему так делается? Если за идеал берется модель развития науки в западных исследовательских университетах, то мы в плену формального совпадения слова «университет», поскольку некорректно сравнивать наши университеты с зарубежными. Зато во многих институтах РАН на решение научных проблем нацелены большие коллективы: это термояд, ядерная физика, космические исследования, энергетика, физика низких температур, физика экстремальных состояний вещества, широкий спектр направлений прикладной физики и многое другое. Ничего подобного мы в вузах не увидим. Большинство академических институтов, в отличие от вузов, могут сходу предъявить направления, в которых они лидеры в России, а зачастую, и в мире.

И это все разрушить? Во имя чего?

Любопытно: известный деятель вообще заявил, что одним из врагов развития инноваций в стране являются ученые!
Может быть, идеологи данного курса считают, что РАН якобы архаическая структура? Подобное приходится слышать. Но это же – некомпетентно!

Недавно у меня был разговор с директором одного из институтов Макса Планка в Германии – аналога нашей Академии, если говорить о модели развития фундаментальной науки. Он мне сказал, что Германия сейчас имеет несколько предложений от правительств стран Юго- Восточной Азии на создание там академий типа Макса Планка. То есть, система академии не только не архаична, она, наоборот, востребована как инновационно эффективная. И необходимость подобной академической структуры осознается на уровне правительств наиболее динамично развивающихся в мире стран, которые создают значительную часть инновационной продукции в мире!

Думается, у нас на уровне руководства страны также будет признано: по множеству направлений инновационного развития отраслей, ответственность за них, кроме институтов Российской Академии наук, просто больше некому взять, нравится кому-то Академия или нет.

Критика должна быть конструктивной. Раз уж перечисляем барьеры на пути инновационного развития – то обязаны предложить решение.

Государство должно усилить свою роль, причем сразу в группе задач: мотивировать к инновациям заказчика промышленника, принудить к инвестициям в хай-тек потенциальных инвесторов, финансировать устаревшую инфраструктуру сферы НИОКР. Наконец, преодолеть подспудное сопротивление инициативам сверху разных государственных институтов развития, регионов и хозяйствующих субъектов. Общее решение есть, оно прозвучало в словах Президента страны – ОСУЩЕСТВИТЬ ПРИНУЖДЕНИЕ К ИННОВАЦИЯМ!

Наше же конструктивное предложение такое: создать институциональные механизмы такого принуждения.

А именно: нужен некий межотраслевой орган координации на уровне специальной структуры в правительстве для ряда важнейших функций. Во-первых, формирование государственной научно-технической политики и ее реализация. Во- вторых, проведение в масштабах страны инвентаризации в сфере НИОКР, чтобы понять, кто в этой сфере что реального может сделать: скажем, вот эту разработку может сделать такой-то академическии институт, вот эту – университет, а вот эту – никто не может, ее, как это ни грустно, придется покупать за рубежом. Пока таких сведений в стране ни у кого нет, что, разумеется, не способствует переводу страны на инновационные рельсы. В-третьих, координация усилий науки и разработчиков в сфере НИОКР, ведение соответствующей базы данных по разработкам в этих двухконтингентах специалистов. Наконец, в-четвертых, создание механизмов для принуждения к инновациям и к инвестициям участников крупномасштабных проектов, запуск этих механизмов в действие.

Если оценить масштаб и сложность задач, то ясно: речь должна идти только о госструктуре – ни одна комиссия, в которую людей собирают, допустим, раз в месяц, не заменит постоянно действующего институционального органа. Да и спросить будет не с кого. Следовательно, речь о неком аналоге бывшего Госкомитета по науке и технике (ГКНТ) – назовем его, скажем, ГКНТ-2.

Завершая разговор о Концепции развития Академии наук, делаем вывод, что Концепция неполна, если будет касаться только Академии, она каким-то образом должна описывать и взаимоотношения Академии и государства – например, в виде органа типа «ГКНТ-2». Однако скажите: в этом разговоре не выпало ли еще что-то очень существенное из 92-летнего опыта института?

Я уже предлагал руководству Академии посвятить одно из Общих собраний РАН научным разработкам в помощь фронту во время Великой Отечественной войны – тут есть чем гордиться всем нам! И ученым Физтеха – также. Об этом вкратце скажу. На начало войны штат ФТИ был менее 300 человек. С первых дней многие по зову сердца пошли в ополчение. Часть коллектива во главе с Абрамом Федоровичем Иоффе в августе 1941-го эвакуировалась в Казань, 103 человека во главе с выдающимся специалистом в области физической химии полимеров Павлом Павловичем Ко- беко остались работать в Ленинграде, в кольце блокады. Бои вокруг Ленинграда, как известно, шли два с половиной года.

Разработки физтеховцев военных лет поразительны! Формат интервью позволяет, к сожалению, назвать лишь малую их часть.

Мы гордимся, что отечественная радиолокация своим созданием обязана ФТИ. Лаборатория радиолокации была создана еще в 1934 году, и к началу войны на вооружении Красной Армии уже появились РЛС «Редут» кругового обзора с дальностью обнаружения 150 км. Параллельно и независимо теми же разработками занимались в Англии. О возможностях наших РЛС фашисты не знали. Именно благодаря РЛС в штабе ПВО вовремя получали информацию о налетах вражеской авиации. Важная деталь: буквально перед войной возникает отечественное телевидение, телевизионную камеру поставили в кабине РЛС, а приемник – в штабе ПВО, и это дало огромное тактическое преимущество. Так удалось спасти Ленинград от разрушений, да и вообще трудно переоценить роль радиолокации в минувшей войне.

Когда зимой 1941-го по льду Ладожского озера прошла «дорога жизни», сразу начались странные аварии: грузовик, груженный боеприпасами или провиантом идет с Большой земли нормально, а обратно идет порожний или с людьми и уходит на дно – лед проламывается. Искали диверсии – не нашли. Тогда физтеховцы сделали 56 «прогибографов»: на дно опускался якорь, на лед ставился прибор с самописцем, трос между якорем и льдом крепился к ленте самописца – записывались колебания. (Куски чугунной ограды парка притащили на санях и изготовили станину-якорь для «прогибографов»), Изучалось влияние на колебания льда скорости машин, интервала между ними, близость берега, рельефа дна. И быстро определили: скорость35 км/час, оказывается – убийственна, при ней наступает резонанс и лед разрушается. Так благодаря научным обоснованиям физтеховцев дорога начинала и заканчивала функционировать при толщине льда всего 10 см! С помощью ученых удалось сделать невероятное: по льду озера были проложены рельсы и шли поезда, по льду даже шли танки!

Термоэлектрические источники питания, созданные физтеховцами, называли «партизанскими котелками»: действительно, в простом котелке подогревалась вода, и так создавался достаточный для работы термопреобразователя перепад температур, чтобы обеспечить работу партизанской радиостанции.

Сейчас, когда показывают танки в горячих точках, можно видеть, что они увешаны металлическими болванками. Эта защита была придумана в годы войны в броневой лаборатории ФТИ – тогда вместо болванок использовались стальные прутья с той же целью – изменить слегка вектор движения противотанкового снаряда при прямом попадании, чтобы уменьшить его проникающую способность.

В копилке блокадных заслуг ФТИ есть и удивительное достижение в сфере биофизики и биохимии. В условиях стационарного фронта мутирует возбудитель страшной болезни – газовой гангрены, быстро развивающейся к летальному исходу. Биофизик С.Е. Бреслер, эвакуировавшийся в Казань, поручил своей дипломантке, оставшейся в Ленинграде Марии Гликиной взяться за разработку противогангренной сыворотки, подсказал, какой грибковый штамм взять за основу. И вот две девушки М.В. Гликина и Л.П. Крутикова буквально за три месяца решают эту сложнейшую задачу.

Созданный ими препарат «П» спас жизнь тысячам раненых. В 43-м году Черчилль подарил Сталину немного пенициллина. Тотчас его отправил в Ленинград, и испытали вместе с препаратом «П» – наш оказался лучше! Важно отметить: от разработки противогангренной сыворотки в ФТИ до внедрения в эвакогоспитале прошло всего несколько недель – срок, в десятки раз меньший общепринятого сегодня. Я думаю, это гордость для вообще всей отечественной науки и образец того, как надо заниматься инновациями, когда это действительно жизненно необходимо стране.

Главную опасность для кораблей в то время представляли магнитные мины. Английский королевский флот потерял на них шесть эсминцев. В отношении нашего флота зловещая идея фашистов почти удалась: они забросали с самолетов магнитными минами и Финский залив, и севастопольские бухты, и были убеждены, что наш флот заперт. Однако у нас еще в 1939-м была испытана отечественная система размагничивания кораблей – «система ЛФТИ» – и за годы войны ни один наш корабль, оборудованный ею, не подорвался на магнитной мине! Внедряли «систему ЛФТИ» в реальных боевых условиях, во время бомбежек и обстрелов – Анатолий Петрович Александров, будущий президент АН СССР, Игорь Васильевич Курчатов, будущий руководитель ядерного проекта страны, Владимир Максимович Тучкевич, будущий директор Физтеха, Борис Александрович Гаев, будущий замдиректора Физтеха. Зная, какое великое будущее ожидало этих ученых, понимаешь – это не случайно.

Да, этот пласт истории мы никак не сможем отразить в Концепции развития Академии, однако не можем не понимать: героическая работа на нужды фронта, самоотдача, умение брать ответственность на себя, часто с риском для жизни и карьеры, сделало из этих замечательных людей, да и многих других ученых – выдающихся организаторов науки. И это историческое наследие – одна из опор нашей Академии.

Есть ли главная мысль, которую надо помнить при разработке Концепции?

Конфуция спросили, как должен вести себя ученый по отношению к правителю, он ответил: «Говорить правду». Политическое руководство страны заявляет, что без модернизации нашему государству не жить.

Действительно, вопрос поставлен ребром: либо мы проблему решим, либо заболтаем, как в свое время перестройку. Альтернатива-ужасна! Ведь если тогда расплатой оказался распад Союза, то – что сейчас? Распад России?

Посмотрите фамилии в статьях ведущих зарубежных журналов по информационным или оптоэлектронным технологиям – в авторских коллективах вы найдете множество русских фамилий. Молодые ученые уезжают. Возьмем даже наш институт. Пионерские в мире разработки в области карбидкремниевой электроники в свое время вышли из Физтеха и ЛЭТИ (Санкт-Петербургский электротехнический госуниверситет) и... уехали за границу с нашими ребятами в фирму СПЕЕ, откуда мы сейчас их покупаем в виде готовой продукции.

Надо ли спрашивать – почему? Время учебы в аспирантуре – детородный возраст, человек обзаводится семьей, детьми. И что же он получает от государства в виде стипендии? – 1,5 тыс. рублей! Аспирант вынужден прирабатывать – учебный процесс страдает. Молодежь, безусловно, чувствует разницу – как страна оценивает потребность в лейтенантах и как в ученых.

Отсюда же и падение интереса абитуриентов к техническим дисциплинам, к естественным наукам. Помню, когда я поступал, конкурс на факультет радиоэлектроники был огромный. Тогда государство мотивировало выпускников вузов на занятия наукой.

Разве нынешнее положение отвечает объективным потребностям страны? Примеры создания в сегодняшней России новых высокотехнологичных производств можно по пальцам сосчитать, мы имеем целый набор 3-го, 4-го, 5-го технологических укладов, созданных еще при советской власти, а в передовых странах господствует уже 6-й. Нашему институту сейчас для создания производства принципиально новой продукции, как это ни жаль, приходится по большей части отказываться от старых предприятий и идти на создание новых производств.

Если мы хотим сохранить страну – у нас нет альтернативы. И времени на раскачку – тоже нет! Действительно, надо включать механизмы принуждения к инновационному развитию! Вот вывод, который нужно сделать из истории нашего института, имеющего генетическую связь с индустриализацией страны, с модернизацией ее экономики. Этот вывод следует из почти вековой истории великих научных открытий, создания новых отраслей индустрии и совершенно новых сфер производства.

Беседовал Сергей ШАРАКШАНЭ
Источник: "Философская Газета"

Лента: Общество

Российская Академия Наук: сущность и существование