Лента: Общество

В канун очередной годовщины кровавой развязки государственного переворота, совершенного Ельциным и его командой осенью 1993 года, нынешний президент пообещал нам… честные выборы. Вряд ли стоит обсуждать всерьез, будет ли выполнено обещание. Но стоит все-таки вспомнить, что это – честные выборы – вообще такое. И плюс из свежих новостей обратим внимание на одну – на новые планы нашего Минтранса. На все нарастающие в стране катастрофы с человеческими жертвами ответ найден, согласимся, остроумный (примерно как ответ про киевского дядьку на вопрос о бузине в огороде) – сократить в десять раз количество придорожных бензоколонок. Наивный вопрос: вот это у нас одно обещанное (типа «честных выборов») с другим – столь радикальным пресечением конкуренции на потребительском рынке – хоть как-то совместимо?

Итак, «честные выборы». Но что это вообще такое?

Первое – это честное представление имеющейся совокупности множества альтернатив. Например, оттолкнемся от одного нюансика недавнего увольнения министра финансов и ответственного за экономический блок деятельности правительства. Уволили шумно и эффектно, но вот странность – от поста председателя Национального банковского совета при этом не освободили. Это что же у нас – настоящих «профессионалов» не хватает? Некому больше определять стратегию развития финансово-банковской системы? Некому осуществлять стратегическое планирование деятельности Центрального банка и контроль за его успехами? А приобщенные к верхам наблюдатели уже прогнозируют и дальнейшее кадровое продвижение этого «лучшего в мире» птенца чубайсовского гнезда – прочат ему пост председателя Центробанка.

Казалось бы, здесь и заложена альтернатива, и не только личностная: достаточно напомнить, что в нашей стране Центробанк отвечает исключительно за денежную эмиссию и устойчивость рубля. При этом, что под последним понимать – знают только те, кому и надлежит отвечать: ни за нынешнее резкое (хотя и не радикальное по масштабу) падение рубля, ни за «плавную девальвацию» осени 2008 года, ни, наконец, за дефолт и пятикратную мгновенную девальвацию 1998 года так и не ответил никто. Пересаживание из кресел председателя ЦБ, премьера и министра финансов в кресла руководителей госкорпораций и полугосбанков, полагаю, вряд ли мы можем считать ответственностью? А, для сравнения, в США Федеральная резервная система и ее руководство отвечают совсем за другое – за создание наилучших условий для развития национальной экономики. Задайтесь системой критериев этого развития (в США одним из таких критериев признаются, в частности, полноценно оплачиваемые рабочие места), и вы получите возможность оценивать результаты деятельности конкретных руководителей.

Далее, понятно, что не все так просто – быстро оценить можно лишь сиюминутные результаты, не понимая, зачастую, и не осознавая близящиеся результаты долгосрочные. Тем не менее, если искать не идеальное, но хотя бы сколько-нибудь лучшее, чем имеющееся, радикальное изменение хотя бы самой цели деятельности нашего Центробанка – переориентирование его на создание условий для высокотехнологичного развития – это ведь уже реальная альтернатива? Но такой альтернативы нам не представляют. Как будто ее просто вообще нет. Может быть, действительно, нет? Может быть, в стране и впрямь попросту нет сил, нацеленных не на мифическое «нано», но на подлинное развитие?

Второе. Представление альтернатив – это не централизованный сбор предложений в какую-нибудь очередную программу «2020», с последующим их рецензированием и, естественно, блокированием изначально заведомыми сторонниками лишь одного варианта. Представление альтернатив – это предоставление возможности альтернативам самозаявиться, независимо от мнения носителей господствующей идеи. Что ж, пожалуйста, тот же нынешний временный президент неоднократно заявлял, что подлинную свободу СМИ он видит в Интернете, где, к слову сказать, и мы с вами, уважаемый читатель, сейчас общаемся. Но тут же приходится признать, что между представлением идейных альтернатив и предоставлением возможности реального выбора между ними в ходе выборов в органы государственной власти – есть принципиальная разница.

Парадокс: идеи Глазьева, Ивашова, Хазина, Старикова, Делягина, могу также надеяться, что и я приложил к этому идейному контексту свою руку, а также в немалой степени идеи Проханова и Кургиняна (во всяком случае, можно вычленить нечто общее, объединяющее) – уже в значительной степени овладели умами немалой части населения. Причем, зачастую, и без привязки к изначальным носителям и пропагандистам этих идей – как нечто естественное и само собой разумеющееся. Но создание политической силы, твердо стоящей на этой идейной платформе и имеющей возможность предложить себя избирателю, представляется совершенно невозможным и нереализуемым. Почему же так?

Третье. Понятие «политическая система» отнюдь не исчерпывается вопросом о формальной многопартийности, классическом разделении властей и т.п. Здесь нюансы важнее общих деклараций. И такой «нюанс», как принципиальная невозможность для группы не из 45-50 тысяч (да еще затем проверяемых–перепроверяемых чиновниками, то есть, с легкостью блокируемых), а для группы, например, из двадцати – пятидесяти более или менее известных граждан заявить себя как политическая партия, без дополнительного «отсекателя» неугодных в лице совершенно надуманных и излишних для подлинного честного выбора бюрократических процедур, оказывается на деле важнее, чем все прочие звонкие декларации. Аналогично и с напрочь забетонированной нынешней партийной системой возможностью группе из десяти – двадцати более или менее известных людей выдвинуть кого-либо на важный или даже на высший государственный пост. Нет – вы, не имея никакого «административного ресурса», тем не менее, должны провести огромную административно-бюрократическую работу по сбору десятков тысяч или даже нескольких миллионов подписей, да еще и которые затем будут проверяться действующей госбюрократией – очевидно, что такая система создана исключительно для того, чтобы в обход государственно-бюрократической системы заявить альтернативу на выборы было принципиально невозможно.

Четвертое – сама процедура голосования. Ведь нет же ничего проще: если уже были прецеденты выявленных фальсификаций, если понимаем, что этот тот случай, когда никто никому принципиально доверять не может и не должен, то:

– исключительно прозрачные урны с фиксацией каждого факта опускания бюллетеня в урну и четкой многократной фиксацией (с публичным дублированием подсчета) количества проголосовавших граждан;

– непрерывный видеоконтроль за каждой урной и занесением каждой записи в каждый журнал учета проголосовавших;

– право на организацию параллельного видеоконтроля на любом участке для представителей конкурирующих сил и СМИ;

– никаких «досрочных голосований»;

– никаких «открепительных удостоверений»;

– никаких «переносных урн» и т.п.

Если кто-то полагает, что это «дорого», то уверяю – дешевле сочинской олимпиады и вполне реализуемо даже за счет хотя бы отказа от закупок для должностных лиц госорганов и руководителей госкорпораций дорогих иностранных автомобилей и т.п. излишней роскоши за наш счет. А если кто-то полагает, что мы отказом от «досрочного голосования», «открепительных удостоверений» и «переносных урн» как-то ущемим какую-либо категорию командировочных и больных, то очевидно же, что это реально возможно и совершенно жизненно необходимо нам для того, чтобы не ущемлять право всех, включая и этих командировочных и больных, на подлинное, не подтасованное волеизъявление с последующим честным подсчетом голосов.

Наивный вопрос: если уж заговорили свыше про «честные выборы», то что мешает реализовать хотя бы один этот пункт? Или какие всерьез аргументы против него?

Кстати, стоит сделать отступление. Читатель не может не обратить внимание на то, что в вышеперечисленном мои мысли практически смыкаются с тем, что декларируют и наши «либералы» – от недавно прохоровских и в будущем, не исключено, кудринских (но подлинно и скрыто всегда чубайсовских) «правых» до какого-нибудь «мозгового центра» президента «ИНСОРа» и «Яблока». Но, во-первых, подлинные-то заботы и цели при этом у нас принципиально разные, например, у тех же Глазьева и Ивашова, с одной стороны, и у Кудрина и Юргенса, со стороны другой. И, во-вторых, как не грех напомнить в преддверии годовщины трагической развязки переворота 1993 года, далеко не все, кто декларирует самое элементарное вышеописанное, оказавшись при власти, на деле следует этому в своей реальной практике. Демократия – это когда самоназванные «демократы», якобы ради демократии, совершают госпереворот и свергают законно избранный парламент страны – это мы уже проходили, и забывать об этом опыте не должны. И, в-третьих, так это же беда, что нынешняя власть довела «выборы» до такого состояния, что в некоторых своих требованиях нормальному гражданину применительно к вопросу о честных выборах приходится смыкаться, уж извините, чуть ли не с прозападными марионетками…

Четвертое. Но есть применительно к вопросу о честных выборах и два вопроса, в которых видна принципиальная разница в позициях «правых», с одной стороны, и, с другой стороны, даже не «левых», но, в условиях полного господства в политике, экономике и культуре этих «правых» на протяжении уже пары десятков лет, точнее сказать, между силами «право-олигархическими» и всеми остальными – наверное, не ошибусь, если скажу, что абсолютным большинством населения.

Первый вопрос – вопрос об управлении средствами массовой информации, причем именно массовыми СМИ, прежде всего, телевидением -в отличие от Интернета, милостиво оставленного нам президентом. Известна цивилизованная позиция: равный доступ различных политических и общественных сил к государственному/общественному телевидению, широкий общественный контроль, отделенный от исполнительной власти. Достижимо не абсолютно, с определенными издержками и трудностями, но никакой другой цивилизованной позиции, соответствующей идее широкой общественной дискуссии и честных выборов власти, просто не существует. И известна последовательная и традиционная позиция правых: управление СМИ должно быть частным, за частные же деньги, что, якобы, избавляет нас от бюрократического произвола власти.

Второй вопрос – финансирование самой избирательной кампании – огромного объема работы, который, в условиях общества, живущего материально довольно тяжело, должен как-то оплачиваться. И здесь позиция цивилизованная та же, что применительно к управлению СМИ: равный доступ конкурирующих политических сил к определенному достаточному для ведения кампании объему государственных средств и, что принципиально, недопущение иных поступлений свыше определенного максимума, который, например, во французском варианте, не должен превышать объем госфинансирования. Позиция «правых» и здесь, разумеется, всегда была тверда и последовательна: есть у тебя деньги – веди кампанию, в том числе, покупай «политическую рекламу», нет денег – гуляй в сторонке. Позиция и постоянная идеологическая, и сиюминутно корыстная: понятно, что олигархи дают деньги тем, кто берется отстаивать их интересы и, напротив, отказывают тем, кто намерен их интересы ущемить и ограничить в пользу всего общества.

Самое любопытное, что, в условиях некоторой жесткой феодализации нашей экономики, когда даже иллюзии о деньгах абсолютно частных, никак не завязанных на волю или, как минимум, разрешение власти, рассеялись в позиции правых и по этим вопросам произошли некоторые сиюминутно конъюнктурные изменения. Теперь уже даже и самые «правые либералы» требуют «доступа к федеральным телеканалам» и даже «доступа к финансированию» – мол, Кремль все денежные потоки сконцентрировал в своих руках и «никто не рискует финансировать оппозицию». То есть, и здесь они почти смыкаются с нами. И надо признать, что их утверждения в данном случае, действительно, правда. Но нельзя и не помнить, что эти же люди и силы отстаивали тогда, когда они в интересах зарождающегося олигархата организовывали приватизацию и затем «кредитно-залоговые аукционы», махинации с хранением бюджетных средств на счетах в «уполномоченных» банках, пирамиду ГКО и фактическую приватизацию массовых СМИ, включая основной тогда первый телеканал. Тогда свобода ведения избирательных кампаний и «честные выборы» недвусмысленно трактовались ими исключительно как право получить частные (олигархические, по существу, только что украденные у нас с вами) деньги и их использовать на кампанию и покупку СМИ, не допуская таким образом к конкуренции тех, кто доступа к большим (повторю, только что украденным у нас) деньгам не имеет…

Вот такая программа-минимум – не экономического и социального развития – здесь различия между позициями сил право-олигархических и интересами большинства граждан более очевидны, но всего лишь наполнения понятия «честные выборы». Не испытываю иллюзий, но не я этот вопрос поднял. Вопрос поднят нашим президентом – пока все еще президентом. Так сказавши «а», надо бы сказать и «б».

Хотя, разумеется, ничего подобного в реальности мы ожидать сейчас не можем. Никто сверху добровольно нам это – элементарное наполнение минимальным смыслом понятия «честные выборы» – не спустит. Пока мы вот уже полгода с некоторым удивлением обнаруживаем небывалое: цены на отдельных частных бензоколонках выше, чем на бензоколонках сетевых, принадлежащих крупным вертикально интегрированным компаниям. И объяснение известно: монстры-монополисты внаглую продают топливо сторонним компаниям на десять-двадцать процентов дороже, чем своим. С простой и понятной целью – выжить независимых заправщиков, разрушить конкурентное поле и затем, когда независимых конкурентов не останется, получить возможность увеличить норму прибыли на своих колонках – далее неограниченно повышать стоимость бензина в розницу уже независимо от цен оптового рынка. Но вот что удивительно: даже несмотря на эту варварскую практику, до сих пор никоим образом не пресекаемую властями, независимые заправщики как-то выживают, хотя, конечно, количество автомобилистов, заправляющихся у них, радикально снизилось – никто не хочет переплачивать. И остается как-то выживать за счет чего? За счет места расположения: что-то вы не рассчитали, и вот, уже кончается у вас бензин в баке – уже не ищете, где дешевле – ищете ближайшую колонку. Обидно монстрам-монополистам. И вот инициатива министра Левитина – на порядок сократить количество придорожных заправок: мол, по нормативу через пятьдесят километров, и чаще не надо. В этих условиях и с учетом вышеописанной полугодичной предыстории вопроса, какие заправки будут оставлены, а какие уничтожены, полагаю, нетрудно догадаться.

И наивный вопрос. Если бы ныне практически шутейное понятие «честные выборы» имело бы какое-то наполнение, подобное выше мною описанному, всеобщее счастье быстро, разумеется, не наступило бы. Но вот рискнул ли бы в этом случае министр транспорта страны всерьез даже и заикнуться о своей инициативе наглого пресечения конкуренции в очередном секторе потребительского рынка?


Юрий Болдырев
Источник: Специально для Столетия"