Лента: Общество

В рассекреченных документах спецслужб США нет подтверждения того, что они имели какое-либо отношение к первой публикации романа Бориса Пастернака "Доктор Живаго" на русском языке, но нет и доказательств их непричастности к этой публикации. Корр. ИТАР-ТАСС убедился в этом, запросив материалы, касающиеся Пастернака, в архивах ЦРУ и ФБР США на основании американского закона о свободе информации. В течение минувшего года, на протяжении которого отмечались 120 лет со дня рождения и 50 лет со дня смерти знаменитого писателя и поэта, ответы на эти запросы поступили из обоих силовых ведомств, а также, по согласованию с ФБР, из бюро разведки и исследований госдепартамента США.

В ответе из ЦРУ указывалось, что там заново прошерстили по запросу базу данных ранее рассекреченных документов общим объемом более полумиллиона листов. Что касается всех остальных архивов, в Лэнгли не пожелали "ни подтвердить, ни опровергнуть как наличия, так и отсутствия" в них досье на Пастернака, поскольку даже сам этот факт "обоснованно засекречен", как относящийся к "информации о разведывательных источниках и методах".
В итоге главное разведведомство США представило в качестве ответа неподписанную десятистраничную справку "Пастернак и Фаст: по разные стороны "железного занавеса", датированную ноябрем 1958 года. Это означает, что она была составлена по горячим следам событий 23-29 октября того же года – с момента объявления о присуждении первому советскому автору Нобелевской премии по литературе до его вынужденного отказа от этой награды из-за травли, которую она навлекла на него на родине.

Американские литературоведы в штатском, между прочим, считали тогда, что "Доктор Живаго" – это "не пропагандистское произведение" и вообще "не политический роман в обычном смысле слова". Это "не контрреволюционный", и "не прокапиталистический", а "антицаристский" текст, бьющий "не по целям коммунизма, а лишь по некоторым его методам", утверждали они. В целом, на их взгляд, принципиально неприемлемым для советских властей роман оказался прежде всего потому, что "взывал к интеллектуальной честности и человеческой свободе".

Вообще, основным содержанием служебного документа ЦРУ служила полемика о свободе творчества на примере судеб Пастернака и американского писателя Говарда Фаста. Последний, будучи коммунистом и получив в 1953 году Сталинскую премию, продолжал тем не менее широко издавать свои произведения в США. В 1957 году он порвал с компартией и на следующий год публично и резко осудил преследования Пастернака в СССР.

Но попутно в общих чертах рассказывалась и история выхода в свет "Доктора Живаго". Сообщалось, что миланский издатель Джанджакомо Фельтринелли /ошибочно названный Джанкарло – прим. авт./ напечатал роман после того, как тот был сначала одобрен к публикации, а затем запрещен в Советском Союзе. Упоминалось также "пиратское издание /тиражом/ в 1200 экземпляров, которое было летом /1958 года/ выпущено одной голландской фирмой и распродавалось российским туристам на Всемирной выставке в Брюсселе".

По версии российского исследователя Ивана Толстого, именно это издание было результатом "спецоперации" ЦРУ, обошедшейся в 10 тыс долларов. Денежный размер самой Нобелевской премии составлял в то время около 41,4 тыс долл. Кстати, когда Толстой только выдвинул эту версию, корр. ИТАР-ТАСС пытался спрашивать о ней на одном из приемов у тогдашнего директора ЦРУ Майкла Хейдена, но ответа не получил.

Госдепартамент США в своей рассекреченной теперь справке от 18 ноября 1958 года по сути ограничился изложением канвы событий. По его мнению, "дело Пастернака драматично сфокусировало внимание внутри страны и за рубежом на двух крупных недостатках советского режима – его фактической нетерпимости к свободе слова и неспособности поставить себе на службу лучшие творческие таланты страны".

Любопытно, что в документе вашингтонского внешнеполитического ведомства ничего не говорилось о международных последствиях происшедшего. Надо полагать, этому важнейшему для США вопросу посвящались отдельные аналитические бумаги, остающиеся под спудом. В той же записке ЦРУ приведен целый хор возмущенных откликов известных деятелей культуры и мировых СМИ, особенно левой ориентации.

О том, что писала в те дни печать самих США, можно судить по плотной стопке бумаг, присланных из ФБР. Справочно-архивная служба этого ведомства сообщила, что рассмотрела по запросу 80 страниц документов и решила обнародовать 75 из них. Львиную долю составляют копии публикаций в американской прессе. Между прочим, наряду с известными защитниками Пастернака /а среди них были Альбер Камю, Бертран Рассел, Исайя Берлин, Джавахарлал Неру и многие другие/ колонку в его поддержку написала тогда вдова американского президента военного времени Франклина Делано Рузвельта и первый председатель Комиссии ООН по правам человека Элеанор Рузвельт.

В документах самого ФБР привлекают внимание однозначная оценка "Доктора Живаго", как "обвинительного заключения в отношении коррумпированости российской жизни, вызванной коммунизмом", докладная записка о том, что компартия США подстроилась к советской кампании критики романа, хотя и "в более мягком тоне", а также справка о том, что ФБР не возражало бы против приезда писателя в США, поскольку не располагало "информацией о связи Пастернака с советскими разведслужбами".

Справка эта была выдана в феврале 1959 года в ответ на запрос из визового подразделения госдепартамента. Чем он был продиктован, в документах не указано. Но осенью того же года в США распространились слухи о возможности приезда Нобелевского лауреата в Чикаго. Исходили они от Джозефа Половски – активиста организации американских ветеранов встречи на Эльбе, который ранее ездил в СССР и встречался с Никитой Хрущевым. Половски утверждал, что ему были обещаны приезд и выступление Пастернака на декабрьском памятном вечере в честь Федора Достоевского.

Этот визит, однако, так и не состоялся – даже если планировался. В мае следующего года Пастернак умер на своей даче в Переделкино. Похороны опального поэта, собравшие массу народа, стали очередным подтверждением общественного признания не только его литературного гения, но и его моральной победы в противостоянии с властями.

Зато в Америку приезжал в 1959 году его итальянский издатель Фельтринелли, публично радовавшийся тому, что ему без проволочек выдали визу. В архиве ФБР сохранилось объяснение на этот счет. Власти США тогда решили, что, "поскольку он приобрел всемирную известность, как издатель "Доктора Живаго",... выгоднее дать ему визу, чем отказать на основании прошлой принадлежности к итальянской компартии", от которой он к тому же уже отрекся.

Как известно, в 1958 году вместе с Пастернаком Нобелевскими лауреатами стали еще трое россиян – физики Игорь Тамм, Павел Черенков и Илья Франк. Поздравляя их с заслуженным успехом, газета "Уолл-стрит джорнэл" тогда писала: "Но даже советские лидеры должны бы знать, что правительство может жечь книги и подвергать опале людей, но ни одна власть, созданная человеком, не в состоянии стирать из памяти идеи других людей. Сама попытка такого рода лишь укрепляет идеи, которые правительство хочет уничтожить. Поэтому, на наш взгляд, нет особых сомнений в том, кого из четверых россиян, удостоенных Нобелевской премии, будут со временем больше всего славить и помнить – возможно, даже в том самом обществе, где он теперь живет".

* * *
Крупный и по-настоящему независимый моральный авторитет неудобен для любой власти. Корр. ИТАР-ТАСС лишний раз убедился в этом, запросив из архивов ЦРУ и ФБР США материалы, касающиеся Александра Солженицына. Из полученных ответов складывается впечатление, что для США деятельность знаменитого писателя была гораздо более выгодной и менее хлопотной, когда он вел непримиримую борьбу с советской властью в самом СССР, чем когда обосновался на Западе.

К первому периоду относятся аналитические записки "Дело против Солженицына", "Александр Солженицын и Политбюро" и "Сахаров и Солженицын: советская дилемма", присланные из ЦРУ. Они датированы соответственно летом 1969 года, 15 декабря 1970 года и 26 сентября 1973 года. Если первая из них оканчивается констатацией того, что "невозможно даже предположить, какая судьба ожидает Солженицына", хотя "место его в русской литературе гарантировано" и "со временем он может быть признан величайшим писателем, сформировавшимся в Советском Союзе", то вторая посвящена анализу "сложной проблемы для советского руководства", созданной присуждением Солженицыну Нобелевской премии, а последняя открывается рассказом о нескольких примирительных жестах со стороны Москвы и завершается выводом, что "инициатива, кажется, перешла от охотников к дичи", что Сахаров и Солженицын, объединив усилия, сумели "превратить свою судьбу в международную проблему" и вызвать на Западе бурную реакцию, поставившую под удар "советскую политику разрядки".

Примечательно, что американцы, судя по всему, изначально не рассчитывали найти в Солженицыне безоговорочного идеологического союзника. В той же записке от 1973 года, излагается его письмо в норвежскую газету с выдвижением кандидатуры Сахарова на Нобелевскую премию мира. Автор "дал ясно понять, что его враждебность советскому режиму не означает перехода на западные ценности", указывают аналитики из Лэнгли, поясняя, что в письме содержится "осуждение лицемерия и аморальности Запада".

Из еще одного архивного документа в редком жанре объяснительной записки с поправкой выясняется, что в 1974 году, уже после высылки Солженицына из Советского Союза, ЦРУ ошибочно приписывало ему возражения против отделения от СССР Украины и Белоруссии. Объяснялась ошибка тем, что писателя скорее всего спутали с другим "типичным русским националистом" Владимиром Осиповым, а необходимость официального внесения поправки в закрытый разведбюллетень /в виде механической замены имен и фамилий в тексте/ мотивировалась тем, что, "хотя Солженицын сам по себе не является ключевым фактором при принятии текущих политических решений в США", его широкая известность и "вероятность скорого посещения им Соединенных Штатов" способны были привлечь к его имени "внимание значительного числа высокопоставленных читателей" бюллетеня.

В подборке материалов из архивов ФБР преобладают публикации СМИ США за период с 1968 по 1975 годы, а также содержится ряд более поздних служебных донесений и копия речи "За свободный Китай", произнесенной писателем в 1982 году на Тайване. Из бумаг, в частности, явствует, что первое время после вынужденной эмиграции Солженицын всерьез опасался за свою безопасность. Приезжая в США, он старался не афишировать свои перемещения по стране, а его знакомые хлопотали даже о выдаче ему разрешения на ношение оружия. В этом ему, правда, отказали из-за отсутствия у него американского гражданства, но зато попутно ФБР неоднократно письменно подтверждало, что не располагает данными о подготовке против него каких-либо силовых акций.

Пожалуй, самый любопытный эпизод, отраженный в архивных бумагах, связан с отказом президента США Джеральда Форда принять Солженицына в Белом доме в июле 1975 года. Американского лидера можно было понять – он как раз собирался в Хельсинки для подписания Заключительного акта Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе. По свидетельству газеты "Нью-Йорк таймс", Форд и сам был "настроен против встречи" с писателем-диссидентом, а к тому же "позволил себя уговорить" советникам, прежде всего тогдашнему госсекретарю США Генри Киссинджеру.

После этого, однако, бывший советский зэк поставил американской администрации пропагандистский мат в два хода. Сначала наиболее консервативные законодатели и профсоюзные лидеры в США подняли шум вокруг якобы нанесенной ему обиды, а затем, когда его уже вроде бы готовы были все же принять в Белом доме, он сам позвонил в ту же "Нью-Йорк таймс" и объяснил, что изначально не видел особого смысла во встрече с Фордом. По его словам, он рассматривал готовившийся хельсинкский Заключительный акт, как "предательство Восточной Европы, официальное признание ее навечного порабощения". "Если бы у меня была надежда отговорить его от подписания этого договора, – сказал Солженицын о Форде, – я бы сам добивался такой встречи. Однако, подобной надежды нет".

Кстати, необычным постскриптумом к этой истории стало рукописное письмо Киссинджеру, направленное в госдепартамент США из Калифорнии. Автор, имя которого в архивной копии вымарано, возмущался "глупыми советами" госсекретаря президенту по поводу Солженицына и утверждал, что "больше американцев скорее поверят ему, а не вам", в том, что касается СССР. В заключение он даже риторически спрашивал Киссинджера, не является ли тот... "советским агентом". В ФБР сохранилась копия письма, а оригинал был передан в Секретную службу США, отвечающую за охрану высших должностных лиц страны.

Около трех лет назад я писал о том, как ФБР в 1978 году напросилось в гости к Солженицыну в его дом в Кавендише /штат Вермонт/, чтобы попытаться выяснить, откуда ему могло стать известно имя реального советского разведчика. Завязка романа "В круге первом", написанного в 1955-58 годах, строится на звонке в американское посольство в Москве с сообщением о том, что "на этих днях в Нью-Йорке советский агент Георгий Коваль получит в магазине радиодеталей... важные технологические детали производства атомной бомбы". В 2007 году Жоржу Абрамовичу Ковалю, добывавшему для Москвы в Америке в середине 1940-х годов атомные секреты, было посмертно присвоено звание Героя России.
Узнал я о визите представителя американской контрразведки к тогдашнему "вермонтскому затворнику" из следственного дела Коваля, извлеченного по моей просьбе после его награждения из архивов ФБР. В подборке документов, присланных теперь на основании закона о свободе информации, этих же бумаг нет. Это переводит в разряд фактов предположение – и без того достаточно очевидное, – что спецслужбы США рассекретили пока не все свои материалы о Солженицыне.

* * *

По запросу об Иосифе Бродском из ФБР США поступило лишь несколько почти полностью вымаранных цензурой страниц. Насколько можно было понять, речь в них шла об установлении личности некоего однофамильца и тезки поэта в США.
На запросы относительно Сергея Довлатова ответов по существу не было вообще.


Источник: По материалам ИТАР-ТАСС
При полном или частичном использовании данного материала ссылка на rodon.org обязательна.