Тихий и вежливый Александр Сокуров обычно деликатно отказывается от интервью. Часто из-за купюр, а еще потому, что самые вопиющие проблемы не способны, по его мнению, вызвать должный общественный резонанс. Но на вручении ему международной премии за достижения в области "цифры" – фильм "Русский ковчег" – Александр Николаевич сделал исключение для обозревателя "Известий" Гузели Агишевой.
известия: Действие "Русского ковчега" разворачивается в Эрмитаже, думаю, не случайно. Для вас в искусстве первична классика, особенно в живописи и литературе. Кто из великих помог вам сформироваться?
александр сокуров: Принято считать, что искусство разнообразно, не ограничено во времени и в пространстве и продолжает развиваться. Это заблуждение: на самом деле все основные позиции, как и все буквы алфавита, уже названы, речь в искусстве уже сложилась. Здание построено. Новизна может быть лишь в том, что в этот храм может войти новый человек и своим светом внести в него что-то по-настоящему новое. Свою душу. Моими проводниками были и остаются Тютчев, Лермонтов, Бернс... Фолкнер, Манн, Достоевский, немецкая литература эпохи Гете... Это люди, сформировавшие цивилизацию, я их постоянно перечитываю, потому что литература – это воздух. Но художественная конституция – живопись, и поэтому Эль Греко, Тропинин, Рембрандт, американский художник Эндрю Уайет, великий англичанин Тернер. Он предвосхитил многие вещи, за которые потом французские импрессионисты получали бонусы от европейской цивилизации.
Означает ли это, что из вашей любви к живописи может родиться какая-то лента – как, скажем, из картины Вермера "Девушка с жемчужной сережкой" вырос известный фильм Питера Веббера?
Перед каждым фильмом я сначала ищу атмосферу, первоисточник визуальный, пока не найду что-то адекватное по настроению, по подробностям на полотне. Картина "Мать и сын" вся сделана на мотивах немецких романтиков XIX века. Каспар Давид Фридрих – вот корни визуальной культуры этого фильма, я и не скрываю этого. Сидел часами перед его "Монахом у моря". Огромная картина, академия духовных наук для головы и души. Трудно формулируемая вещь для человека, который занимается кинематографом, где все внутри ремесленное, где нет условий и времени для свободы, чтобы задуманное довести до конца, поскольку слишком технологичный вид деятельности.
Вы работаете над экранизацией "Фауста". Расскажите, пожалуйста, как идет процесс.
У нас было крайне мало времени для такой огромной исторической картины, а смета очень скромная, и съемочный период потому короткий. Но я доволен тем, что судьба меня свела с блестящими европейскими актерами, что работаю с выдающимся специалистом в сфере немецкой литературы Мариной Кореневой из Пушкинского дома – для меня это гарантия грамотного обращения с текстом и драматургией, поскольку фильм на немецком языке. Оператором у нас Брюно Дельбоннель из Голливуда, этот человек участвовал в съемках "Властелина колец" и снимал последнего "Гарри Поттера". Сейчас я имею в виду даже не столько художественный уровень, а его технологический масштаб, калибр подвластной ему машинерии. Удалось собрать вокруг фильма ряд редких и крупных фигур.
Все фильмы вашей тетралогии на языке оригинала...
Да, в "Солнце" говорили на японском и английском, в "Молохе" – на немецком, в "Тельце" – на русском. Язык – часть философии, эстетики и этики фильма. Национальный язык.
А где будет презентация – в Германии или у нас?
Пока я не вижу интереса у нас в стране – ни со стороны телевидения, ни тем более со стороны проката. Поэтому не представляю, где бы мы могли ее показать.
Когда предполагаете завершить фильм?
В начале января.
Он снимается на пленку, но эксперименты там какие-то будут?
Там есть и компьютерная графика, и работа с пластикой актерской, у нас были очень интересные специалисты по пластическому гриму. Интересная будет музыка – композитора Андрея Сигле, он писал и к предыдущим картинам этого цикла. Я многого жду от этого этапа, он очень важен для художественного качества картины. Но, если оценивать ситуацию в целом, самый большой объем работы мы преодолели.
В прошлом году я участвовала в выездном заседании ВООПиКа в Петербурге, где вы ярко выступили против строительства "Охта-центра". За принципиальность вас наградили всероссийской премией "Хранитель наследия". Однако, наблюдая за вами, нельзя не заметить, как вы бываете удручены...
Это правда. Меня крайне беспокоит то, что происходит у меня на родине.
Вы имеете в виду культуру?
С культурой все понятно – идет война. Я имею в виду общественную жизнь: разгоны демонстраций, применение силы против людей достойных. Моего авторитета не хватает, чтобы как-то повлиять. Иногда просто начинаю по-настоящему бояться за судьбу страны, в гораздо большей степени, чем при Советах. По поводу "Охты" я и с Путиным говорил... Что еще осталось? Пойти и лечь там всем? Понятно, что сгребут и отодвинут. В Петербурге нет никаких авторитетов ни для кого – кто угодно будет избит и уничтожен.
Вы сказали, что разговаривали с премьер-министром. Какова была его реакция?
Я говорил не только по поводу "Охты", но и о недопустимости строительства высотных зданий рядом с Новодевичьим монастырем в Москве, фотографии ему показывал. Он терпеливо слушал. Это было больше года назад, он же помогает финансированию "Фауста" через различные фонды. Только благодаря его помощи эта картина и стала сниматься, Министерство культуры денег не давало. Я уже столько писем написал, никакого от них толку. Все знающие, толковые и честные люди, как правило, в возрасте. Никогда не видел среди противников строительства этого безобразия ни одного студента архитектурного института. Это волчья стая. Я наблюдаю их и в Петербурге, и в Москве, и в Пскове. Во всех русских городах эта стая уже поселилась. Ходят по городу, метят. Где пометили – там все будет снесено. Эту сцепку строительного капитала, городской власти и архитектурных мерзавцев чрезвычайно трудно разорвать – гигантские барыши и цементируют их, и защищают. У нас же в руках только законные способы, а законными способами прекратить этот вандализм нельзя. Все знают: по закону в Петербурге строить здания выше ста метров нельзя – и собираются построить высотой в четыреста. Откуда же после этого уважение к законам, доверие к власти – откуда оно возьмется?
Гузель Агишева
Источник: "Известия"