В ближайшие дни Владимир Путин встретится со своим польским коллегой Дональдом Туском. Но это будет не просто встреча – премьеры побывают в Катыни, на месте, где захоронены 4404 польских офицера, расстрелянных НКВД. О том, почему Катынь и сейчас остается одним из самых сложных вопросов российско-польских отношений и можно ли найти выход из этого клубка противоречий, директор Института всеобщей истории РАН академик Александр Чубарьян рассказал корреспонденту "Известий".
известия: С момента катынской трагедии прошло 70 лет. С тех пор, как Москва официально признала вину сталинского режима в этом преступлении, – больше двадцати. Но все равно в ходу масса версий и трактовок произошедшего. Почему?
Александр Чубарьян: Здесь играют свою роль три обстоятельства. Во-первых, Катынь – пожалуй, самая болевая точка польской истории XX века. Причем дело даже не в количестве убитых офицеров – как известно, немцы уничтожили не тысячи, а миллионы поляков, – а в огромной драме, связанной с Катынью.
Во-вторых, вокруг этого события было слишком много мифологии. Очень долго существовала советская версия, гласившая, что это преступление совершено фашистами. Многие поляки в нее не верили, поскольку за границами СССР была известна совсем другая версия, и это стало болезненным элементом в советско-польских отношениях. То есть срабатывает факт долгого сокрытия истины. Казалось бы, после того как Политбюро приняло решение обнародовать документы, восстанавливающие настоящий ход событий, вопрос должен быть исчерпан. Я, кстати, перед принятием этого решения имел встречи со многими известными польскими деятелями, и они были уверены, что признание советской ответственности не испортит наши отношения, поскольку правда всегда сильнее лжи. С тех пор была проделана огромная работа: польская сторона получила беспрецедентное количество материалов из наших архивов – я не знаю других таких примеров в отношениях с другими странами. Сейчас практически все основные документы опубликованы, издан совместный российско-польский четырехтомник. После того как он вышел, многие даже в Польше полагали, что политически катынский вопрос закрыт и теперь это дело историков, что современная Россия не несет ответственности за преступления сталинизма. Но оказалось, что влияние исторической памяти иррационально, оно по-прежнему заставляет некоторых закрывать глаза на факты.
И третий момент – негативный и печальный – состоит в том, что это трагическое событие используется сегодня явно в политизированных целях. Комбинация всех этих факторов привела к тому, что вокруг Катыни продолжается дискуссия, причем часто отнюдь не научного свойства. Оказалось, что история – вещь очень современная, как бы парадоксально это ни звучало.
и: Может, частично причина в том, что пока еще не все архивы по этому делу открыты, на что иногда жалуются в Польше?
Чубарьян: Тут речь не только о Катыни. У нас вообще очень медленно идет процесс рассекречивания документов, и мы, кстати, собираемся поставить этот вопрос на комиссии при президенте по противодействию фальсификации истории. Но, кроме того, есть документы, которые в принципе не подлежат рассекречиванию.
и: А вы, как историк, считаете, что это правильно?
Чубарьян: Это деликатный вопрос. Есть личные архивы и есть личные дела. Например, раньше Польша очень хотела получить дела тех, кто непосредственно на месте, в Катыни, исполнял приговор. Этих людей уже самих нет в живых, прошло два поколения, сейчас живут их внуки. И вот представьте, вдруг будет обнародовано на весь мир, что их родственники совершили эти преступления... В очень многих странах подобные личные дела не рассекречиваются. Я совершенно не оправдываю наши органы, но следственные дела во многих странах полностью выдаются достаточно аккуратно. Что же касается непосредственно Катыни, то есть большая российско-польская комиссия по трудным вопросам. Думаю, что в ее рамках вполне возможно продолжить работу по выявлению необходимых документов при понимании того, что ничего принципиально нового в них быть не может. Все уже известно по минутам, есть подписи людей, которые политически это решение принимали, есть даже фамилии начальников лагерей. В любом случае это дело надо полностью передать в руки историков. А историки, кстати, в случае необходимости могут поставить вопрос и перед государственными структурами.
и: В Польше иногда звучат призывы: Россия как правопреемница СССР должна извиниться за Катынь. А где вообще, на ваш взгляд, проходят границы ответственности государства за действия своего предшественника?
Чубарьян: Формально Россия является правопреемником СССР по вопросам решений Совета Безопасности ООН, по международным договорам, в частности, касающимся атомного оружия, и по финансовым обязательствам. Понятно, что мы не можем быть ответственными за конфликт с каким-либо государством, произошедший, скажем, в XVIII веке. Это просто смешно. А ответственность за то, что происходило в XX веке, – уже более сложная материя. Но это не только вопрос морали, которому я лично придаю очень большое значение при оценке и политики, и исторических событий. Это еще и вопрос внутреннего устройства государства. Если бы современная Россия строилась на тех же основах, что и СССР, тогда, может, и можно было бы говорить об извинениях. Но у нас сейчас совсем другая страна, что особенно заметно для людей моего поколения.
Частный, но показательный пример: я как-то предлагал вместе с коллегами из Латвии издать совместный сборник документов. И мне достаточно крупный латвийский историк сказал: мы с вами не будем делать никаких сборников документов до тех пор, пока вы лично не признаете вашу меру ответственности за прежний режим. Как я могу признавать свою ответственность за то, в чем я не виноват?
и: Когда говорят "Катынь", имеют в виду прежде всего польских офицеров. Но ведь это только часть этой страшной истории...
Чубарьян: В самой Катыни захоронено больше 4 тысяч поляков. Но там же покоится и более 8 тысяч расстрелянных советских граждан. Да, Катынь – это трагедия польского народа. Но не только. Это трагедия всех, кто пострадал от сталинизма.
и: Достаточно ли об этом знают в Польше?
Чубарьян: Думаю, что в Польше это малоизвестный факт, и польская общественность об этом не информирована. За исключением, наверное, родственников польских офицеров, приезжающих возложить цветы на могилы. Я считаю, что Катынь – это существенный знак оценки сталинского режима. Точно так же, как и голодомор. Но это не устраивает определенных политиков, которые на этом деле делают свою карьеру. Причем очень часто политиков не самого высокого ранга. Ведь вся эта кампания не затрагивает верхний эшелон в европейских странах. В Восточной Европе эти настроения, конечно, сильнее, но даже в фильме Анджея Вайды "Катынь", который, кстати, был только что показан по нашему телевидению, есть и такой кусочек: уже после освобождения польские люди гибнут от рук польских же органов безопасности.
и: Что нужно сделать для того, чтобы из оценки Катыни ушла политика?
Чубарьян: Я в последнее время наблюдаю нарастание позитивных тенденций в Польше. Это видно, во-первых, по нашим отношениям с партнерами – историками, правоведами, политологами. Во-вторых, это затрагивает и некоторые круги польской элиты, которая раньше была настроена весьма негативно. Обнадеживающие элементы есть. Но, конечно, нужны и действия с нашей стороны. Какие? Нам не хватает понимания ментальности и особенностей характера другой стороны. Польша всегда была зажата между Германией и Россией, при этом поляки всегда считали себя очень гордой нацией. Мы просто должны это понимать и учитывать. И не реагировать сразу и остро на, скажем, заявление какого-то там деятеля второго эшелона.
Есть такая библейская заповедь – "не навреди". На мой взгляд, это один из ключевых постулатов. Сейчас выросло другое – молодое – поколение, и было бы очень опасно использовать самые страшные страницы истории для разжигания вражды и ненависти, особенно как раз у этого молодого поколения. К сожалению, в Польше много антирусских образов. В России, к не меньшему сожалению, много антипольских настроений. Это надо преодолевать. В этом смысле яркий пример – мы и немцы. Мы потеряли десятки миллионов людей. Казалось бы, чем это не повод для ненависти на века? Но антинемецких настроений в России почти нет. Примирение произошло. О фашистском режиме ни один нормальный человек не скажет хорошего слова, но никто не обвиняет в его преступлениях нынешнюю Германию – ни простых людей, ни политиков.
Есть еще вопрос, который нередко задается: что важнее для истории – забвение или покаяние? Постановка вопроса конечно же риторическая, но я убежден: забвения не должно быть. Но и не должно быть повсеместного покаяния. Был же, например, колониализм, когда убивали многие десятки тысяч людей. Были крестовые походы, были бесчисленные жестокие войны и убийства. И современники не могут себе позволить постоянно каяться, к тому же не за свои грехи. Иначе каяться придется всем и не переставая.
Екатерина Григорьева
Источник: "Известия"