Лента: Общество

В рамках 31-го ММКФ состоялась мировая премьера фильма Александра Прошкина "Чудо". В основу картины положены реальные события, случившиеся в 1956 году в Самаре. Во время танцев в Доме культуры девушка снимает со стены икону Николая Чудотворца, начинает с ней танцевать и вдруг застывает на месте. И это стояние продолжается много месяцев...

Фильм уже вызвал серьезную дискуссию в среде киноманов. Одни не приняли карикатурных зарисовок быта героини – грубоватой фабричной Таньки и появления во второй части картины Никиты Хрущева. Другие насчитали множество огрехов в воспроизведении православной обрядовости...

За разъяснениями обозреватель "Известий" Вита Рамм обратилась к сценаристу фильма "Чудо" Юрию Арабову.

- С кем вы консультировались при создании сценария?

– Я человек давно воцерковленный, знаю обряды, знаю провинциальный быт священников в глубинке. Лучшим моим консультантом была моя нянечка, баба Лиза, которая мне эту историю рассказала еще в детстве. И я всю жизнь с ней прожил, но всегда думал, что это выдумка, святочный рассказ из какого-нибудь дореволюционного календаря.

- Когда вы поверили, что это реальность?

– В начале 1990-х были опубликованы фрагменты документов из сгоревшего архива. Там есть отрывки обсуждения "стояния Зои" на заседании обкома партии в 1956 году.

- Но разве Никита Хрущев посещал те края и избу, в которой стояла реальная Зоя?

– Я писал метафору нашего народа, который "выпал" из истории, но, может быть, еще оживет. Больше ничего. Хрущев мне нужен, чтобы показать: высшая светская власть и даже высшая духовная власть на самом деле бессильны. Силой обладает невинный ребенок, который берет икону – и девушка оживает.

- Почему так быстро заканчивается линия журналиста, которого сыграл Константин Хабенский?

– Сценарий повествует о людях, которые сгруппированы вокруг этого события. Журналист – один из таких персонажей, хотя именно он и стал причиной танца с иконой. Обещал приехать к девушке на день рождения и обманул. Константин Хабенский играет человека, который обретает собственное чудо – становится свободным от ненавистного труда, которым занят в своей газете.

- Самый большой грешник в вашем фильме – священник. Он солгал на проповеди, затем сбежал, бросив жену с тремя детьми...

– Ну, может быть, он еще вернется... Я не хочу валить все на священника. Он пытался спасти единственную оставшуюся в городе церковь, спасти свой приход и поэтому вынужден был пойти на отрицание Божьего чуда. Сделка с уполномоченным по делам религии – принципиальный момент в сюжете.

- Как вам работалось с Александром Прошкиным?

– Мы с ним впервые сотрудничали над экранизацией "Доктора Живаго". У нас прекрасные отношения. Александр Анатольевич – нравственный и порядочный человек. И это самое главное.

- На съемках фильма бывали?

– Нет. С 1980-х годов я не езжу на съемочную площадку. Не хочу путаться под ногами у режиссера.

- Но вы же подсказали во время монтажа, что не надо громовых раскатов во время танца с иконой.

– Да, это подсказал. И, думаю, был прав. Хотя для кассовой судьбы картины гром был бы полезнее...


Вита РАММ, Известия 23 июня 2009 г.
Источник: "Интерфакс-Религия"


* * *


"Чудо" на Московском кинофестивале"

Первой русской картиной в конкурсе 31-го ММКФ стал фильм "Чудо", снятый Александром Прошкиным по сценарию Юрия Арабова, основанному на реальном паранормальном случае, произошедшем в Самаре в 1956 году. По словам драматурга, "Чудо" генетически и тематически связано с картиной Кирилла Серебренникова "Юрьев день" и развивает идею, что у России женская душа. Не лишенный юмористического оттенка прошкинский подход к этой теме понравился ЛИДИИ Ъ-МАСЛОВОЙ больше, чем слишком пафосный серебренниковский.

Объединяет "Юрьев день" и "Чудо" разве что арабовский взгляд на соборную душу России. В картине Александра Прошкина разбитная девица в бюстгальтере и папильотках (Мария Бурова), пожирает суп из кастрюльки, а натрескавшись, велит мамаше вынести из дома все иконы. Отстоять удается одного Николая-угодника. Когда во время очередной вечеринки с танцульками под аккордеон она начинает вальсировать в обнимку с иконой, ее внезапно пригвождает к месту, где она простоит неподвижно несколько месяцев с намертво прижатым к груди Николаем, покрываясь трупными пятнами и паутиной. За эти месяцы нескольким советским гражданам, которым, как замечает один из персонажей, "в Бога поверить труднее, чем в сказку, абсурд, нелепицу", предстоит увидеть чудо, сотворенное иконой, и, вдохновившись этим примером, попробовать воспроизвести голыми атеистическими руками нечто чудесное в своей собственной жизни.

Первым становится столичный фельетонист-ходок (Константин Хабенский), которому жена (Полина Кутепова) устраивает сцены ревности и тщетно пытается объяснить, какая мука жить с атеистом. Журналист отбивается резонным аргументом: "Если бы Бог был, он бы избавил меня от этого унижения – писать про коровники" – и отправляется в город Гречанск, где произошло чудо, разоблачать "мракобесие". Если и есть у мракобесия в фильме какое-то воплощение, то это одноглазый уполномоченный по делам религий (Сергей Маковецкий), – хотя режиссер на пресс-конференции опроверг бесовскую природу этого персонажа, на экране она достаточно очевидна.

Если Кирилл Серебренников в "Юрьевом дне" пытался извлечь из сценария Юрия Арабова максимум метафизического ужаса, то Александр Прошкин максимально накручивает сатирические обороты, апеллируя к Гоголю с Салтыковым-Щедриным и радуясь возможности упаковать скользкие и не имеющие ответов вопросы веры и неверия, бытия и небытия Бога не в нескончаемые усыпляющие диалоги, а в компактные анекдотики, более точно формулирующие суть проблемы: "В приемной Бога звонит телефон. Бог говорит ангелу-секретарю: "Скажи, что меня нет"". С оттенком философской сатиры показано и тесное сотрудничество партийной номенклатуры и церкви: батюшка, которому герой Сергея Маковецкого велит скрыть от прихожан существование чуда в виде "стоящей девы", ловко приплетает в проповедь афоризм Канта: "На свете есть только два чуда – звездное небо над нами и нравственный закон внутри нас", который в этом контексте неожиданным образом тоже вызывает смех, как веселый анекдот.

Во второй половине "Чуда" слишком много внимания отвлекает на себя приезжающий в Гречанск Хрущев (Александр Потапов), выступающий как своего рода бог из машины, когда он стучит скалкой по подоконнику, требуя непорочного "инока", которому одному по силам вынуть икону из рук наказанной грешницы и таким образом реанимировать ее. Но и чересчур пародийный Хрущев хотя и создает некоторый дисбаланс комического и трагического, но тоже так или иначе работает на авторскую мысль, что законченных атеистов не бывает и чудо может случиться с каждым, если понимать его в широком смысле, в конце концов в "Чуде" самым чудесным оказывается даже не воскрешение остолбеневшей комсомолки (которой, как становится ясно из совсем невеселого финала, было бы лучше стоять, где стояла), а то, что журналист наконец нашел в себе силы развязаться с опостылевшей газетой.

Источник: "Коммерсант "