Сборник статей о русской интеллигенции «Вехи», увидевший свет в Москве ровно сто лет назад, 16 (29) марта 1909 года, – центральная книга русской политической мысли. Хотя ее исторический контекст становится теперь все более герметичен и требует все большего количества разъяснений, на языке «Вех» до сих пор говорит почти вся русская политическая мысль, по ее навигации до сих пор действует русская политика, русский политический класс, традиционно состоящий из бюрократии и интеллигенции.
Равнодушный политический класс
Основные оппозиции «Вех» живы и вновь заставляют политический класс выбирать: идейно-революционный эгоизм – или государство; вторичное подражательство – или национальное творчество; распределение – или производство; «кровавый режим» – или личная ответственность и эффективность; потребительский материализм – или идеалистическое подвижничество; партийная целесообразность – или право…
Но теперь это не самое главное в наследии «Вех». В первую очередь потому, что контекст сборника только в учебниках прост: дескать, после поражения Первой русской революции (1905–1907 годов) бывшие революционеры покаялись и призвали своих товарищей отказаться от революционности во имя позитивного государственного строительства.
Теперь историческая дистанция позволяет нам видеть в «Вехах» еще больше. А именно то, что генетически близкие друг другу властная бюрократия и оппозиционная интеллигенция – политический класс – принципиально далек от интересов большинства, равнодушен к общественному знанию, к той действительной нужде, нищете, жажде личной свободы и безопасности, что составляют главное содержание ежедневной борьбы большинства.
Политический класс равнодушен к тому обществу и государству, чьим именем легитимируется его единственное содержание, его власть и претензия на идейное лидерство. Тогда, сто лет назад, перед глазами авторов «Вех» стояло общее, архаичное по сути, убеждение этого разнополюсного класса в том, что исторический прогресс государства, политическое освобождение России – автоматическая неизбежность, которую надо лишь регулировать по части полноты и скорости реформ-революций. И что это освобождение – реализация внешних либеральных и социалистических схем политического и общеэкономического устройства и лишь во вторую и третью очередь – практическое обеспечение социальных и экономических прав большинства. И лишь в десятую очередь – массовой частной собственности.
Благословлять ли штыки?
Этот солипсизм политического класса, похоже, хроничен. Как вспоминает теперь один из членов либеральной «гайдаровской» команды Александр Николаевич Шохин, неудача самой массовой из их реформ – либерализации цен 1992 года, – оказывается, уже тогда была для них очевидна: «Отпустить цены в условиях колоссального монополизма – значит способствовать росту цен. А мы даже близко не подошли к тому, чтобы демонополизировать советскую экономику… Неудивительно, что цены зашкалили. Или потеря сбережений… Накопления, дававшие населению определенную стабильность, исчезли. Планировалось компенсировать это за счет текущих доходов. Но тут раз – и многомесячные невыплаты зарплаты. Вот чего никто не ожидал! Все очевиднее становилось: если реформы затянутся надолго, появятся объективные причины для коммунистического реванша…»
Говоря именно о таком солипсизме интеллигенции, «Вехи» впервые (на разные голоса, но внятно) сказали то, что так скандально остро сформулировал в сборнике Михаил Осипович Гершензон: «Каковы мы есть, нам не только нельзя мечтать о слиянии с народом, – бояться его мы должны пуще всех казней власти и благословлять эту власть, которая одна своими штыками и тюрьмами еще ограждает нас от ярости народной».
Впервые в истории русской интеллигенции «Вехи» усомнились в автоматизме либерально-социалистического прогресса, гарантирующего от «ярости народной» тот политический класс, что надеется на книжное «освобождение» общества и государства мимо социально-экономических интересов большинства и, самое главное, почему-то убежден, что лояльность «штыков и тюрем» (государственных институтов) априори гарантирована реформаторам и революционерам. Что само это государство просто будет существовать, что бы ни делал с ним и своей исторической ответственностью политический класс и как бы ни будил он своей демагогией те масштабные социальные утопии большинства, что уничтожают общество и государство. «Вехи» впервые внятно произнесли: судьба государства прямо зависит от качества политического класса.
Интеллигенция погубит Россию
Современный историк Олег Рудольфович Айрапетов, исследуя внутреннюю историю русского фронта Первой мировой войны, обнаруживает корни Февраля 1917-го в сговоре части императорского двора с высшим генералитетом и в цепной реакции сговора – в союзе генералитета с выращенным на государственных заказах олигархическим предпринимательством, либеральной газетной, муниципальной, земской и парламентской клоакой, социалистами и профсоюзами. Историк находит и «генеральную репетицию» Февраля – ни в чем ином, как в массовых «национал-патриотических» погромах 1915 года в Москве, формально направленных либерально-дворцовым комплотом против иностранных «агентов влияния», а на деле – против одной из военно-политических партий воюющей страны. Именно тогда политический класс вытренировал стихию гражданской войны, полагая и далее манипулировать ею. И с блеском применил свой опыт дворцово-уличного заговора в Феврале. Социал-либеральная интеллигенция, придя к власти, вычистила из власти двор и генералитет. Но в октябре, не выдержав эксперимента, государство умерло. Именно о том, что «интеллигенция погубит Россию», и писали «Вехи» в 1909 году.
Хаос и кровавая Гражданская война 1917–1920 годов, террористическая сталинская мобилизация, воссоздающая из хаоса элементарно способную к самозащите государственность, стали исторической иллюстрацией диагноза «Вех». Так и теперь: что бы ни говорили современные кабинетно-уличные наследники псевдовеховского «Иного не дано», автоматического прогресса нет и не будет, и «иное дано» – самоубийственному самолюбованию политического класса альтернатива есть. Это новая национальная катастрофа и, может быть, окончательная историческая неудача.
Модест Колеров
Источник: "Русский журнал "