Лента: Общество

В настоящее время вопрос о положении рабочего класса в капиталистической России освещён крайне слабо, в том числе и в левой прессе. Во многом это связано с тем, что в обеих столицах промышленное производство идёт на спад. Однако материалов о рабочих провинциальных заводов также никто не публикует.

Итак, о самих рабочих.

Как ни банально это звучит, есть огромная разница между рабочими, успевшими застать советскую эпоху (условно говоря, «старыми») и рабочей молодёжью. Прежде всего это касается различий в их профессиональном, культурном и образовательном уровне.

В советское время уровень теоретической и практической подготовки токаря (кузнеца, прессовщика, вальцовщика) был настолько высоким, что обеспечивал возможность карьерного роста вплоть до начальника цеха или даже главного технолога (впрочем, рано или поздно такие люди всегда получали высшее образование). И тогда это, кстати, считалось нормой. Сделать карьеру, изначально работая в каком-нибудь отделе заводоуправления (говоря по-современному, в «офисе»), было практически невозможно (как бы издевательски это ни звучало в наше время). Напротив, по сравнению с цеховыми работниками такие люди выглядели попросту неудачниками.

Советские рабочие, как правило, выбирали свою специальность сознательно, в том числе и из материальных соображений. Сейчас этому сложно поверить, однако зарплата рабочих тогда была значительно выше, чем у какой-либо иной категории заводского персонала. Причем чем более опытен был рабочий, тем больше он зарабатывал. Скажем, высококвалифицированный кузнец получал примерно такую же (если не больше!) зарплату, как начальник цеха, в котором он работает – с точки зрения современного HR-специалиста это явная нелепость. Если проводить аналогии с армией – это как если бы сержант получал столько же, сколько командир его батальона. Т.е. быть рабочим было выгодно, престижно и, в каком-то смысле, перспективно. У многих людей существуют совершенно ошибочные представления о сплошной «уравниловке», будто бы царившей в то время на каждом заводе. Так вот, на самом деле, время «уравниловки» для рабочих наступило именно после перестройки, несмотря на сохранившуюся сдельную систему оплаты труда. Приведём простой пример. Опытный токарь, как правило, работает в 2-3 раза быстрее новичка, тратя меньше времени на настройку и переналадку оборудования, заточку резцов и пр. По словам знакомого автору пожилого токаря, «при коммунистах» он, без труда перевыполняя норму в 2 раза, получал в 2 раза больше, чем его молодые коллеги. Это было справедливо и не вызывало нареканий у последних. Теперь же всех уравняли введением принудительного ограничения: никто не может получить больше 150% от установленной тарифной ставки (это называется «снижение издержек производства»), а заказы сократились настолько, что возможностей для переработки почти не осталось.

Автор может привести несколько косвенных свидетельств о достаточно высоком культурном уровне значительной части советских рабочих (также на примере конкретного предприятия). При заводе с 50-х до 90-х годов действовал драматический кружок, руководителями которого в течение ряда лет были профессиональные театральные режиссёры, а роли играли сами рабочие (среди поставленных спектаклей – комедия «В поисках радости» В. Розова, детективная драма «Опасный перекрёсток» А. Спешнева и М. Маклярского).

Об интересе рабочих к чтению в советское время свидетельствует тот факт, что помимо крупной научно-технической библиотеки, расположенной в заводоуправлении, в каждом цехе была открыта своя небольшая библиотека художественной литературы, посещаемость которой была стабильно высокой вплоть до 90-х годов.

Безусловно, более культурным и разнообразным был отдых рабочего. После окончания смены рабочие часто проводили время в уникальной заводской оранжерее, где круглый год цвели розы, тюльпаны и гвоздики, росло множество субтропических растений, цитрусовые, инжир, а также прижились пальмы, разросшиеся до 12 метров. Там они отдыхали: слушали пение канареек, общались, играли в шахматы. В начале 90-х оранжерея была заброшена, а в середине 90-х ее уничтожили.

При регулярном общении со «старыми» рабочими автор неоднократно убеждался в их любознательности и широте кругозора, особенно заметными на фоне «серой» молодёжи.

Учитывая все вышесказанное, никому не покажется странным, что о советском времени «старые» рабочие сохранили самые благодарные воспоминания.

Но почти каждый из них также хранит память об унижениях 90-х годов, когда, чтобы хоть как-то прокормиться в периоды простоев, им приходилось уезжать в Москву на заработки в качестве «нелегальных мигрантов» (у них это называется «калым», «калымить»). Некоторые из них после этого так и не вернулись на завод, кто-то вернулся с потерей квалификации. Во всяком случае, в целом все они благодаря «калыму» многое поняли в сущности нынешнего общественно-экономического строя. Слишком резок был контраст между производством деталей авиационного назначения и строительством вилл для представителей новой буржуазии. Один сталевар рассказывал автору, что лет пять назад он участвовал в строительстве объекта, принадлежащего одному знаменитому телеведущему (судя по описанию, это было что-то вроде дворца). Несмотря на щедрую оплату, он вспоминает об упомянутой работе с ненавистью. И такое отношение к «калыму» в целом характерно для большинства рабочих. Им далеко не безразлично, какую работу и для кого они выполняют.

Общее падение профессионального и образовательного уровня в 90-е привело к тому, что молодой токарь не может прочитать чертёж детали, прессовщик не знает, как работает гидравлический пресс, а вальцовщик – от чего зависят параметры прокатки. Естественно, в процессе работы эти знания постепенно перенимаются у опытных напарников, однако в советское время начальная подготовка позволяла человеку сразу заниматься тем, чему он обучен. Теперь же сложилась достаточно странная ситуация, когда токаря нужно учить на токаря, вальцовщика – на вальцовщика и т.п. уже после того, как они получили диплом о профильном среднем профессиональном образовании.

К сожалению, с их культурным уровнем дела обстоят никак не лучше. Большинство молодых рабочих, с которыми приходится взаимодействовать автору, в своей жизни не прочитало ни одной книги (много – до десяти книг) и нимало этим не смущается. Отчасти это можно объяснить тем, что они очень рано обзаводятся семьёй и детьми (почти поголовно до 22 лет). Их культурные запросы, как правило, вполне удовлетворяет американская кинопродукция довольно низкого пошиба («молодёжные» комедии, экранизации комиксов, фильмы «для взрослых» и т.п.). Музыкальные пристрастия практически у всех ограничиваются «попсой» и «русским шансоном» (некоторые также слушают «русский рок», а единицы – зарубежный «металлический» рок). Их времяпровождение также не отличается разнообразием: основными формами отдыха от работы и домашних хлопот для них являются коллективные выпивки в одних и тех же местах, просмотр развлекательных программ, сериалов и футбольных (хоккейных) матчей. Некоторые увлекаются рыбалкой и собиранием грибов (хотя в целом это более характерно для рабочих старшего поколения), многие выезжают с семьей отдохнуть на природе. Увлекаются и спортом: в каждом цеху имеются футбольная, хоккейная и баскетбольная команды, делегирующие представителей в заводские сборные по этим дисциплинам. Шокирует полное безразличие рабочей молодёжи не только к политике, но и к любым решениям заводского руководства.

Отношение к социальной действительности и политической обстановке у представителей старшего поколения несколько иное.

«Старые» рабочие всегда превосходно осведомлены о размере дивидендов собственников предприятия, стоимости его акций, планируемых повышениях/понижениях зарплаты и пр. К цеховому руководству они относятся настороженно, а к заводскому, как правило, и вовсе питают откровенную неприязнь. Правительственной пропаганде в целом они не верят, хотя у многих из них еще есть иллюзии по поводу некоторых «раскрученных» телевидением крупных политических фигур. Многие из них сознательно не ходят на выборы. Своей родиной они считают не Россию, а Советский Союз. Логично было бы предположить, что они имеют левые взгляды, но это не совсем так. У них вообще нет понятия о различии между левыми и правыми. Единственный вполне логичный вывод в отношении самого себя, к которому пришел каждый из них – что правительство всегда и во всем их обманывает. Будущее России представляется им мрачным и безысходным, и никаких альтернатив ему они не видят. Ни о каком «подлинном» классовом сознании, стремлении радикально улучшить свое положение у них не может быть и речи (тем более – у молодых рабочих). Скорее можно говорить о крайней степени овеществления сознания, когда «оно… становится совершенно пассивным созерцателем закономерного движения вещей, в которое оно не в состоянии вмешаться ни при каких условиях» (Лукач). Кроме того, автор с удивлением обнаружил, что у некоторых бывших советских рабочих возникло (сохранилось?) религиозное чувство. Они знают даты церковных праздников, ходят в храм, посещают святые обители (Дивеево, Саров) и проч. Не исключено, что эта тенденция в дальнейшем получит более широкое распространение.

Есть основания полагать, что описанная идейная бесхребетность рабочих связана не только с потерей ими исторической памяти. В корне изменилось само их положение на производстве. И дело даже не в резком падении престижа рабочих профессий. Общая закономерность, отмечаемая всеми старыми работниками завода, заключается в следующем: с исполнителя снимают всякую ответственность. Т.е. если раньше рабочий обязан был отчитываться в письменном виде за каждое несоответствие (не говоря уже о браке) под угрозой лишения премии, то теперь он может спокойно сослаться на отсутствие проверяющего безо всяких для себя последствий. Разумеется, это не значит, что рабочий может себе позволить нарочно не выполнить требования, заложенные в карте технологического процесса. Просто ему их теперь не достаточно. Указанный документ все равно требует какого-то осмысления, сопоставления, учёта отклонений по массе или размерам. Естественно, рабочий-профессионал с легкостью должен выстроить в уме недостающие подробности, внести коррективы и т.п. Но теперь ему это делать совсем необязательно. Высшее начальство перестало воспринимать рабочего как грамотного исполнителя, которому можно доверять, а это отношение передалось и цеховым руководителям (разумеется, за исключением руководителей старой закалки). Все началось с того, что рекомендации рабочих перестали слушать («дескать, без тебя разберутся»). А привело к тому, что спрашивать стало не с кого. Естественно, без козла отпущения обойтись было невозможно. Отныне ответственность за правильное или неправильное исполнение технологии полностью ложится в одних цехах на мастеров, в других – на технологов, в третьих – на контролёров ОТК. И это легко объясняется. Понятно, что начальству легче вытереть ноги о технолога или мастера, нежели общаться с пролетарием, который, к тому же, не очень-то это начальство уважает и может в ответ на ругань высказать все, что о нём думает. Парадоксально, но сложившаяся ситуация устраивает и руководство, и рабочих. Первые могут вообще не вспоминать о какой-то серой массе, которая копошится в цеху и производит уникальную продукцию, приносящую годовую прибыль в сотни миллионов рублей. Вторые могут забыть о лишениях премии, объяснительных, выговорах и пр. Но тут есть очень неприятное следствие для тех, кто видит в рабочем классе революционный фермент: рабочие отвыкают думать, решать, оценивать, брать на себя ответственность. Хотелось бы надеяться, что это характерно лишь для описываемого предприятия.

В добавление к написанному выше хотелось бы на эмпирическом примере доказать неосновательность такого недоверия к рабочим со стороны начальства.

Есть такая рабочая профессия – калибровщик. К этим рабочим продукция поступает уже после штамповки и прокатки, и их задача – окончательно довести кольцевую заготовку до чертежных размеров растяжкой на калибровочном прессе. Ранее этим участком занимался отдельный технолог по калибровке. Но с наступлением «демократической» эпохи, когда производство сократилось на 95%, людям перестали платить зарплату и заводской персонал почти поголовно перешёл к ведению натурального хозяйства, эту профессию исключили из структурной схемы предприятия – за ненадобностью. Какое-то время участком занимались остальные технологи – подбирали и проектировали оснастку, давали рекомендации и пр. Но это продолжалось недолго. В конце концов они ограничили свое участие разработкой параметров, указываемых в карте технологического процесса. Участок перешел в ведение мастеров. Но когда все опытные мастера (сами в прошлом рабочие) уволились и им на смену пришло новое, выросшее в 90-е поколение, фактически участком не занималась уже ни одна служба. Этот период рабочего самоуправления растянулся минимум на десять лет. И что же? Оказалось, что вполне можно обойтись и без технологов, и без мастеров (автор признается в этом не без некоторого чувства стыда). Рабочие не только сами стали подбирать сектора, считать тепловую усадку, самостоятельно исправлять полученные на других переделах отклонения и обеспечивать бесперебойный выпуск годной продукции, но и фактически провели полную ревизию оснастки, стали выдавать задание на изготовление новых секторных поясов и т.д. Предоставим делать выводы читателю.

Отношения между молодыми и «старыми» рабочими – это почти всегда отношения между учеником и учителем: молодой рабочий поначалу во всем копирует манеру работы «старого», затем понемногу вырабатывает свой стиль, но первоначальное сходство остается. И в этом смысле советская традиция сохраняется. Каждый молодой рабочий в течение какого-то времени является, условно говоря, подручным кого-либо из «старших». Они работают в одной смене, вместе обедают и вместе уходят с работы. Поскольку «старший» всегда намного более развит как личность, для молодого рабочего он представляет пример не только в профессиональном, но и в чисто житейском плане. Поэтому навязываемый через СМИ воинствующий индивидуализм молодёжи бывает сильно поколеблен взаимодействием со сложившимся коллективом.

Однако полностью преодолеть его не удается, потому что в самом рабочем коллективе уже нет единства даже на уровне цеха.

Важной особенностью современной обстановки, по мнению автора, является то, что и без того немногочисленный ныне рабочий класс (в традиционном понимании слова) перестает быть однородным. Кроме упомянутого размежевания по возрасту, возникают и другие факторы, способствующие развитию и закреплению его «гетерогенности». Прежде всего, это немыслимая в Советском Союзе искусственно созданная дифференциация рабочих профессий по оплате труда. Речь идет о том, что оклады отдельных немногих категорий рабочих повышаются в ущерб остальным. Это происходит даже в рамках одного цеха, не говоря о предприятии в целом. Как правило, поощряют рабочих, обслуживающих высокотехнологичное оборудование (зарубежное или более новое, точное и т.п.). При этом считается, что их вклад в работу якобы более значителен по сравнению с остальными. Высокая зарплата в сочетании со сравнительно благоприятными условиями труда таких рабочих вызывает раздражение и зависть со стороны их менее успешных (и/или менее везучих) коллег. По сути, воспроизводится ситуация царской России конца XIX – начала XX века, когда среди фабричных рабочих также существовало чёткое деление на высоко- и низкооплачиваемых. Разница только в том, что относительно более высокая зарплата в то время хотя бы соответствовала более высокой квалификации рабочего. Сейчас же бывает довольно трудно понять, отчего, скажем, оклад у кузнеца меньше, чем у прессовщика. Оттого, что гидравлический пресс был изобретен позже паровоздушного молота? Парадокс заключается в том, что некоторые особо сложные по форме поперечного сечения кольцевые изделия могут быть изготовлены только с применением предварительной ковки на молотах (в силу большей универсальности молота как орудия). Т.е. неадекватность оценки многих рабочих профессий просто бросается в глаза. Такое искусственно созданное неравенство, видимо, решает сразу две задачи: во-первых, достигается экономия на заработной плате, во-вторых, возникает разобщённость среди рабочих в пределах цеха, препятствующая выдвижению единых требований. При выполнении кооперированного технологического процесса (когда получаемый полуфабрикат несколько раз перемещается с участка на участок или из цеха в цех) возникают трудности, аналогичные тем, что происходят в офисах крупных компаний при совместной работе, скажем, нескольких департаментов над одним проектом. Появляются ранее абсолютно нехарактерные для заводской атмосферы дрязги и склоки, выяснение отношений, деление на «своих» и «чужих» среди рабочих.

Теперь, когда мы кратко разобрали эти условные категории («старые» и молодые, высоко- и низкооплачиваемые), хотелось бы подробнее рассмотреть относительно немногочисленную группу рабочих, положение которых в настоящий момент наиболее благоприятно. Это – довольно еще молодые люди, пришедшие работать приблизительно в конце 90-х годов на смену «старым», успешно перенявшие (а во многом – превзошедшие) их опыт и относящиеся к разряду высокооплачиваемых. Почти все из них получили (или получают – на деньги завода) высшее образование, и многие проходили стажировку по своей специальности за границей. Они работают на зарубежном высокотехнологичном оборудовании и производят самую дорогую и сложную в изготовлении продукцию (в т.ч. и на экспорт в США и Европу). Их ценит и поощряет начальство – потому что замены им нет. И они прекрасно это понимают. В отличие от остальных рабочих они не боятся за свое будущее. И только им позволено то, за что других увольняют: они могут возражать начальству, и часто оно вынуждено к ним прислушиваться. Именно это сочетание высокой квалификации, довольно высокой зарплаты и возможности относительно свободно высказывать свое мнение позволяет предположить, что перед нами потенциальные представители авангарда рабочего класса. Пока что оснований для этого все же недостаточно, и причина здесь очень проста: в рыночных условиях привилегированный статус их вполне устраивает. Однако, на взгляд автора, по мере разрастания кризиса и ломки существующего положения вещей, скорее всего, именно таким рабочим будет легче осознать свои истинные классовые интересы и разъяснить их коллегам. Напротив, вероятность их будущей конфронтации с остальными рабочими невелика: они еще не успели (и уже однозначно не успеют) оторваться от основной массы и превратиться в замкнутую рабочую «элиту».

К счастью, рабочий класс и сейчас ещё не потерял основных признаков своей идентичности. Именно об этих, наиболее характерных чертах рабочих в целом и пойдет речь в конце нашего описания. Обобщение здесь будет вполне правомерным, потому что, в конечном счёте, эти черты вырабатываются самими условиями работы в горячем цеху.

Каждый, кто хоть раз наблюдал за работой сменной бригады, обращал внимание на чрезвычайную слаженность действий её состава. Это в равной степени относится и к кузнецам на паровоздушном молоте (самая физически тяжёлая профессия), и к операторам поста управления кольцепрокатным станом (самая престижная рабочая профессия на заводе). Приведём примеры. Старший кузнец во время раскатки каждую секунду клещами поворачивает кольцевую заготовку вокруг её оси на 5-7º, в этот самый момент по ней ударяет молот, управляемый машинистом, тогда как подручный кузнеца держит раскатные оправки, своевременно меняя их по мере увеличения внутреннего диаметра. Без всяких датчиков и современных измерительных устройств эти люди обеспечивают точность размеров в пределах 5 мм. Операторы в процессе прокатки на стане регулируют до 15 различных параметров и функций (без учёта вспомогательных), отображаемых на 2-х мониторах, при этом успевая смотреть на получаемое изделие и подкреплять компьютерные данные визуальными (появление трещин, затрудненное формирование профиля). Обеспечиваемая ими точность размеров – до 2 мм. Оба описанных процесса, как правило, длятся не более 2-3 минут. В это время, естественно, могут случаться непредвиденные события, сбои в работе оборудования и пр., которые нужно срочно ликвидировать сообща, т.к. потом брак уже невозможно будет выправить. Стандартное для многих правило, что ошибку исправлять должен тот, кто её совершил, здесь просто не может действовать – такова специфика работы в цеху. Проявления животного эгоизма, столь характерные для большинства людей в экстремальных ситуациях, у рабочих отсутствуют или сведены к минимуму, в чём неоднократно убеждался автор. Интересно, что и все их оценочные суждения о коллегах зависят главным образом от способности последних работать в коллективе. Дух соперничества, конкуренции, подсиживания и т.п. здесь отсутствует начисто. Более того, готовность помочь, заменить, подставить плечо со временем перерастает в глубоко человечное отношение ко всем, кто в полной мере разделяет с рабочим его трудовые будни. Опять-таки приведём характерный пример. На заводе почти в каждом цеху есть работники, чья дееспособность ограничена (косноязычные, сильно пьющие, наконец, просто «сломанные жизнью»). Обычно они работают на участках сдачи, помогают контролёрам обмерять продукцию, носят штангенциркули, грузят заготовки на передаточные тележки и т.д. Не будет преувеличением сказать, что только в рабочем коллективе эти люди забывают о своей ущербности. Непостижимым образом рабочим удаётся общаться с ними как с равными, обходясь без всякого снисхождения и оскорбительного сочувствия. Но те, кто позволяет себе отпускать хоть сколько-нибудь обидные шутки по поводу таких работников, подвергаются коллективному моральному осуждению колоссальной силы.

Итак, мы видим, что на сознание рабочих в настоящее время оказывают влияние достаточно разнородные факторы. С одной стороны, постепенное снятие с них ответственности совершенно объективно способствует их деморализации и возникновению пассивного отношения к окружающей действительности; неравенство окладов у различных категорий рабочих дробит рабочий коллектив на враждебные группы; вновь приходящая молодёжь деполитизирована и заражена буржуазной идеологией. С другой стороны, сами условия труда способствуют формированию чувства солидарности и коллективизма; «старые» рабочие имеют возможность сопоставлять опыт жизни в Советском Союзе и горький опыт выживания в 90-е годы, раз и навсегда убедивший их в несправедливости современного российского общества, и могут передать это знание молодым. Какая из перечисленных общих тенденций одержит верх в коллективном сознании рабочих, автор сказать пока не может. Однако на данный момент совершенно ясно, что развивающийся кризис приведёт к полной дискредитации «рыночных ценностей» и резко снизит уровень жизни рабочего класса в целом, а это может способствовать его радикализации. И есть привилегированная группа рабочих, по возрасту находящаяся между «старыми» и молодыми, не боящаяся начальства, в перспективе способная добиваться своих требований и вести за собой остальных (разумеется, если не остановится производство и заводы не начнут закрываться).



Иван Лещинский
Источник: "СКЕПСИС"(c сокращениями)