Лента: Общество

О самых актуальных биоэтических проблемах рассказывает Михаил Першин, преподаватель одного из московских вузов.

— Биоэтика как наука возникла в связи с развитием медицинских технологий?

— Это только одна из причин. И не самая главная. Новые технологии не требуют специальной этики. Прогресс (пусть и не такой стремительный) был всегда, а биоэтика возникает только во второй половине XX века. Термин «биоэтика» ввел в оборот в 1971 году американский ученый Ван Ренселлер Поттер. К тому времени были утрачены нравственные традиции, произошел переход от абсолютных ценностей, самоочевидных еще в начале столетия, к ценностному плюрализму, к тому, что «все относительно». Если, например, еще в 40-х годах ХХ века в Европе нельзя было сильнее оскорбить врача, чем предположив, что он способен на аборт (это описано в детективе Честертона «Удивительное убежище»), то менее чем через полвека в той или иной степени убийство нерожденных было легализовано в Швеции (1946), Англии (1967), Франции (1979), США (1973), Италии (1978), Испании (1978), Нидерландах (1981), Норвегии (1978).

В тех 50 процентах стран мира, где аборты теперь разрешены, по сути усечена клятва Гиппократа, из нее изъяты слова «я не вручу никакой женщине абортивного пессария» (а в Голландии сейчас изъяли также «я не дам никому просимого у меня смертельного средства и не покажу пути для подобного замысла»). В России это произошло еще в 1920 году — большевики разрушали насильно все традиции, в том числе и медицинскую этику, а на Западе во второй половине прошлого века традиции разрушались «естественным» путем. Отход многих врачей от христианской этики поставил под сомнение доминировавший в медицине со времен Средневековья патернализм. По этой модели, описанной Парацельсом, взаимоотношения врача и пациента уподоблялись попечению священника о духовных чадах; отсюда название (от лат. pater — отец). Врач для пациента был не только специалистом, но и нравственным образцом, поэтому пациент полностью доверял ему и старался выполнить все его предписания. Но в новой, бесчеловечной реальности XX века возникла необходимость формулировать законы, защищающие пациентов от врачей. Медицинские эксперименты в фашистской Германии показали, насколько может быть опасен врач, чуждый христианской морали. Это вторая причина появления биоэтики.

Третья причина — сексуальная революция. Открытие антибиотиков и развитие репродуктивных технологий разделили брак и деторождение. Благодаря лекарствам, позволяющим справляться с венерическими заболеваниями (страх перед которыми ранее был сдерживающим фактором), а также благодаря «средствам», позволяющим получать удовольствие от супружеской жизни, не рождая детей, участились случаи бесплодия и, как следствие, экстракорпорального оплодотворения. Это тянет за собой новые и новые проблемы. Все эти моральные и технологические перемены привели к тому, что сам человек (как вид) оказался под угрозой. Биоэтика призвана защитить человека. В нее входит много дисциплин — как медицинских, так и гуманитарных: этика, философия, экология, антропология.

— Биоэтика — обязательный предмет во всех медицинских вузах?

— Да, без зачета по биоэтике диплом медику не выдадут. Кафедры в российских вузах пока в процессе становления, сами же подходы в биоэтике бывают разные, есть и в ней свои либералы, сторонники аборта и эвтаназии. В этой связи напомню, что 45-я статья Основ законодательства РФ об охране здоровья граждан запрещает эвтаназию в любой форме.

— Но ведь наверняка попадаются закоренелые скептики, не относящиеся к биоэтике как к предмету всерьез?

— Есть и такие студенты, и это нормально. Никому, а тем более в 18 — 20 лет, не нравится, когда его прессуют и строят. Моя задача — показать, что мы не навязываем новую идеологию, а пытаемся научить разбираться в существующих идеологиях. Принимая зачет, я не требую, чтобы студенты разделяли мою точку зрения. Бывает, студент на зачете начинает разговор с того, что он сторонник традиционной биоэтики. Я радуюсь, но прошу его изложить аргументы либералов. Как преподавателя меня интересуют не взгляды студента, но то, как он освоил материал (все этические позиции) и может выстроить свою систему аргументации. Конечно, хотелось бы, чтобы вместе со знаниями люди обретали прочность. Есть у человека внутренняя опора — никакая идеология его не сломает. И в фашистской Германии были врачи, принявшие смерть, но отказавшиеся делать бесчеловечные опыты. И если вдруг очередной приказ Минздрава будет противоречить этике, врач должен суметь сразу это распознать и поступать по совести согласно нравственному закону.

— О чем чаще всего спрашивают студенты на занятиях?

— Как ни странно, очень многие спрашивают, есть ли Бог и насколько это всерьез. На самом деле студенты устали от бесконечных игр массовой культуры. Часто их цинизм — это просто способ защиты от этих игр. И они рады видеть, что есть люди, которые относятся к истине всерьез и готовы аргументировать свою точку зрения.

— Приходилось ли вам обсуждать биоэтику не со студентами, а с опытными врачами?

— Да. Их убеждают прагматические аргументы. Скажем, многие врачи в России – сторонники эвтаназии. Приходится объяснять, что за лоббированием эвтаназии стоят финансовые интересы. Какие? Направление пациента на эвтаназию означает перевод из реанимации в морг. Деньги, которые были бы затрачены на его спасение (а реаниматология — одна из самых дорогих медицинских областей), сохраняются для страховых компаний или госбюджета. Кроме того, тормозится развитие медицины. В борьбе за жизнь, казалось бы, безнадежных больных накапливаются знания, опыт, помогающие решать эти проблемы в будущем. Без малого 200 лет назад врачи не смогли спасти раненного в живот Пушкина. Если бы тогда в мировой практике практиковалась эвтаназия, то и сегодня никто бы не умел лечить такие раны. Итогом легализации эвтаназии в России станет безработица врачей-реаниматологов, врачей-ученых, и сверхприбыли страховых компаний. Медицинский прогресс остановится. После таких аргументов большинство задумывается, а многие меняют свое отношение к эвтаназии.

— Аргументы, безусловно, убедительные, но, как вы правильно отметили, чисто прагматические. Этика здесь ни при чем. А как относятся невоцерковленные врачи к самой биоэтике?

— Как и студенты, по-разному. Многие прямо говорят: «Что вы лезете с вашей этикой в нашу медицину? Пациентов волнует моя квалификация, а не мои этические установки». А бывает, что при знакомстве с биоэтикой врач радикально меняет свои взгляды. Например, гинеколог перестает делать аборты. Некоторые же врачи спорят, отстаивают свою позицию. Значит, их эта тема задевает.

— Как поступать верующему врачу, сталкивающемуся на практике с трудной биоэтической проблемой?

— Думаю, что надо обращаться в специальный Церковно-общественный совет по биомедицинской этике Московского патриархата, искать ответы. Да, не на все вопросы сразу можно найти ответ. Тем более нужно такие вопросы обсуждать. Как устроен мир? В чем смысл жизни? Что такое смерть? Поняв это, человек поймет и то, почему аборт — убийство. Нам надо донести это до сознания врачей, будущих матерей, еще не задумывавшихся о Боге. Чтобы люди могли увидеть в зародыше человеческую жизнь, призванную к вечности. Наши врачи — это замечательные специалисты и люди, а отнюдь не упертые мясники, как их иногда пытаются изображать. Есть и наша вина в том, что мы не всегда находим слова, доходящие до их сердец.
Церковь изначально стояла на том, что, каким бы образом ни пришел человек в мир, это именно человек, образ Божий. Мы против такого зачатия, как и против клонирования человека. Но если мир преступит эту грань (мы должны сделать все, чтобы не преступил), мы не имеем права лишить благодати крещения жертв этих экспериментов, обреченных на инвалидность. Надо отметить, что аргументы против клонирования вполне медицинские: все без исключения клонированные животные имели те или иные патологии. Точно так же детишки, рожденные в результате экстракорпорального оплодотворения, гораздо чаще имеют невропатологическую симптоматику. Значит, ставя из каких-либо соображений подобные опыты, ученые обрекают появляющихся людей на страдания. И это не ошибка природы, это сознательные действия. Но, отказывая «пробирочным» или, не дай бог, «клонированным» детям в крещении, мы ни одного родителя или «ученого» не образумим. Надо менять сознание людей — родителей и врачей.

— Экстракорпоральное оплодотворение плохо не только потому, что рождаются больные дети (хотя этого достаточно, чтобы от него отказаться)?

— Оно бесчеловечно. Эмбрионов получается больше, чем имплантируется в материнскую утробу. Оставшиеся замораживают, чтобы потом можно было помочь женщине еще раз забеременеть, не стимулируя ее при помощи гормональных препаратов. При замораживании до половины погибает, не говоря уже о том, что далеко не всегда матери принимают решение рожать своих «отмороженных» детей. И они хранятся в криоконсервации десятилетиями, никому не нужные, брошенные. До разморозки, когда все они погибнут. Тем самым эта технология запрограммирована на уничтожение человеческой жизни. Да, тема неприятная, не христиане создали проблему, но она есть. В мире сейчас более миллиона замороженных эмбрионов!

— А правда ли, что неимплантированные эмбрионы используются для испытания и производства лекарств?

— И для лекарств, и для косметики, и как источник стволовых клеток. Пока полулегально. Но уже есть несколько актов Минздрава по легализации этой практики. Ошибочность этого еще и в том, что стволовые клетки можно получать не только из эмбрионов, но и из пуповинной крови. Кроме того, стволовые клетки есть у каждого человека, их надо научиться находить и правильно использовать. Эти технологии сложнее, но, например, в США уже шесть лет успешно осваиваются. А все потому, что президент Буш прекратил госбюджетное финансирование программ по использованию эмбриональных стволовых клеток. В результате — серия открытий в американской медицине, выход к совершенно новым, но при этом вполне приемлемым технологиям. Этика стимулирует развитие науки, а попытки пойти бесчеловечным путем приводят к стагнации.

— Вы говорили, надо сделать все от нас зависящее, чтобы не допустить клонирование человека. А зависит ли уже что-то от нас? Может быть, как это ни печально, клонирование — неотвратимый процесс?

— А разговаривали бы мы с вами сегодня, если бы люди полвека назад согласились, что неотвратима ядерная война? Как видите, зло отвратимо. После испытания водородной бомбы на Новой Земле ядерная волна трижды (!) обошла земной шар, и все поняли: если воевать таким оружием, останутся только крысы. И переориентировали прогресс, перейдя от истребления жизни на Земле к обеспечению безопасности — придумали мониторинг, заблокировали дальнейшие испытания. Так же нужно отнестись к клонированию человека. Это сложная технология (не менее опасная для будущего, чем ядерное оружие), и развитым странам нетрудно держать ее под контролем.


Леонид ВИНОГРАДОВ
Источник: "Вече Твери"