Лента: Общество

Цель настоящей статьи: попытаться понять, существуют ли какие-то векторы или точки отсчета, позволяющие определить направления современной молодежной активности, некие ключевые идеи, которые определяют сознание или практики не только молодежной элиты, но и мейнстрима. То есть можно ли каким-то образом «политически» измерить современные молодежные культурные сцены?

Прежде всего, я считаю (и не только я, конечно, это, видимо, общее место), что молодежи как таковой в принципе не существует. Это политический, идеологический или культурный конструкт, который всякий раз, в зависимости от ситуации, погоды, настроя соответствующего политического режима в том или другом месте планеты конструируется по-разному. Конструируются возрастные границы, направленность действий и специфическая активность, приписываются те или иные качества. Смысл этих конструктов очевиден: получение возможности, во-первых, манипулировать молодежью, а во-вторых, мобилизовать ее и направлять ее активность в ту или другую сторону, в зависимости от актуальных интересов господствующей политической элиты.

Говоря о поколениях, мы также сталкиваемся с определенным конструктом (я не буду вдаваться в теорию, чтобы не отвлекать внимания), который достаточно хорошо осмыслен критически: имя, присваиваемое поколению, живущему в определенное время или исторический период, закрепляет некую объединяющую черту. Принято считать, что когорту вместе живущих/взрослеющих людей объединяет некий поколенческий дух, ярко выраженная идея, определяющая направленность коллективных действий. Считается, что в мирное время поколенческий дух формируется элитой (интеллектуальной, политической или культурной), и только в переломные моменты, если люди переживает серьезные исторические события (войны, революции, голод, катаклизмы, дефолт, теракт, землетрясение и так далее), он овладевает массой.

Существуют и так называемые «переломные поколения», как бы дважды рожденные, то есть поколения, на историческую судьбу которых выпало сжигание сначала того, чему поклонялись родители, а потом того, чему поклонялись сами.

И здесь возникает вопрос: что же запечатлевается в самом имени поколения, черты какой переживаемой вместе «болезни» или стиля жизни, характерные не для большинства, а для определенных «элит»? Более близкие нам понятия, которыми мы оперируем и через которые можно раскрыть определенные общие черты, -- это солидарности, субкультуры или стилевые группы.

Если говорить о солидарностях, то это характеристики сообществ (они могут быть реальными, виртуальными или символическими), которые объединяют разную молодежь вокруг общих ценностей, стилей жизни, участия в похожих практиках. Но самое значимое, что отличает солидарности, – это общее, разделяемое всеми представление о группах, ценности которых принципиально не принимаются. И, с точки зрения солидарных идентичностей, наиболее характерным для сегодняшних молодежных сцен является напряжение между неформалами и гопниками. При этом гопническая культура, или гопническое мировосприятие, становится все более и более характерным для самых разных молодежных групп, течений, в том числе и политических.

Гопники, гопничество – это не субкультура, а жизненная или культурная стратегия, определенная солидарность, включающая в себя сложную систему определений и самоопределений. Причем гопники чаще определяются не по самоотнесению, а через определение других, то есть «тех, кто не мы». Очень часто представление о том, кто такие гопники, транслируется от одной группы к другой. Где бы мы ни проводили наши исследования, если мы общаемся с любыми неформалами, на вопрос, с кем бы они никогда не смогли дружить или с кем бы они никогда не стали бы разделять общих практик, нам отвечают: «Ну, с кем? С гопниками». Гопники -- это конвенциональная молодежь, активно принимающая сложившееся положение вещей, конформистски ориентированная, культурные ценности которой располагаются преимущественно в пределах попсы. Их мировоззрение -- это упрощенная картина мира, где все определяется с точки зрения «кто наши, а кто не наши», где достаточно простых принципов доказательства силы и власти. Эти солидарности могут служить благодатной почвой для распространения националистических, ксенофобских и гомофобных настроений, что, собственно, их зачастую и отличает.

Гопники -- это крайнее крыло мейнстрима. Естественно, нормальная, «обычная» молодежь -- отнюдь не является поголовно гопниками, точно так же, как продвинутая молодежь -- неформалами. Безусловно, такая картинка во многом выглядит упрощенно, просто сейчас важно, что сам термин имеет широкое распространение и его используют наши информанты.

Гопничество является весьма благодатной средой для политизированных проектов, во многом в силу того, что распространенные в ней настроения очень близки патриотическим установкам, в определенной степени разделяемым государственными идеологами (проправительственными политтехнологами, близкими к высшему эшелону власти). На мой взгляд, с этой точки зрение, движение «Наши» не столь безобидно, как того многим бы хотелось. Ряд политологов считает, что с уходом Василия Якеменко организация скоро угаснет, явив собой еще один пример движения-однодневки, сформированного под политическую задачу, давшего возможность кому-то «на халяву» поездить и получить футболки с кепочками. На мой взгляд, это не так безобидно, поскольку многие идеи, от национального достоинства и державности до бесплатного образования и любого вида «халявы», очень привлекательны и очень заразительны. Что потом будет с этими активистами? Как они поведут себя при крушении иллюзий о социальных лифтах и мобильности?

Другой тип молодежных формирований -- так называемые субкультуры, которые отличают сильные, устойчивые внутренние модели поведения, имиджа, сленга, поддерживаемых общих практик. Существует мнение -- и мы его придерживаемся, -- что современные субкультуры являются не «пожизненными» обязательствами молодежи, а скорее, ситуативными и временными. Это непостоянные сообщества, основанные на культурных заимствованиях, модификациях, различных кодах, использовании «прикидов» и так далее, то есть это миксовые, временные культуры. Однако какая-то субкультурная стилистика на молодежных сценах все-таки присутствует, и роль ее важна, поскольку является подтверждением (прежде всего, для самих участников) продвинутости, немейнстримности, эксклюзивности, хотя и в гораздо меньшей степени содержит элементы культурного протеста, противостояния, как это было в «классический период».

И, наконец, следует помнить, что современная молодежь, с точки зрения развития глобального потребительского рынка, все больше становится брендом: молодежность как стиль жизни, молодежность как участие в продвинутых рисковых практиках и так далее. Этому, естественно, способствует активное использование, эксплуатация бренда молодости рекламой и популярной индустрией.

Что же общее можно выделить из описанных различных подходов к определению поколений? Основываясь на наших исследованиях и материалах «Левада-центра», можно предположить, что наиболее активной поколенческой группой на ближайшие пять-семь лет будут те, кто родился в 1982--1989 годах, именно для этой когорты характерны некие общие знаковые приметы. Это свобода от советского наследия: свобода памяти и знаний о нем, свобода от перестроечных разочарований, от борьбы за социальные идеалы. У девушек и юношей этой когорты отсутствует общая историческая память советской социализации: они не были ни октябрятами, ни пионерами, ни комсомольцами и, конечно, не были молодыми коммунистами. Они не участвовали в демонстрациях, ленинских зачетах и стройках, не собирали картошку, не проводили собраний по поводу морального облика и так далее. То есть это действительно первое реальное поколение прагматиков, которые лишены не просто исторической, но институциализированной исторической памяти. Ровно по этой причине именно они столь подвержены влиянию авторитарного стиля власти и готовы всячески ее поддерживать, будучи конформистами не потому, что разделяют общие с ней ценности, а потому, что не хотят никаких изменений.

Можно сослаться на общие культурные синдромы этого поколения. Это достаточный средний уровень образования, соответствующий современным технологиям, то есть это поколение компьютерной грамотности. Это социальная активность, которая очень целерациональна, то есть направлена на достижение личного успеха и благополучия. Это специфические культурные запросы: ориентация на гедонизм и пофигизм как образ жизни, то есть направленность на получение удовольствия в ущерб чувству долга.

В принципе, можно сказать, что это прагматически ориентированные девушки и юноши, однако на молодежных сценах сохраняются и непрагматические солидарности. Прежде всего, можно говорить о широком распространении ксенофобных и гомофобных настроений, о склонности, в определенных ситуациях, к экстремистским практикам. Усиливается противостояние между гопниками и неформалами, и самоидентификация в этом вопросе для молодежи является очень значимой. Еще одна черта, описывающая новые типы солидарности с точки зрения гендерных режимов различных молодежных групп, -- это борьба за доминирование или нормализацию конфликтующих типов маскулинности и фемининости внутри субкультур и движений. В частности, в последнее время актуализируется борьба между мужской и женской нормой, между такими субкультурными группами, как, например, скинхеды и готы, эмо и мажоры и так далее. Наконец, с точки зрения политического противостояния, наиболее заметным является противостояние так называемых «фашистов» и «антифашистов», борьба между которыми в блоговом и реальном пространстве все более и более очевидна, особенно в крупных городах.

Приведем несколько достаточно общих соображений о субкультурах, основанных на исследованиях центра, в котором я работаю.

Одно из самых ярких впечатлений заключается в том, что скинхедовская группа за последнее время претерпевает большие изменения, скорее всего, связанные с ее фактическим исчезновением, размыванием субкультурной идеологии, по крайней мере, в том виде, в котором она существовала с «классических» времен. Площадки общих «тусовок» превращаются в обычные места совместного проведения свободного времени, распития пива, общения с девочками. Идеологическая подоплека, ядро субкультуры, заметно ослабла, сами респонденты говорят нам о том, что причиной этого во многом стала массированная медиа-атака и, естественно, принятие нового закона об экстремизме. Начиная с 2006 года практически все антикавказские (и не только) выступления были приписаны СМИ именно действиям скинхедов. Причем до какого-то момента это было на руку и самим скинхедам, поскольку они становились активными субъектами политической сцены. Но потом, как можно судить по нашим исследованиям, в частности в одном из северных российских городов, начались задержания, активные участники стали уезжать из города, а в оставшейся группе произошел серьезный конфликт между двумя лидерами: причем начавшись, по-видимому, с простой разборки, он по своей сути стал идеологическим, затронув основы приверженности этой идеологии. Сейчас в этой среде царит глубокое разочарование, бόльшая часть «жестких» скинхедов все больше напоминает обычных и привычных российских гопников.

Далее. Одним из самых значимых моментов, по которым можно определить культурные стратегии молодежи, является разделяемый той или иной группой -- солидарной или субкультурной -- конструкт маскулинности. Степень гендерной чувствительности -- ключевая характеристика для отнесения себя либо к неформальной, либо к «обычной», нормальной молодежи. Гендерные режимы нормальных, обычных молодежных тусовок отличаются поддержкой и воспроизводством патриархальных отношений, следованием традиционным гендерным стереотипам, непринятием гендерных миксов или сексуальных инноваций. Конечно и в неформальной среде не исключены практики демонстративной нормативности, однако неявный спор по этим вопросам -- значимый вектор стилевого и культурного напряжения между «нормальными» и теми, кто относит себя к неформалам.

Один из важных критериев при определении позиции практически по любому вопросу -- это понимание того, кого следует считать «нормальным» мужчиной и «нормальной» женщиной. Сегодня пожалуй самым популярным в этом аспекте можно назвать гендерный спор с «новыми» молодыми мужчинами и женщинами, относящими себя к эмокультуре. Интересно, что спор за мужскую и женскую нормативность идет не только на уровне внешности, но и права на открытое проявление чувств.

Заметим, кстати, что довольно часто считается, что субкультура -- это чисто мужская сфера, мужская активность, мужские типы солидарности. Во многом это результат «мужских» социологических и культурологических исследований, в том числе европейских, которые сконструировали субкультуры как мужской феномен. На самом деле, женщины, девушки всегда входили в субкультуры и играли там вполне заметные роли, отличные от роли только лишь подруги скина или панка. Не существует чисто мужских субкультур, равно как и женских, -- все они являются смешанными.

Борьба гендерных образцов для молодежи сегодня, пожалуй, намного важнее, чем борьба политическая. Если говорить о реальности молодежных сцен, то намного важнее отстоять свое представление о нормативном мужском и женском, чем побеседовать о том, за кого ты: за Путина или против.

Завершая эту небольшую статью, замечу, что политической, политизированной молодежи не становится больше. Как всегда, это 2--3% всех молодых людей, и отношение к политике в молодежной, студенческой среде достаточно прагматичное. Участие в массовых проявлениях молодежной активности, таких, как марши «Наших» или «Молодой гвардии», крайне ситуативно, не основывается на какой-то реальной, глубокой убежденности, сознательности, понимании и разделении общих ценностей и идей.

На мой взгляд, это не так уж и плохо. Когда мы задавали вопросы, в чем видят молодые люди свою политическую, партийную, гражданскую активность, то наибольший интерес все-таки проявляется к культурным, я бы даже сказала, эстетизированным аспектам политического. Сколько-нибудь выраженный интерес вызывают именно те акции и активности, которые дополняются культурными, модными видами включения: флэшмобами, перформансами, прямыми действиями, театрализующими скучную бюрократическую риторику и дающими молодежи реализовать актуальные для нее моменты. Развитие блоговой среды демонстрирует актуальность самопрезентации, поиска новой искренности. Иными словами, может цениться включение во что-либо актуальное, но не политическое в чистом виде. Если обратиться к социологическим замерам, то сегодня, безусловно, наиболее многочисленны и известны молодежные организации, либо поддерживающие «Единую Россию», либо являющиеся ее филиалами, но поддержка эта по большей части конформистского толка и на убеждениях не основана.


Елена Омельченко, социолог, директор научно-исследовательского центра «Регион» (Ульяновск)
Опубликовано в журнале: «Неприкосновенный запас» 2008, №5(61)
Источник: "Русский журнал"