Лента: Общество

Стратегия развития России — так глобально сформулирована тема международной научной конференции, только что состоявшейся в Москве. Организатор — НИИОН РАН. Один из ее участников — Владимир Бранский, почетный профессор Петербургского университета, доктор философских наук, руководитель Центра по социальной синергетике, автор многих трудов по философии истории, — убежден: важна не галочка в графе «мероприятие проведено», важно, чтобы философов услышали те, кто принимает решения.

— Тема вашего доклада звучит пугающе актуально: «Глобализация и формирование нового российского идеала». Есть почва для этого самого «формирования»?

— Есть острая необходимость. И есть возможность выбора.

— Из нескольких путей?

— Да, за минувшее столетие мы «примерили» пять моделей. Первая: православный идеал царской России. Он в высшей степени актуален сейчас, когда власть явно стремится к обновлению формулы графа Уварова, собираясь только несколько освежить ее: было «самодержавие, православие, народность», а может быть — «клерикализация, авторитаризм и национализм». Тенденция к религиозному тоталитаризму сейчас очевидна и очень опасна.

Второй путь — коммунистический идеал советской России. Полагаю, к нему возврата в чистом виде уже не будет. Третий — либеральный идеал западного толка. Четвертый — нацистский идеал постсоветской России, от «Памяти» до скинхедов. И пятый — либеральный идеал с российской спецификой.

— Какого рода специфика?

— В русской культуре всегда главенствовала идея духовности. Так вот, нам нужна гармония свободы и ответственности при абсолютном приоритете духовных ценностей.

— Звучит привлекательно. Но рождает множество вопросов. И первое: откуда все это возьмется, если не только Россия, но и весь мир находятся в стадии абсолютного дефицита идеалов?

— Не дефицита — утраты! Если речь идет о так называемом золотом миллиарде. Но если говорить об истории в целом, она, как известно, являет собой кладбище идеалов. Впрочем, это не значит, что они не нужны.

— Хорошо, тогда начнем с начала: что такое, в сущности, идеалы?

— Все определения неточны. Ошибка допущена в самом начале: не идеология, а идеАлогия, то есть учение об идеале. Коммунизм, нацизм, исламизм — все это идеАлогия.

Идеал — есть вера и жертва. Его осуществление — творческий акт. Творчество создает некую ценность, и ценность здесь — ключевое понятие. Потому что в ее создании — смысл жизни. Смысл жизни непременно предполагает творчество.

— Тогда, похоже, в мировом сообществе начала третьего тысячелетия он утрачен?..

— В такие времена, как сейчас, на место творчества становится потребление, а творчество отвергается вообще. Чистое потребление — процесс, который враждебен любым идеалам. Между прочим, наша нынешняя власть все время зовет нас к потребительскому росту, и все в обществе устремлено к нему; экономическое развитие привлекательно, а для многих стран и регионов необходимо, но в глобальном смысле может быть лишь временной целью.

Еще Питирим Сорокин обсуждал проблему взаимоотношения идеологического и потребительского общества. Первое видит смысл жизни в служении идеалам, второе служит инстинктам.

— И мир сейчас в плену инстинктов?

— Да, он погрузился в сумерки богов. Проблема потребительского общества действительно глобальна. Уже в конце 90-х молодежь на вопрос, существуют ли какие-то идеалы, отвечала: «Нет! А если у вас они есть — лечиться нужно». Идеал в наши дни стал выглядеть патологией.

Правит бал идеАлогия потребления: максимум удовольствия при минимуме страданий. Бешеным ходом идет наращивание наслаждений, главенствует утилитарное и прагматичное, происходит тотальный отказ от жертвенности. И жизнь рассматривается не как подвиг во имя идеала, а как игра.

— Но это уже зори постмодернизма…

— Само собой, Бодрийяр и прочие! Вокруг — симулякры, знаки, не имеющие значения. Возникает служение абсурду, первым его как цель сформулировал Камю. Возникают уход от реальности, отшельничество, схима — род духовного самоубийства. Это все разные формы проявления кажущейся бессмысленности существования.

Деконструктивизм — база философского анархизма: все виды художественной деятельности, религия, наука становятся игрой. И в ней можно глумиться над другими идеалами, издеваться над ними, вообще отвергать духовные ценности.

— Может, стоит напомнить, в чем они состоят?

— Со времен Римской империи ценности духа — истина, добро и красота. А утилитарные — богатство, власть и слава. Как раз то, что сегодня обрело невероятную важность.

— В связи с глобальным крушением идеалов?

— Ну конечно! Идеалы — как бы живые существа, которые проходят свой цикл восхождения, формирования, воплощения. И крушения. Их неизбежно начинает разъедать некий внутренний червь, и они мельчают. Идеалы, как боги, когда богов очень много, уменьшается их пассионарность. Почему большевики некогда так яростно боролись с оппортунизмом? Да потому что разные интерпретации коммунистического идеала для него смертельно опасны.

Вообще, с точки зрения каждого апологета, абсолютен только его идеал, все прочие — исчадия зла. Их взаимное соревнование порождает чудовищную жестокость, влечет громадные жертвы: ведь тот, кто мне мешает, ущемляет мой смысл жизни. А с этим невозможно примириться, и неизбежно наращивается соревнование жертвенности.

— То есть люди готовы жертвовать собой или превращать в жертвы других?

— И то, и другое. Есть трагическое трио типажей: герой, великий инквизитор и камикадзе. Тот, кто жертвует собой, другими, а также и собой, и другими. Реализация одного идеала мешает реализации другого и так далее. Светский — мешает церковному, католический — православному; борьба бесконечна.

—В чем ее смысл?

— В смене и обновлении! На гигантском кладбище частночеловеческих идеалов медленно и постепенно возрастает некий абсолютный, общечеловеческий. А это значит, что мы движемся к идеальному социальному устройству, практически раю, в котором будет идеал, который разделят все. Ученые называют это точкой суператтрактора.

— Она еще очень далека, не так ли?

— Разумеется! К этому состоянию можно приближаться бесконечно. К тому же, хотя новый человеческий идеал и обещает рай, чтобы его обрести, надо пройти через ад. Другими словами — через страшный суд истории.

— То есть мы уже в аду?

— Не все время! Как ни странно сказать, происходит минимизация зла. Насилие было, есть и будет. Но в сравнении с временами Сарданапала, который ослепил 15 тысяч человек и бросил их в пустыне, или Красса, который распял шесть тысяч вдоль Аппиевой дороги и бросил погибать, электрический стул и даже гильотина выглядят гуманнее. Вся трагедия человечества в том, что ему постоянно приходится выбирать не между добром и злом, а между злом и злом.

— И мы движемся в безнадежном кругу?

— А вот и нет! Это пессимистический взгляд на историю. Модель нашего движения — не замкнутый круг, а восходящая спираль.

Все испаряется. Человек исчезает, и следов его не остается. Для того чтобы существование стало осмысленным, надо, чтобы след стал действительно прочным. А для этого нужно, чтобы явилось что-то непреходящее, что будет иметь значение для будущих поколений. Если перефразировать известную песенку: «…есть шаткий миг между прошлым и будущим, это не он называется Жизнь!» Как раз стремление к абсолютной ценности выводит нас из круга, более того — получает научное обоснование.

— Каким образом?

— Есть известный тезис Гоббса, высказанный в его «Левиафане»: «Ничто, созданное смертными, не может быть бессмертным». Но если суператтрактор, к которому движется мир, возможен в принципе, то процесс самоорганизации человечества опровергает этот тезис Гоббса. Мы способны так преобразовать окружающий мир, что преодолеем главное противоречие — противоположность социального порядка и социального хаоса.

— Не это ли называется «парадоксом Пригожина»?

— Не совсем. Хотя конфликт человека тоталитарного, запрограммированного и человека анархического, то есть конфликт взаимоотношений ответственности и свободы, действительно ярче всех выразил Илья Пригожин, основоположник теории самоорганизации.

— В своем научном завещании 2000 года?

— Да, там он говорит, что в конце ХХ века мы столкнулись с парадоксом: с одной стороны, на планете растет стремление к единству, возрастает зависимость индивидуума от социума, что практически означает все меньше свободы, все больше контроля. И возникает культ порядка. С другой стороны — обратная тенденция: растет зависимость общества от каждого человека. Отсюда — ужас терактов в планетарных масштабах. И здесь развивается тяга к анархизму. Противоположности одновременны и уживаются друг с другом. Как преодолеть парадокс Пригожина — то, что мы движемся и ко все большей свободе, и ко все большему порядку? В синтезе, в суператтракторе. И значит, из множества путей надо выбирать самый короткий — к общечеловеческому идеалу.

— Где место России в этом процессе?

— Полагаю, именно российская специфика способна наполнить западный образец свободы и демократии новым смыслом. Мы не можем взять за основу чистый индивидуализм. Роковое заблуждение европейского сообщества: приоритет прав и ничтожность обязанностей. Нужна гармония. Но и тут есть нюансы: она может быть двух сортов — при главенстве утилитарных ценностей над духовными и наоборот. Наоборот — и есть наш российский путь.

Гармония свободы и ответственности при приоритете духа способна в перспективе объединить и светских, и религиозных людей. Важно, чтобы и власть, и капитал осознавали свои обязательства по вложениям в духовное, гуманитарное развитие.

— Почему в мире нет лидеров, которые бы этим всерьез озаботились?

— Их нет у власти. Бразды правления повсюду взяли в свои руки апологеты потребительского общества. Но это не значит, что вовсе нет людей, которые могли бы их заменить. Нужен мировой форум интеллигенции, чтобы понять, как землянам избежать чудовищных последствий коммерциализации духовных сфер. Нужен специальный анализ. Нужны представители снизу. Хотя то, что хаос периодически наступает, нормально: он обладает творческой силой, опровергает самое себя и рождает новый порядок, а значит, новую гармонию.

— По всему выходит, надежда есть?

— А как же. Теория самоорганизации — последнее слово науки. И пусть она пока известна лишь узкому слою — главным образом научным кругам — за нею будущее.


Беседовала Марина Токарева
Источник: "Новая Газета"