Лента: Общество

Провозглашение очередной «священной войны» против коррупции вновь выдвинуло вопрос о природе этого социального зла, о том, возможно ли его искоренение в принципе, нужно ли «отсекать головы гидре», если на их месте вырастают всё новые и новые. В дискуссиях и научных публикациях, на конференциях и в домашних спорах часто слышатся мнения о неистребимости коррупции, о полной бесперспективности и даже невозможности борьбы с ней. Сторонники этой точки зрения ссылаются на российскую практику последних двух десятилетий с ее тотальной коррумпированностью всех сфер общественной жизни; коррупционные механизмы увязываются с несовершенством (греховностью) человеческой природы, рассматриваются как одно из воплощений инстинкта самосохранения, эгоизма и проч. В неоинституциональной экономической теории появилось даже целое направление (О.Уильямсон и др.), исследующее так называемое «оппортунистическое поведение», под которым в данном случае понимается неустранимая естественная установка контрагентов экономических (и шире – социальных) отношений действовать в своих интересах, независимо от того, соответствует ли это интересам других участников отношений и общества в целом.

Правильно было бы разделить проблему на части. Первая – это вопрос о принципиальной возможности или невозможности ликвидации коррупции вообще; вторая – вопрос о возможностях общества и особенно государства осуществлять действия по уменьшению масштабов коррупции и распространения её наиболее опасных форм. В первой части, по-видимому, следует согласиться со сторонниками теории «оппортунистического поведения» («коррупция всегда была, есть и будет»). Однако признание принципиальной неустранимости коррупции ни в коей мере не должно превращаться в отказ от борьбы с этим социальным злом (тем более служить основанием для примирения с гайдаровско-чубайсовской пропагандой «неизбежности» этапа бандитского капитализма в переходной экономике). Общество не только может и должно вести борьбу с преступностью вообще и с коррупцией в частности, но и способно добиваться в ходе этой борьбы значительных успехов, способствующих созданию здоровой психологической атмосферы, формированию у большинства населения установок на неприятие коррупции.

Нельзя устранить преступность и коррупцию вообще, полностью, но можно и должно добиться их уменьшения на математические порядки, в десятки и сотни раз. В печати не раз приводился пример того, как в конце ХХ века в двух крупных городах с примерно одинаковым населением – Лос-Анджелесе и Сингапуре – количество убийств различалось во много десятков раз; в первом из них – порядка двух с половиной тысяч в год, во втором – 50-55 в год. Столь существенное различие объяснялось разным подходом двух обществ к проблеме борьбы с преступностью и, в частности, к проблеме характера и степени наказания за преступления.

В свете этого факта можно оценивать и более общую проблему эффективности антикриминальных и антикоррупционных мер; например, эффективность мер по борьбе с коррупцией в российских вузах – взяточники, как правило, отделываются условными наказаниями, да и то в тех немногих случаях, когда дело доводится до суда. А ведь здесь возможно (на наш взгляд, необходимо) более широкое применение такого инструмента антикоррупционной борьбы, как конфискация имущества и в связи с этим – расширение контроля за масштабами и формами потребления.

Всеобщность коррупционного поражения экономических и в целом общественных отношений в России делает малоэффективными частичные методы контроля; коррупционерами разработаны бесчисленные схемы и механизмы коррупционного обогащения и всякого рода махинаций. Безусловно, эти механизмы должны быть объектом изучения и ликвидации, но наряду с этим необходимо формировать систему отношений, делающих бессмысленной коррупционную деятельность с точки зрения её конечных результатов. Хотя коррупция может, как известно, принимать формы обмена услугами и получения разного рода привилегий, но, тем не менее, её наиболее важные воплощения связаны с присвоением денежного и материального богатства, что превращает контроль за его движением в ключевой инструмент антикоррупционной борьбы.

Возможности борьбы с коррупцией в настоящее время модифицируются в связи с возникновением элементов информационного общества, которые появляются в России (хотя гораздо медленнее и в меньших масштабах, чем в развитых и новых индустриальных странах). Важнейшей проблемой информационного общества становится противоречие между расширением потенциала творческого труда и развития личности на базе информационных форм богатства, с одной стороны, и возможностями ограничения прав человека, вмешательства в частную жизнь, – с другой. Общеизвестны факты последнего времени о распространении баз данных по банковским должникам, о выявлении и попытках судебного преследования людей, высказывавших в Интернете критические замечания в адрес власти и т.п. На «чёрном», хотя и вполне открытом рынке предлагаются базы данных налоговых органов, милиции, других властных и контролирующих инстанций – и это только «верхушка айсберга». Фактически, исчезает конфиденциальность информации о личности. Появляются новые формы социального неравенства и власти – обладание финансовыми или административными ресурсами существенно облегчает доступ к информации разного рода, в том числе – к различным данным личного характера.

Однако есть во всем этом одна весьма очевидная положительная черта – возможность усиления контроля за криминальным миром, за попытками подготовки преступлений, а тем самым и их предотвращения. Столь же положительное значение имеет возможность контроля за соответствием меры труда и меры потребления. Технически возможным становится выявление источников, этапов и направлений использования доходов, что существенно облегчает выявление коррупционных составляющих этих доходов. Специалисты и исследователи проблемы неоднократно предлагали, в частности, установить обязательность оплаты некоторых товаров, особенно дорогостоящих, посредством только безналичных расчётов и только с тех счетов покупателей, которые формируются при предварительном перечислении на них официальных доходов, отслеживаемых налоговыми и иными контролирующими инстанциями. Показательно, что данные предложения всегда встречали ожесточённое сопротивление со стороны так называемых «элит» и выражающих их интересы СМИ и законодателей.

Конечно же, предложения о таком контроле подвергаются критике и в разрезе пресловутых «прав человека». Между тем адвокаты коррупционеров в нашей стране прекрасно знают, насколько более основательной и серьёзной – по сравнению с Россией – является борьба с коррупцией в ведущих странах мира, как жёстко там преследуется, например, уклонение от уплаты налогов, подкуп государственных чиновников, финансирование терроризма. Жестокая борьба с коррупцией не рассматривается там как покушение на рыночные принципы и демократические процедуры. Мы говорим о странах, рыночность и демократизм которых сомнению не подвергаются, более того – объявляются эталонными для всего мира.

Борьба с коррупцией посредством контроля за потреблением, конфискаций и в целом ужесточения наказаний неразрывно связана с оценкой роли современного государства в регулировании общественных отношений. Несмотря на рост значимости всевозможных НПО и объединений граждан, эти организации не могут кардинально влиять на динамику преступности, в том числе коррупционной. Роль государства в этом отношении была и остаётся решающей. Сегодня стало очевидным, что ХХ век в этом аспекте оказался некой антитезой прекраснодушным иллюзиям эпохи Просвещения, возвещавшим о пришествии «века Разума» и о том, что «всё к лучшему в этом лучшем из миров». Потрясения минувшего столетия и нарастание многообразных конфликтов в начале текущего показали как силу альтруизма и самопожертвования, присущую человеческой природе, так и лёгкость разрушения социальной оболочки, под которой очень быстро могут обнаружиться звериный эгоизм и садистская жестокость. Табуирование звериных инстинктов, в том числе такой модификации эгоизма, как стремление к безграничному и бессмысленному обогащению, может быть осуществлено лишь посредством повседневного государственного контроля за поведением индивидов и групп людей и неотвратимости санкций за антисоциальное поведение, вплоть до предельно жёстких наказаний, если они необходимы.

"Вы забыли, что природа человека во зле лежит... Человечество не может жить вне государства, вне онтологических основ власти. Оно должно быть подчиненно закону, должно исполнить закон. Отмена закона государства для человечества есть возвращение к звериному состоянию... Государственное сознание видит силу зла и слабость естественного добра в человеке", – писал в «Философии неравенства» Н.А. Бердяев.

Государство является главным инструментом социализации и гуманизации человеческой жизнедеятельности, и в этом направлении предстоит пройти ещё очень долгий путь. В обозримом будущем глубинные биологические предпосылки коррупционного поведения, как и необходимость государственного подавления коррупции, сохранят все свое значение. Особенно надо помнить, что решающее значение для воспроизводства коррупционной модели социальных взаимодействий в масштабе всего общества имеет коррумпированность сферы образования; коррупция в образовательных учреждениях направляет «вектор криминализации» в будущее, сводит на нет все попытки развития «человеческого капитала», исключает общество из числа тех, где формируется экономика знаний.

Николай ЕЛЕЦКИЙ
Источник: "Фонд Стратегической Культуры"