Лента: Общество

На выборах 2007 года идеология, как таковая, проиграла прагматизму. Последний вполне логично принял форму абстрактного, «чистого» этатизма, почти не замутненного какими-либо консервативными, социалистическими или либеральными «примесями». «Единая Россия» представила себя партией государственников, которые четко и однозначно связывают себя с главой государства. И Россия отреагировала на это в соответствии со своими мощными традициями этатизма. Партия власти получила убедительное большинство – при очень высокой явке избирателей, которая опрокинула расчеты многих политологов.

Эти выборы были самыми деидеологизированными. Хотя еще недавно предполагалось, что они приведут к созданию двухпартийной системы. Выстраивалась привлекательная, для многих, схема, по которой либерально-консервативная партия («Единая Россия») должна была бороться за власть с партией социал-демократической («Справедливой Россией»). Такая схема вполне соответствовала европейской модели, и казалось одним из лучших подтверждений западничества наших элитариев.

Двухпартийная система требовала идеологизации политики, усиления ее идеократической составляющей, крайне слабой после крушения СССР. Одна «партия власти», безусловно, должна отличаться от другой «партии власти» не только стремлением править, но и каким-то набором политических убеждений. Иначе просто нет смысла в выборе между ними.

А вот единственная партия власти, как выяснилось, запросто может обойтись без какой-то четко очерченной («доктринальной») идеологии. Идеологией для нее может стать сама власть, понимаемая как гарант стабильности и планомерности развития. Креатив «План Путина» оказался невероятно привлекательным для большинства, несмотря на издевку некоторых оппозиционеров, хихикающих по поводу «курения плана». Это большинство действительно желает, чтобы все шло «по плану», а вот «наркоманское» прочтение слова «план» оно не практикует. Им оно ничего (или почти ничего) не говорит. Не та среда – наркотиками больше балуются в «интеллектуально-элитарных» кругах.

И вот, в какой-то момент вся предвыборная эпопея пошла совершенно не так, как этого от нее ожидали. Весь упор был сделан на «Единой России», тогда как «Справедливая Россия» стала терять все прежние свои преимущества. Социалистическая, но в то же время некоммунистическая, программа могла бы привлечь многих, особенно, в сочетании с умеренным национализмом. Однако ничего особо привлекательного в СР предложить не смогли.

В то же самое время ЕР предложила не какую-то идеологию, но «план», связав его с личностью главы государства. И результат получился хоть и предсказуемый, но все равно ошеломляющий.

Что же поломало политическую «игру» в двухпартийность? Об этом еще предстоит написать будущим историкам. (Так же предстоит выяснить, как в 1999 году была поломана «игра» в регионализм.) Возможно, элиты поняли – для России двухпартийность все-таки не подходит. И попытались предложить некоторую самобытную модель.

Она, как очевидно, сильно отличается и от советской, и от западной, хотя в то же время похожа на них. Безусловно, наличие одной ведущей партии, тесно связанной с властью, заставляет вспомнить о КПСС. В известном плане ЕР действительно есть «новая КПСС» – направляющая, как говорится (точнее, говорилось) и направляющая сила. Но, во-первых, она не навязывает никакой идеократии, а, во-вторых, допускает наличие политического разномыслия. В этом, кстати, отличие нынешней модели от той, что существовала в некоторых соцстранах (ГДР, ПНР и т. д.) Там существовало несколько партий, но ни одна из них не могла вести никакой полемикис правящей коммунистической. Так что разница налицо.

Иногда говорят о сходстве с т. н. «полуторапартийной» системой, существовавшей долгое время в таких «капстранах», как Япония и Италия. Она предполагает наличие одной сильной партии, с которой конкурируют или же, напротив, сотрудничают несколько гораздо менее влиятельных, хотя и достаточно сильных партий. Здесь, конечно, тоже много сходства, но тождества все-таки нет. Безусловно, ЕР очень сильно отличается от итальянской Христианско-демократической партией. Последняя была вполне идеократической силой, причем ее идеология была замешана на религиозном традиционализме. (Японская Либерально-демократическая партия тоже была «заидеологизирована»).

Как видим, наша партийно-политическая система имеет своим, едва ли не главным, отличительным признаком именно деидеологизированность. Точнее даже сказать так – сама идеология, так или иначе, но присутствует, но нет и намека на идеократию. Ведущая партия близка к либеральному консерватизму, однако, на первый план выдвигает прагматизм в форме абстрактного этатизма. Несостоявшаяся вторая партия власти (СР) близка к социализму, но вместо социалистической идеологии для нее характерно абстрактное, социал-гуманистическое морализаторство на тему «справедливости». ЛДПР, которую считают «прокремлевской», крайне близка к правому национализму, но и тут заметно нежелание «зацикливаться» на одной, конкретной идеологии. В данном случае мы имеем «популистское» использование элементов разных идеологий (национализма, социализма, либерализма) при вполне прагматическом подходе к политике и общественному устройству.

Весьма любопытно положение еще одной парламентской партии – КПРФ. Казалось бы, вот она-то и являет собой пример типично идеологической и даже идеократической партии. Но это только кажется. В самом деле, не воспринимать же всерьез слово «коммунистическая» в ее названии? И о социал-демократии тоже говорить не приходится. А наличие консервативно-традиционалистских и националистических «моментов» еще больше запутывает ситуацию. В принципе, социализм в сочетании с национализмом мог бы составить некоторые идеологический сплав, но ведь никакой работы по «выплавке» мы не видим. Сочетание разных идеологий в КПРФ опять-таки обусловлено прагматизмом.

При всем при том этот прагматизм уже не срабатывает, что и подтвердили последние выборы. КПРФ выступило против партии власти, сделав ставку на протестном голосовании. Этим она привлекла самых разных избирателей – от некоторых либералов до некоторых националистов. Но при этом она оказалась неспособной достучаться до «аполитичного», деидеологизированного большинства, которое еще не так давно было склонно к протесту – в 1993, 1995, 1996 и даже 1999 годах.

Но только тогда этот протест разворачивался в государственническом, державном формате. КПРФ грамотно и умело позиционировала себя как истинная партия власти, противостоящая партии безвластия, воровства и измены. Долгое время это действовало, и коммунисты неизменно собирали голоса бюджетников, пенсионеров и т. д. Но при Путине прежней фразеологии стало уже недостаточно, потребовались новые креативные усилия. А вот их-то руководство КПРФ почти не приложило.

Между тем, первый «звоночек» прозвенел – в 2003 году, когда на политической арене внезапно возникла левопатриотическая «Родина», выступившая с державных и антиолигархических позиций. Результат не замедлил сказаться – от коммунистов отвернулись многие их избиратели, немедленно переключившиеся на "Родину".

В 2007 году этатизм уже не сочетался с протестом. Массы (те же пенсионеры и бюджетники) проголосовали за «Единую Россию», уверенные, что именно она и есть партия государственников, партия настоящей власти. А КПРФ в очередной раз не сумела связать идею протеста с идеей державничества. Вот почему она несколько выиграла (по конкретным голосам, а не по процентам) за счет сугубо протестного электората, но и проиграла ввиду нынешней позиции электората государственнического, который в России преобладал, преобладает и будет преобладать. Теперь «интрига» в том – оправдает ли его надежды партия-победитель – «Единая Россия».


Источник: "Русский проект"