Лента: Религия

Пока противники передачи Исаакиевского собора Церкви готовятся выйти на очередной митинг, лидер протестов, Борис Вишневский, сообщает в своем фейсбуке о переписке со Следственным комитетом, от которого он требует возбудить уголовное дело против Петра Толстого за разжигание межнациональной вражды. Следственный комитет реагирует, к неудовольствию Вишневского, как-то вяло — за полтора месяца только довольно неубедительная отписка. Возможно, там полагают, что разжигание — это все же какая-то продолжающаяся деятельность, а не просто сказанная в минуту раздражения глупость. Но фрондер, сигнализирующий начальству, что такого-то давно пора привлечь за негодные речи, и глубоко огорченный, что начальство как-то не спешит — это фигура символическая, и, не побоюсь этого слова, знаковая.

Смело бросать вызов правящему режиму во имя европейских идеалов — и одновременно добиваться, чтобы этот же режим покарал политического оппонента за скандальное высказывание, может показаться странным противоречием. Тираноборческий пафос всегда рассматривал политические доносы тирану (и его агентам) как предельную, совершенно непростительную подлость. Когда, например, Павел Данилин попросил Следственный комитет РФ проверить пост публициста Виктора Шендеровича в Facebook на экстремизм, это вызвало взрыв пафосного негодования. Ситуация та же — один человек делает скандальное высказывание (разве что у Шендеровича оно более грубое и откровенное) другой просит Следственный комитет разобраться.

Сам Борис Вишневский (по другому поводу) с негодованием поминает «депутатские доносы, требующие сурово осудить и примерно наказать» — а потом публично выступает с таким же доносом. Нельзя сказать, что вообще никто не указывает ему на эту несообразность — под его записью есть пара неодобрительных комментариев — но факт тот, что направляя в СК требования как раз «сурово осудить и примерно наказать» он отнюдь не лишается толпы последователей и не делается кем-то нерукопожатным. Писание заявлений в адрес властей, которые он же и называет «доносами» когда их пишут другие, ничуть не угрожают его статусу лидера в движении против возвращения Исаакия Церкви. Людей, которые воспринимают себя как исполненных достоинства и свободолюбия европейцев, полностью устраивает такой лидер, и они охотно идут за ним.

Значит ли это, что они утратили обычно присущее им отвращение к политическим доносам? Нет. Когда аналогичный призыв разобраться с кем-то, ведущим негодные и подстрекательские речи, будет написан кем-нибудь политически чуждым, они опять взорвутся самым искренним, самым благородным и возвышенным негодованием. Потому что писать политические доносы — это подлость, это самая большая подлость в кодексе чести революционной интеллигенции. Пока их пишут политические противники.

Не будем, впрочем, слишком суровы к этим людям — так уж устроена политическая борьба. Этические принципы существуют в ней только затем, чтобы укорять оппонентов в их нарушении — но, разумеется, не затем, чтобы им следовать. Нельзя сказать при этом, что люди обдуманно, хладнокровно лгут. Их негодование на вражеские доносы совершенно искренне — учащается сердцебиение, раздуваются ноздри, глаза пылают праведным гневом на подлецов. А вот когда доносы пишут свои — они как-то автоматически, сами собой игнорируются или оправдываются.

Такова уж человеческая психология. Люди политически ангажированные выстраивают мощную систему фильтров, которая позволяет им считать свое дело нравственно правым, своих вождей и союзников — благороднейшими людьми, а вот оппонентов — подлецами и негодяями. Любая информация, подтверждающая эту картину, будет подхватываться и увеличиваться, занимая все поле зрения; любая противоречащая — вытесняться за пределы сознания. Это со всеми бывает; психологи называют это «склонностью к подтверждению своей точки зрения».

Не стоит сильно негодовать на людей из-за того, что они ведут себя, как свойственно людям. Но стоит отличать политический пафос от нравственного или, тем более, религиозного.

Это важно, когда мы имеем дело с политическим нападками на Церковь — которые могут выдавать себя за нравственные.

Бывают разные виды критики Церкви. Бывает критика изнутри — члены Церкви, побуждаемые искренней верой и заботой о спасении душ, критикуют сложившееся положение дел. Такая критика рискует, конечно, свалиться в мятеж и ересь — но сама по себе вовсе не обязательно является ересью или мятежом. Бывает критика извне Православия — но в рамках христианского мира в целом, когда люди, принадлежащие к неправославным общинам, порицают то или иное в Церкви, как несоответствующее, с их точки зрения, библейскому Откровению. Бывает критика с точки зрения других религий или вовсе атеизма, когда люди отрицают Божие откровение во Христе как таковое.

Во всех этих случаях у критика есть определенное сообщество, к которому он принадлежит, определенное вероучение или мировоззрение, он предлагает какое-то свое послание, какую-то свою, более или менее связную систему убеждений. Это позволяет вступить в содержательную дискуссию, которая всегда начинается с нахождения общих точек с оппонентом, выделения области согласия, опираясь на которую можно строить дальнейшую беседу.

Вы согласны с неправославным христианином в том, что Библия есть слово Божие; вы можете согласиться с верующими нехристианами относительно бытия Божия; вы даже можете согласиться с атеистами — в отношении логики и эмпирических данных, которые признают обе стороны.

Вы не можете, однако, выстроить диалог с людьми, мировоззрение которых меняется каждые пятнадцать секунд — а атака на Церковь, которую мы наблюдаем в наши дни, отличается именно этим. Она предпринимается не из укрепленного редута ложного учения, а из какого-то бесформенного клубящегося облака, в котором летают, как обрывки афиш, куски несовместимых мировоззрений:

РПЦ не имеет никакого отношения ко Христу!

Христос это выдумки церковников!

Почему вы не поступаете по Нагорной Проповеди!

Мало ли что там у вас написано!

РПЦ не по Библии живет!

Библия сборник старых сказок!

Отречься от РПЦ не значит отречься от Христа!

Да с вами кто угодно отречется!

А почему Вы полагаете, что человек, который "отрекся" — хуже?

А попы толстые и на мерседесах ездиют!

Православные лохи и лузеры! т.д. и т.п.

Какое-то время все это читается с некоторой оторопью, потому что привычка спорить со старыми добрыми ересями тут не работает. У любого лжеучения (религиозного или материалистического) есть какое-то содержание, какие-то твердые позиции. А тут — ничего, никакого альтернативного послания.

Потом, правда, приходит понимание, что атака на религиозное сообщество со стороны людей, религиозно и мировоззренчески индифферентных, так и должна выглядеть — они будут метать в Церковь любой камень, который смогут подобрать, хоть из разрушенного храма, хоть из дома пионеров, прыгать в любой окоп, из которого будет удобно открыть огонь — хоть к раскольникам, хоть к атеистам, заключать союз хоть с самосвятами, хоть с британскими учеными, все это полностью инструментально, потому что религиозно-нравственные вопросы как таковые организаторам атаки полностью безразличны.

Член сколь угодно странного культа или воинствующий атеист могут разделять с православным христианином ряд важных мотивов — прежде всего, убеждение, что истина существует и она имеет огромное значение, что человек имеет нравственное обязательство искать истину и следовать ей, независимо от того, насколько психологически комфортной или прагматически удобной она покажется.

Организаторов нынешних нападок за Церковь вопрос мировоззренческой истины не интересует вообще; их интересует вопрос политической эффективности. Ходорковский, Белковский, Вишневский, Резник и прочие борцы с РПЦ и их паства — не те люди, у которых есть какие-то религиозные интересы. Их интересы носят чисто политический характер.

Конечно, тут мы немедленно услышим «ха-ха, все критики РПЦ подкуплены Ходорковским». Это обычный риторический прием — подменить позицию оппонента другой, заведомо неправдоподобной, а потом ее и высмеивать. Конечно, не все и даже не большинство. Точно также, как большинство участников Киевского Майдана вовсе не были подкуплены — и искренне обидятся, если мы такое предположим. Напротив, они вкладывались — тратили время, силы, деньги, у кого они были, кто-то дошел до полного разорения. Это, однако, не меняет того, что все мероприятие требовало централизованной организации, пропаганды, подготовки и финансирования — которое обеспечивалось людьми, преследовавшими свои политические цели, которые не совпадали с целями, которые ставили перед собой большинство участников.

В политических технологиях прямой подкуп играет относительно небольшую роль — подкупать большие массы людей разорительно, да и преданность купленных сторонников ненадежна. Политическая пехота мобилизуется не деньгами, а обманом. Люди должны поверить, что делают что-то осмысленное и хорошее, исполняют священный долг, служат высоким идеалам, проявляют себя достойными уважения гражданами.

Есть масса схем, которые мошенники используют, чтобы заставить людей действовать в их интересах — причем многие схемы построены на апелляции к лучшим чувствам. Сбор средств на лечение несуществующего ребенка, например. Или — гораздо опаснее — грабители на дороге притворяются жертвами крушения. Но в таких случаях они претендуют, обычно, только на ваши деньги.

Политические технологии претендуют на большее — на вашу преданность, на то, чтобы указывать вам, кого вы будете ненавидеть, а к кому, напротив, проявлять нерассуждающее доверие. Но они действуют похожим образом. Вы не стали бы давать денег мошеннику напрямую — поэтому он создает впечатление, что деньги пойдут больному ребенку. Вы не стали бы поддерживать некоторые политические движения, если бы они открывали свои цели с грубой прямотой. Поэтому вам предлагают другие цели — которые вы могли бы поддержать. Для разных групп населения это будут разные цели — поэтому политики обращают к ним разные, иногда противоречивые послания.

К верующим людям они будут пытаться обращаться на языке веры, которую сами презирают — мол, мы-то серьезные деловые люди и во всякие сказки про Господа Бога, рай и ад не верим, но эти лохи верят, и эту уязвимость лохов можно (и нужно) использовать.

Мошенники, которые собирают деньги на несуществующих детей, используют доброту и честность сограждан, хотя сами, конечно, ни в какую доброту и честность ни минуты не верят. Они используют желание людей поступать правильно и по совести — хотя сами над таким желанием только смеются. Они эксплуатируют ценности, которых вовсе не разделяют.

Политики, заявляющие, что Церковь не являет добродетелей нестяжания, смирения, терпения или любви, на самом деле, глубоко презирают эти добродетели — Ходорковский в свое время отнюдь не постом и молитвой сделался богатейшим человеком в стране. Для их последователей, людей политически взвинченных, лицемерами, стяжателями и вообще воплощением всех пороков будут политические оппоненты. Их пафосное негодование будет (почти) искренним — но это именно политическое негодование, в рамках которого этика вообще, и евангельская этика в частности — это правила, по которым должны жить неприятные им люди. Надо отдавать себе в этом отчет.

За обличением в грехах и наставлением на путь праведности нужно обращаться к несколько другим источникам.


Сергей Львович Худиев
Источник: "Радонеж "