Лента: Религия

….Ход веков подобен притче
И может загореться на ходу.
Борис Пастернак

РI: Наш постоянный автор, публицист Юрий Каграманов предлагает поразмышлять над происходящим сегодня, с одной стороны, на Ближнем Востоке, а с другой стороны — в США, с неожиданной перспективы — как над двумя сторонами одного процесса, а именно — разгорающимися вновь, как во времена крестоносцев, религиозными войнами. Анализируя идейные установки ваххабитов (в первую очередь, сторонников ИГИЛ[1]) и доминионистов в США, Юрий Михайлович находит в них много общего. Вероятно, понимание особенностей мировоззрения доминионистов, которые есть и среди ближайшего окружения Дональда Трампа, могут помочь нашей стране в выработке верной оценки «трампизма» и логики действий американского президента, чтобы не удивляться в который раз его, казалось бы, неожиданным заявлениям.

***

События на Ближнем Востоке, вот уже несколько лет привлекающие к себе пристальное внимание во всем мире – это не просто события на Ближнем Востоке. Они, как представляется, знаменуют собой определенный поворот в ходе мировой истории. А именно возвращение религиозных войн.

Что это происходит именно на Ближнем Востоке, вполне логично: Передняя Азия с прилегающей к ней дельтой Нила явилась местом рождения гениальных религиозных интуиций. «Шепоты бездонной древности» услышал здесь Дмитрий Мережковский. Геродот писал, что египтяне первыми догадались, что душа человека бессмертна. А вавилоняне первыми научились молиться, хотя и случалось им молиться богам яростным и зверонравным. Пока в Ханаане, у дуба Мамврийского не явился Аврааму Господь – отсюда «есть пошли» три великие религии, именуемые авраамическими. Здесь стоит Иерусалим, священный центр мира; по крайней мере, для трех названных вер, у каждой из которых есть в этом городе свои священные места. При такой символической насыщенности здешних мест не удивительно, что именно в этом регионе произошло религиозное возрождение, хотя кое-где оно принимает всё более уродливый характер.

Период псевдоморфоза, по Освальду Шпенглеру, иначе говоря, подражания Западу оказался для здешних народов относительно кратковременным: поискав на стороне (в политическом, культурном и иных планах), они в итоге «нашли себя» в своих традиционных верованиях, хотя зачастую с существенными поправками. Религия – первый и основной признак, по которому они идентифицируют себя и врагов своих. Возьмите пресловутых игиловцев (организация запрещена в России), самых радикальных, какие на сегодня есть, ваххабитов, у них градация врагов такая: на первом месте шииты, на втором саудиты и на третьем европейцы и американцы, которых, тех и других, они называют «крестоносцами». Рядом с ними ставится Израиль (где, кстати, тоже наблюдается рост иудаистского фундаментализма).

Может показаться странным, что главными врагами они считают мусульман, так сказать, другой масти. Но религии ревнивы: близко стоящие могут вызывать большую ревность, чем те, кто чужее. Похожую картину мы находим в Европе эпохи религиозных войн (которая была также эпохой турецкой экспансии). Кальвинисты видели в католиках худших врагов, чем в турках. Доходило до того, что нидерландские кальвинисты, гёзы, носили на шляпах исламский серебряный полумесяц и сражались с католиками-испанцами под красным знаменем Халифата! (Оно было красным тогда).

У нас обычно смутно представляют себе, в чем разница между суннитами и шиитами: что-то там наследники Мухаммеда не поделили, кто-то кого-то убил и ни та, ни другая сторона до сих пор не может об этих старых счетах забыть. Между тем, различия здесь принципиальные. Шииты критически воспринимают Сунну с её мелочной регламентацией жизни, включая самые незначительные, казалось бы, подробности быта: с какой ноги встать, какой рукой держать стакан воды и т.п. Шиизм ценит свободу, в определенных рамках, и в этом отношении, как и в некоторых других, близок христианству.

Шииты ценят культуру, и этим они обязаны Персии, ставшей оплотом шиизма. Персы сохранили многое из своей древней культуры, и даже запретом ислама на изображение человеков и всякой живности пренебрегли, о чем свидетельствуют знаменитые персидские миниатюры. Сунниты меньше ценят культуру, а ваххабиты, в частности игиловцы, её вообще, как говорится, видят в гробу. Поэты-сунниты воспевают в своих стихах молоко (ибо таков выбор Пророка), а поэты-персы (среди которых есть плеяда великих, хорошо нам известных) – вино. Но это отнюдь не дань какому-то мусульманскому Бахусу, речь идет о вине духовном, у которого, по словам Хафиза, «нет чаши» (напомню, что вино – это также один из символов христианства). Не отвергая шариат — закон, обязательный для всех мусульман, — шииты вместе с тем оставляют место игре воображения. У них есть развитая ангелология, позволяющая «растекаться мыслью» по разным таинственным лабиринтам Божьего мира. А ваххабиты вообще отрицают существование ангелов (наперекор Корану). О ваххабитах говорят, что они крепко спят и не видят снов, а шииты видят цветные сны, за что ваххабиты их ненавидят.

Сунна сковывает равно проявления скорби и радости, а ваххабиты выжигают все мягко-человеческое, даже смех почитая грехом. Шиитам позволено смеяться от души, но в основе своей их мирочувствие всё-таки скорбное; девиз шиита: «Выбери скорбь!» И в этом отношении их мирочувствие не очень далеко от христианства, представляющего хорошо темперированное сочетание скорби и радости.

Символом ваххабизма в игиловском исполнении может служить верещагинская пирамида из отрубленных голов, а у шиитов-персов в ходу эквивалент русской пословицы «не мудрено голову срубить, мудрено приставить». В Иране вполне терпимое отношение к иноверцам, христианам и иудеям (государству Израиль показывают кулак, но это другое дело; да и враждебность эта, как мне кажется, скорее, напускная); на атеистов смотрят косо, но жить им не мешают.

Теперь хорошо известно, что ваххабиты готовятся к последней битве, долженствующей положить конец истории. Как хорошо известно и то, что местом этой битвы должно стать селение Дабик на северо-западе Сирии. Менее известно, откуда должен явиться, по их представлениям, враг – кривой Даджал, мусульманский двойник Антихриста. Можно было бы подумать, что с западной стороны. Отнюдь нет, со стороны всё тех же шиитов, точнее, из Хорасана, провинции на востоке Ирана (родина Омара Хайяма, «край задумчивых пери», по Есенину). Между прочим, сам Пророк был уверен, что Даджал явит свой сатанинский рог из Неджда (область в глухом сердце аравийской пустыни). А это как раз та область, где в XVIII веке зародился ваххабизм. Мухаммед жительствовал в западной части Аравии, относительно более культурной, и не доверял «погонщикам верблюдов» из пустыни.

Заметим, что террористическая война, которую игиловцы ведут против шиитов, значительно масштабнее той, которую они ведут против Запада.

Не меньшими супротивниками, чем шииты, ваххабиты считают суфиев. В большинстве своём суфии называют себя суннитами, так как формально признают Сунну; однако генетически и мистически они, насколько я знаю, больше связаны с шиитами. Но суфизм широко распространился к северу от Ближнего Востока, преимущественно в регионах бывшего СССР. Высокий суфийский мистицизм был в этих краях «приземлён» и приноровлен к обычаям местных народов. А ваххабитам одинаково отвратны и мистицизм, и народные обычаи.

Второй по значению враг игиловцев – саудиты или, точнее, саудовская верхушка, «на людях» исповедующая тот же ваххабизм, но в своих вотчинах или в отлучке где-нибудь за морем предающаяся «разврату» по западному образцу. Игиловцы продолжают традицию саудовского движения аль-Ихван, ваххабитского братства, которое изначально поддерживало саудовскую монархию и составляло её основную силу, но позднее, в 1930-х годах, восстало против неё как не вполне отвечающую требованиям ваххабизма и было ею, как тогда казалось, разгромлено, хотя на самом деле только ушло в тень. На время.

И только третий по порядку враг – «крестоносцы». Подлинные крестоносцы былых времён были бы, возможно, задеты этим порядковым номером. Но ещё больше должно было бы их оскорбить то, как относятся к ним их нынешние потомки, в лучшем случае к ним равнодушные, в худшем — подвергающие их поношению.

***

На вопрос, имела ли смысл попытка отвоевать Святую Землю, трудно дать однозначный ответ. Так или иначе Крестовые походы оказали тонизирующее действие на Европу, в частности на европейскую культуру. Александр Пушкин писал: «Два обстоятельства имели решительное действие на дух европейской поэзии: нашествие мавров и Крестовые походы». В психологическом отношении крестоносное движение — сложная амальгама, в которой, среди прочих побудительных мотивов, были и самые возвышенные, даже любовь к женщине приподнявшие на невиданную дотоле высоту (культ прекрасной дамы). И воинский героизм, освящённый высокой целью (в любом случае высокой, даже если идея обратного завоевания была ошибочной), естественно воспринять как героизм самой высокой пробы. Недаром такие фигуры, как Годфруа де Буйон и Бодуэн Фландрский, Ричард Львиное Сердце и Людовик IX Святой, были признаны идеальными героями, как ещё недавно казалось, на все времена. Конечно, в действительности, они отнюдь не были идеальными героями, но дали повод для создания представления об идеале. А это уже кое-что.

Самый известный роман о крестоносцах, «Талисман» Вальтера Скотта, написанный спустя шесть с лишком столетий после описываемых событий, сохраняет крестоносный дух и даже облагораживает его, отвечая запросам своего времени. И вот что замечательно: вождь мусульман султан Саладин выступает в романе не менее благородным героем, чем король Ричард. Отчего между ними возникает взаимное притяжение: они вместе «едят соль», что на Востоке является знаком дружбы. При этом сохраняя готовность в любой момент сразиться друг с другом на поле боя – во имя веры. Выше такого примера ничего не придумаешь.

Заметим, что и русская культура не осталась равнодушной к крестоносной теме: «Рыцарь бедный» Пушкина и «Рыцарский романс» Глинки — далеко не единственные тому примеры[2].

Французская революция сокрушила, как тогда казалось, веру в Христа. В результате поменялось отношение и к Крестовым походам: первое за долгие века европейское войско, высадившееся на Ближнем Востоке, даже не помнило о них. Командовавший им Наполеон Бонапарт не лишён был чувства истории: перед сражением у пирамид он, обращаясь к солдатам, произнёс свою знаменитую фразу о «сорока веках, глядящих на вас с этих пирамид». Но в следующем решающем сражении, в Палестине, он, выбрав идеальное, как он посчитал, поле для этой цели, не вспомнил (если и вспомнил, то не подал виду) о его символическом значении. А это было поле, простирающееся перед горой Мегиддо, в греческой транскрипции Армагеддон, в виду священной горы Фавор. А затем осадив Акру, не вспомнил, что это была последняя столица крестоносного королевства, которая называлась тогда Сен-Жан-д Акр, Св.Иоанн Акры, в честь автора «Откровения Иоанна Богослова».

В последние же десятилетия крестоносцы подверглись сокрушительной критике со стороны своих прямых потомков – европейцев и (за некоторым исключением, о котором будет сказано ниже) американцев. Кампания «разоблачительства», прокатившаяся в исторических сочинениях, в кино и на телевидении, сделала из них фанатиков, расистов, недоумков и жестоких убийц. Дошло до того, что Святой престол, некогда инициировавший Крестовые походы, принёс за них официальные извинения.

Не удивительно, что нынешние европейцы психологически не готовы оказать сопротивление исламистам. Похоже, что отношения между ними сегодня устанавливаются на уровне животных инстинктов: животные при встрече обычно сразу определяют, кто кого должен съесть; слабейшее из них поджимает хвост. Мусульманские овцы, как пишет итальянский антрополог Ида Мальи, открывают в себе волков, когда открывают в европейцах овец.

Как это ни обидно, но ваххабиты считают шиитов не только главным, но и более достойным своим врагом, чем европейцы. Это, конечно, не значит, что завоеванию Европы они уделяют недостаточно внимания. Вытаптывать «презрительной пятою» разнежившиеся царства «Франгистана» (ещё один термин времён Крестовых походов) – эта задача для них сама собою разумеющаяся.

Байрон в «Чайльд-Гарольде» удивительным образом угадал «судьбическую» роль, какую могут сыграть ваххабиты в отношении Европы. Хотя в его время на «театре» Большой истории они были где-то в самых далёких кулисах. Сейчас эти «странные» фигуры выбежали на авансцену, озадачивая европейскую публику вопросом о том, как с ними быть. При этом ваххабитов стали принимать за «нормальных» мусульман, каковыми они сами себя рекомендуют.

На самом деле ваххабизм – это нарыв на теле ислама. Как всякий нарыв, он явился результатом проникновения внутрь тела неких микробов инокультурного происхождения. Но об этом надо говорить отдельно.

***

Есть такое понятие: международный демонстрационный эффект (МДЭ). События, происходящие в одном из регионов мира, откликаются в другом регионе, или других регионах, и претворяются тем или иным образом. Пока что ближневосточные события наиболее заметным образом отозвались в США, откуда раздаётся

Как бы ауканье лесное
Иль эха чуткого ответ.

Источником этих звуков является среда фундаменталистов, главным образом протестантского толка.

Изначальный порок протестантизма — непостоянство догматики в той или иной её части. Однажды Лютер восстал против католицизма во имя свободы совести, но упование на одну свободу совести привело среди пошедших за ним к такому моральному разложению, что он опомнился и дал «задний ход». Этот «ход» перехватил Кальвин, связавший религиозную общину дисциплиной, гораздо более жёсткой, чем та, что была в католичестве. На кальвинизме (пуританстве) выросла Северная Америка. Но в «чистом» виде кальвинизм продержался там не столь уж долго (в разных местах по-разному, но в основном примерно до середины XVIII века), затем началось его разложение и дробление. На сегодня большинство протестантов составляют евангелисты, по сути, вернувшиеся к тому, с чего начинал Лютер – к религии «личного пути» к Богу. Некоторую догматическую твёрдость сохраняют фундаменталисты, но они делятся на различные деноминации, оспаривающие паству друг у друга. Та их часть, которая нас здесь интересует, «покрывается» термином доминионизм (выросший из других «измов», таких, как реконструкционизм и диспенсациализм).

Доминионизм возник в 80-х годах прошлого века и явился реакцией, во-первых, на продолжающуюся с конца 60-х культурную революцию, во-вторых — на возрождение ислама, принявшее бурный характер с революции 1979-го в Иране. В отличие от неопуритан, к которым они по другим признакам себя относят, доминионисты (от слова dominion, «владычество») поставили целью завоевание политической и культурной власти (остальные неопуритане в большей мере замыкаются в своих общинах), и в этом отношении тоже «возвращаются к Кальвину». А это для них означает также возвращение к истокам «подлинного американизма», иначе говоря, к теократии, начиная с середины XVIII века «замутнённой», по их мнению, влияниями Просвещения и, в частности, масонства.

Как говорит один из доминионистских лидеров, «мы должны схватить Американскую мечту за волосы и вернуть её назад, туда, где ей изначально предначертано быть»[3].

Теократия, по Кальвину, не означает отвержение демократии, напротив, историки называют её «школой демократии». Кальвинистская община – это община равных, но… только на «посюсторонний» взгляд. За дверью гроба окажется, что среди них есть избранные, от рождения назначенные Богом быть таковыми. Такую демократию впору назвать цензовой демократией с засекреченным до поры до времени цензом. Хорошо известно, что это знаменитое учение о предопределении сыграло огромную роль в практическом плане: каждый член общины всем своим поведением старался доказать, прежде всего самому себе, что он избран, а не отвержен, в результате чего и образовалось общество, которое принято называть динамичным.

Но «посюстороннее» равенство не должно распространяться на «чужих». Таковыми они считают большинство населения страны, подверженное влиянию всякого рода «пакостников», хозяйничающих в кино, на телевидении и т.д. Их не смущает то, что сами они представляют относительно небольшое меньшинство (по некоторым оценкам, возможно, слишком лестным для них, за ними сегодня готов пойти каждый десятый американец). Зато это меньшинство волевое и энергичное. К числу доминионистов относят видных политиков, таких, как Тед Круз, Рик Перри, Сара Пейлин, Дик Чейни, Рик Санторум и другие; есть они и в окружении новоизбранного президента Дональда Трампа. Сара Пейлин, например, активно поучаствовала в его избирательной кампании. В его команду вошли видный доминионист Майк Пенс и близкий к доминионистам Джеймс Мэттис (первый в качестве избранного вице-президента, второй — в качестве министра обороны).

Сам Трамп, бонвиван и «теплохладный» евангелист по вере, ставя перед собой практические задачи, вряд ли сверяется с Библией, но доминионисты, как представляется, видят в нём таран, который разломает укрепления, выстроенные левыми и правыми глобалистами и таким образом «расчистит поле».

Доминионисты следуют завету своего далёкого предшественника Оливера Кромвеля с его «железнобокими»: надо «взнуздать» народ, даже если вы ему не очень нравитесь.

У доминионистов есть своя «военная рука»: это организации отставных офицеров, пользующихся симпатиями многих своих коллег, состоящих на действительной службе. Самая известная из таких организаций – «Blackwater», частная военная компания, выполняющая секретные правительственные задания за пределами Соединённых Штатов, главным образом на Ближнем Востоке. Ближний Восток, однако, и сам по себе остаётся ареной их воинственных устремлений. В своих внешнеполитических устремлениях доминионисты, или теоконы, как их ещё называют, не сильно отличаются от неоконов. Сказывается кальвинистская прививка: если Лютер противопоставил католицизму принцип народности, то Кальвин вернулся к идеалу всемирности. На практике это означало, что целый мир должен подчиниться «женевскому папе». И всё же отличия есть: большинство теоконов не приветствует военное вмешательство в дела других стран, если речь не идёт о воинствующих исламистах.

Сами теоконы дистанцируются от неоконов, которых считают «номинальными христианами». Они напоминают, что Лео Страус, «отец неоконов», как его называют, откровенно признавался, что религия является для него лишь средством укрепления общественного порядка; и внешняя угроза служит той же цели, поэтому, когда её нет, её необходимо выдумать. Не так у доминионистов. Конечно, чужая душа потёмки, но когда смотришь выступления некоторых их проповедников и читаешь некоторые их тексты, проникаешься убеждением, что религиозный пафос, который они демонстрируют, – вполне искренний. Религия для них «огибает» и политику, и экономику.

По накалу своему этот пафос близок тому, какой демонстрируют сегодня наиболее фанатичные исламисты. Однако их сближает не только этот пафос, но и некоторые существенные аспекты миропонимания. Опять же это идёт от Кальвина, учение которого означало «ветхозаветное смещение» в христианстве. Суть его состоит в одностороннем нажиме на Божий закон, в ущерб благодати. Когда доминионисты говорят, что они призваны защитить Америку от наступления шариата, оппоненты отвечают им, что они сами пытаются навязать американцам некое подобие шариата. В самом деле, система наказаний, на которой они настаивают, практически не отличается от той, что прописана в шариате. Самые «крутые» из них рекомендуют карать смертной казнью даже такие, с их точки зрения, преступления, как отступничество от веры, кощунство и колдовство. А предпочитаемый ими вид казни – побивание камнями, потому что оно совершается не палачом, а коллективно всей общиной.

С такими предложениями выступают люди, вполне типично-американского вида – в строгих костюмах-тройках, офицеры в мундирах с иголочки и при всех регалиях, дамы в элегантных деловых костюмах и т.п. Что ж, им нельзя отказать в последовательности: если ты опираешься в этих вопросах на Ветхий Завет, надо «соответствовать».

Этих людей и вправду можно назвать крестоносцами, потому что они выступают за священную войну с исламом – на своей территории и на Ближнем Востоке. Именно с исламом как таковым, ибо не видят принципиальных отличий ваххабитов от остальных мусульман. И они призывают, ни много ни мало, «стереть мусульман с лица земли» — это калька с выдвинутой ваххабитами «декларацией о намерениях» в отношении христиан.

Доминионисты сами отождествляют себя с историческими крестоносцами, особенно с тамплиерами, даром что те были католиками (впрочем, к доминионистам, насколько известно, присоединилось и немало католиков). Доминионистами взят на вооружение старый, в маршевом ритме, гимн Армии спасения «Вперёд, воины Христа!»: его можно найти в Интернете,[4] где его исполнение сопровождается клипами, на которых изображены в разных видах тамплиеры – их легко опознать по красным крестам, нашитым на белые плащи. Разве что темы Гроба Господня доминионисты не касаются, он сейчас на территории Израиля, а к Израилю они относятся или сочувственно, или нейтрально.

Квентин Тарантино (в котором я подозреваю тайного доминиониста, если судить по последним его фильмам) пару лет назад приступил к съёмкам фильма «Иисус, сошедший с креста». По каким-то причинам фильм до сих пор не снят, но трейлер к нему такой: Иисус, самолично отодвинув камень от своей гробницы, выходит оттуда….с саблей на боку и с автоматом, расстреливает из него Иуду и множество народа. Тарантино умеет угадывать «умоначертания», только ещё зреющие в обществе.

Как и ваххабиты, их «враг в зеркале» (образ из одноименного сериала об Аладдине), доминионисты демонстрируют апокалиптический настрой. И в христианстве, и в исламе наступление «конца света» не зависит от воли людей. Но и ваххабиты, и доминионисты считают, что «Богу надо помочь». Первые вознамерились приблизить Судный день, вторые – Тысячелетнее Царство Божие, понятое хилиастически, как идеальное устроение земной жизни.

Между прочим, по данным опросов большинство американцев верит, что Армагеддон, в библейском его понимании, если и не совсем близок, то и не слишком далёк, так что доминионисты, по крайней мере, говорят на понятном для обывателей языке.

***

Как отреагировать, в том числе в нашей стране, на движение этих «мускулистых христиан», как их называют – воинствующих протестантских фундаменталистов в США? Какие-никакие, они всё-таки христиане, и держим мы путь, хоть и с разных концов, в одну и ту же «страну Троицы». То, что их отталкивает, близко тому, что отталкивает нас: это прогрессирующее моральное разложение в обществе и, с другой стороны, безоглядный «футуризм» в жизни пола, в разного рода биогенетических экспериментах и т.п. А вот встречный их идеал теократии православному миропониманию до сих пор был чужд. Православная традиция, как известно, ориентируется на идеал симфонии, некоего равновесия между светской и духовной властью, взаимной их «симпатии».

На мой взгляд, доминионисты ведомы правильным чувством, что консерватизм должен быть сегодня радикальным. Но тщетны мечтания об идеальном (и земном, по сути) религиозном государстве, заключённом в рамки Миллениума. Равно в православном и католическом вероучении Тысячелетнее царство Христа на земле (тысяча лет – не хронологическое понятие, но символ законченности в себе) есть некое промежуточное состояние между земной жизнью и потусторонней. То есть оно находится уже за гранью истории.

Помимо догматических разногласий с этой и другими ветвями протестантства есть и стилистические. Представляется безвкусным то, как протестанты «притягивают» Отца, или Сына, или ветхозаветных пророков ко всякого рода своим «разборкам»; здесь им изменяет чувство дистанции между земным и неземным. Чужд нам и эстрадный стиль протестантских проповедников.

А вот апокалиптическая тема, которую доминионисты и ваххабиты, каждые по-своему, педалируют, требует внимания. В мире объективно существует «апокалиптическое напряжение». В пугающей степени заражена апокалиптическими настроениями молодёжь.

Однако при всём вышесказанном тот градус религиозности, который ныне демонстрируют наиболее последовательные ваххабиты на Ближнем Востоке и радикальные протестанты в США, заслуживает соревновательных усилий. Надо расти, глядя на то, что мы отрицаем.

И в последней битве, если исполнятся пророчества (а для верующих они должны исполниться), христиане и мусульмане выступят фактически как соратники, только каждые на своём поле: христиане на поле Армагеддона в борьбе с Антихристом, мусульмане на поле Дабика в борьбе с единородным ему Даджалом.

Армагеддон или Дабик – враг у христиан и мусульман будет один и тот же.


Юрий Каграманов публицист, критик
Источник: "Русская Idea "

Примечания:

[1] Организация запрещена в России.

[2] В.О.Ключевский указывает, что некоторые русские паломники, оказавшись в Святой Земле, присоединялись к крестоносцам. Вообще же Крестовые походы вызывали в Киевской Руси сочувствие, по крайней мере, до 1204 года, когда крестоносцы посягнули на Византию.

[3] www.yaricareport.com/Dominionism/TheDespoilingOfAmerica.htm

[4][4] https://www.youtube.com/watch?v=09DHgnKeAxo