Лента: Религия

На эту тему в день открытия XIII Международного благотворительного кинофестиваля «Лучезарный Ангел», 28 октября, размышляют представители российского кинематографа, политики, деятели науки, искусства, известные пастыри, организаторы и зрители кинофестиваля. Кинофестиваль завершится 6 ноября 2016 года. На торжественной церемонии закрытия фестиваля состоится подведение итогов конкурса и награждение победителей.

Сергей Васильевич Маковецкий, народный артист России

Ни одно самое талантливое произведение не может кардинально изменить зрителя. Так же как ни одно выдающееся произведение искусства не делает человека хуже. Но мы говорим о действительно выдающихся произведениях, которые заставляют сопереживать, вызывают жалость, восхищение, радость и другие светлые чувства.

Но вот закрывается занавес или гаснет экран… Надолго ли сохранятся эти чувства, когда начнется обыденная жизнь, ежедневные проблемы? Сколь долго человек сможет сохранить полученное? Может быть, оно останется на всю жизнь, возможно, что-то когда-то блеснет в памяти, а возможно, просто забудется.
К примеру, человек приходит на кладбище, суетность отступает, он погружается в тишину, вспоминает о вечности. Но проходит несколько минут, он покидает кладбищенскую ограду и попадает в круговерть событий – и от недавних переживаний не остается и следа.

Для того чтобы жить – я не говорю святой – нормальной жизнью, должна быть основа, заложенная в детстве, бабушками и дедушками, родителями. Душа должна быть живой, уметь откликаться на то, что видит и слышит, не оставаться равнодушной.

Да, бывают случаи, когда произведение может дать толчок, открыть что-то сокровенное в человеке. Но чтобы это случилось, это сокровенное должно быть где-то внутри. Мой друг из Киева под влиянием одного из спектаклей действительно изменил свою жизнь. Но он был готов к этому. «Имеющий уши да услышит». Должны быть уши, и душа должна уметь откликаться на то, что увидела и услышала.

Наверное, есть запретные темы. Но кино должно быть разным. Главное – в нем должна быть заложена любовь. Ибо любовь может изменить даже самого закоренелого человека. Человек живой, он находится на земле, а не на небе, может совершать ошибки. Важно – что в итоге, что остается.

Бывают неоднозначные, страшные, жесткие фильмы: «Однажды в Америке» Серджио Леоне, работы российского режиссера Алексея Балабанова (1959–2013; фильмы «Брат», «Брат-2», «Война», «Груз-200») и др. Но они сделаны талантливо, затрагивают за живое, душа начинает болеть. Но для этого душа должна быть.

«А вообще с нами все делает Бог. Все эти произведения – лишь Его подручные средства». Это не я сказал, это кто-то из великих…

Константин Михайлович Долгов, заслуженный деятель науки РФ, профессор, доктор философских наук

С момента возникновения кинематографа долгое время считалось, что этот вид искусства не способен выражать высшие сферы духа и, следовательно, воздействовать на них. Может быть, это объяснялось тем, что язык киноискусства поначалу был не развит: немое кино, которое базировалось на мимике и пантомиме, не могло сравниться с языком литературы и других видов искусства. Однако постепенно кинематограф создавал свой собственный сложный и утонченный язык, который становился все более универсальным, способным к выражению глубочайших и тончайших мыслей и чувств. Можно вспомнить такие фильмы, как «Причастие» И. Бергмана, ряд фильмов Ф. Феллини, М. Антониони, картины «Иван Грозный» С. Эйзенштейна, «Война и мир» С. Бондарчука. На мой вопрос, что он хотел выразить этим фильмом, Сергей Бондарчук ответил: проблему жизни, смерти и вечности. Назову также ленты «Очарованный странник» И. Ермакова (в главных ролях Н. Симонов, Т. Доронина), «Отец Сергий» И. Таланкина, «Летят журавли» М. Калатозова, «А зори здесь тихие» С. Ростоцкого, «Калина красная» В. Шукшина, «Не стреляйте в белых лебедей» Р. Нахапетова, «Идиот», «Братья Карамазовы» И. Пырьева, фильмы А. Тарковского, прежде всего «Андрей Рублев», «Уроки французского» Е. Ташкова и другие экранизации произведений В. Распутина, «Остров» П. Лунгина, документальные фильмы о Преподобном Сергии Радонежском, Антонии Сурожском, старце Паисии Святогорце, а также фильмы, посвященные отдельным храмам и обителям, святым местам.

Естественно, каждый из этих фильмов по-своему воздействует на зрителя: одни – прямо и непосредственно, другие – не сразу, по прошествии какого-то времени, но все они глубоко западают в душу и сердце человека, побуждая его вспоминать и думать о Боге, о вечности и о смысле собственной жизни, что так или иначе выводит его рано или поздно на праведный путь, направляет его усилия и всю его жизнь, все его устремления к Богу, к высшему, сокровенному, священному. В этом смысле кинематограф если еще не до конца может сравниваться по своему значению с классической литературой, то он во всяком случае уже вплотную приблизился к ней и оказывается способным к выражению фундаментальных идей, глубочайших переживаний и самых возвышенных видений и образов. Обо всем этом мне посчастливилось беседовать с С. Герасимовым, С. Юткевичем, Г. Чухраем, Л. Кулиджановым, С. Бондарчуком и другими великими кинорежиссерами.

Протоиерей Валериан Кречетов, настоятель храма Покрова Пресвятой Богородицы в селе Акулово Московской области

Кинематограф – это, по большому счету, вид изобразительного искусства. А сущность изобразительного искусства заключается в его содержании. Поэтому кинематограф может привести к святости, если будет изображать достойные примеры. Так же и слово может просвещать, возвышать, если передает достойное содержание. По-настоящему кинематограф, как и любое другое искусство, должен это делать. Как говорил Некрасов:

Будь гражданин! служа искусству,
Для блага ближнего живи,
Свой гений подчиняя чувству
Всеобнимающей любви…

Если во имя любви, во имя Бога, то тогда – да, кино может привести к святости. Существуют прекрасные экранизации христианской классики – Достоевского, Гоголя. А когда появились фильмы об иконах, о богослужении, то для многих это стало открытием. Человек может увидеть то, что ему недоступно: например, женщины могут посмотреть фильмы про Афон, ведь они никогда не сподобятся там побывать.
Кинематограф с духовным содержанием очень важен в современном мире еще и потому, что многие сейчас, к сожалению, мало читают.

Валерий Николаевич Расторгуев, профессор МГУ им. М.В. Ломоносова

Чтобы ответить на вопрос, сделаю три пояснения. Первое: святая жизнь и развлечения редко совместимы. А кинематограф – это все-таки развлечение, а еще чаще – откровенное искушение. Любой фильм – кот в мешке… Книгу можно отложить сразу, как почувствуешь неладное, с кинематографом труднее. Исключением может служить разве что кинофестиваль «Лучезарный Ангел», организаторы которого проводят некоторую селекцию, отделяя с молитвою зерна от плевел и созывая людей неслучайных, добрых, светлых, одаренных свыше (последнее о создателях фильмов).

Второе: свято место пусто не бывает. А жизнь, не заполненная внутренним светом и не согретая любовью, заполняется всем тем, что противостоит свету и любви. Свет юпитеров (СМИ или театр) или свет киноэкрана в полутьме могут иметь отношение к просвещению, идущему от эпохи Просвещения с ее безграничной верой в силу человеческого разума, что часто оборачивается неверием в Творца, а то и бунтом гордого знания против веры. Просвещение светом Христовым имеет иную природу. Оно рождено не гордыней разума, а Высшей Силой и смирением перед нею, перед Божией волей. Поэтому расположить зрителя к святой жизни может что угодно, но по воле Божией: и великая радость, и великое горе, и даже падение, свое или чужое, прегрешение – вольное или невольное… К тому же не только доброе, но и «недоброе» кино может вызвать как просветление, так и помутнение души. Однако те, кто творит добро, спасаются, а тем, кто соблазняет слабых, не позавидует и Гоморра.

Третье: кинематограф можно уподобить набору «живых зеркал» с постоянно изменяющейся «амальгамой», которая реагирует на то, как и кто смотрится в это волшебное зеркало. Эта «амальгама» такова, что либо делает стекло совершенно непроницаемым и превращает кино в подобие простого зерцала, полностью закрывая «заэкранный» мир «обратным» изображением самого смотрящего, либо создает эффект наслоения самообраза зрителя, вымысла творцов фильма и самой реальности. И поэтому «многослойное» кино каждому открывается по-своему. Здесь речь идет о высшем Замысле и том Промысле, который пронизывает любую человеческую деятельность, в том числе и творчество кинохудожника, независимо от того, осознает ли человек это вмешательство (иногда попущение) или нет.

Протоиерей Максим Козлов, профессор МПДА, первый заместитель председателя Учебного комитета РПЦ

Нет, кинематограф не может расположить человека к святой жизни. Это не в состоянии сделать никакой вид искусства. К святости располагают подвиг и то, что передается из глаз в глаза, из рук в руки. Очень люблю слова преподобного старца Силуана: «Никто не может прийти к Богу, если не увидит в глазах другого отблеск святой жизни». Этот отблеск нельзя сыграть.

Ленин в свое время говорил, что «для нас важнейшим из искусств является кино». Для них – да, для нас это нечто второстепенное. Это не значит, что кинематограф не важен. Важен, но только задачи нужно ставить более реалистичные: не к святой жизни располагать, а так или иначе формулировать адекватные эстетические и этические ориентиры; не зависать в пошлости и пакости, а утверждать некие культурные, религиозные и нравственные традиции; вообще рассказывать, что мир не сводится к примитивным лозунгам – идеологическим или рекламным. В нем есть глубина и красота, в том числе человеческой личности. Но все-таки кинематограф в лучшем случае – это о глубоко душевном. А духовное останется в церковной жизни.

Мне нравится, как к изображению высочайшей святости подошел в свое время Константин Романов – К.Р. – в своей драме «Царь иудейский». Там о страстных событиях мы узнаем из разговоров других людей. Там нет Христа, Которого изображают. Это, на мой взгляд, более правильно и по-христиански, чем, например, фильм Мела Гибсона «Страсти Христовы», к которому я в целом отношусь положительно. В наше время он напомнил о самом важном в христианстве. Но то, что Константин Романов был глубже и ближе к исконно церковной традиции, по-моему, несомненно.

Изображение святых на экране – вещь как минимум спорная, в особенности когда речь идет о них как об исторических деятелях. Боюсь, что это может свестись к неплохой, но иллюстративной стороне жизни. Но о святых – исторических деятелях – все и так знают. Например, всем известно, что Александр Невский воевал с псами-рыцарями, поэтому фильм Сергея Эйзенштейна «Александр Невский» – о полководце, а не о святом. Мне бы очень не хотелось, чтобы картины о Преподобном Сергии стали бы фильмами о собирателе русских земель при всей важности этой стороны жизни Преподобного. Но сокровенный монашеский подвиг как изобразишь? А без него понять, кто такой Преподобный, очень сложно.

Николай Петрович Бурляев, народный артист России

Основываясь на 56-летнем кинематографическом стаже, могу уверенно говорить о том, что кинематограф в идеале своем может приближаться к тому, что угодно Господу, – быть иконой. Хотя пока такого кинематографа нет. Тем не менее квадратное пространство экрана должно стать тем окошком в горний мир, в который должна устремляться душа. Подступы к такому кинематографу были осуществлены еще в Советском Союзе, когда появился планетарный режиссер Андрей Тарковский, создавший в атеистические времена фильм «Андрей Рублев». Зрителям эта картина помогала воцерковляться, приближаться к Господу. Под воздействием этого шедевра многие люди избрали путь служения Русской Православной Церкви. Так что мой ответ однозначен: да, кинематограф может быть таковым, таким он и должен быть.

После «Андрея Рублева» подобных авторских попыток было не столь много, но они были – например, фильм Владимира Хотиненко «Поп», в этот же ряд с определенной натяжкой можно поставить «Остров» Павла Лунгина. Хотя я не знаю, насколько «Остров» помогал людям приближаться к Храму, – там выведены неоднозначные образы духовных лиц.

Пока такой кинематограф остается мечтою, но я надеюсь, что мы будем делать более уверенные шаги в этом направлении, когда наш президент подпишет указ об основах новой государственной культурной политики – позитивной политики. Когда наш экран будет отвергать то, что недостойно души, а власти предержащие в Министерстве культуры, в Фонде кинематографии будут давать деньги не на суперкассовые фильмы, а на подлинные кинематографические шедевры. Второй очень важный шаг в этом направлении – выведение культуры из рынка. Пока она в рыночных условиях, шанс появления фильмов, просветляющих и возвышающих душу, невелик.

Митрополит Тамассийский и Оринийский Исаия

Святость как сверхъестественный результат определенного духовного процесса не может быть воспроизведена на киноэкране. Святость переживается эмпирически как дар Божественной Благодати, причем переживается во внутреннем опыте человека и тех, кто с ним соприкасается. Единственное, что мы можем сделать, – так это представить ее описательно. В этом могут конкурировать иконопись, поэзия, музыка, архитектура, литература, театр и седьмое искусство – кинo.

Кино заставляет задумываться над главным вопросом о смысле жизни, предоставлять событийные открытые ответы, которые на пределе своего воплощения могут быть реализованы только в судьбе самого зрителя. Киноискусство может воспитывать критическое мышление, способствовать всестороннему развитию личности, раскрывая, может быть, и неведомые даже самому зрителю грани его души.

В нашей Кипрской Церкви миссионерское общество имени апостола Варнавы стало выпускать короткометражные фильмы на основе житий святых. Эти картины были смонтированы так, что активными элементами в них были поэзия и музыка. И такие короткометражки, применяемые на уроках в школе, действительно воздействовали на детей! Наставляли их святой жизни. Кино ненавязчиво учит эстетически правильно воспринимать окружающую действительность. А если еще просмотр сопровождается критическим разбором с опытным педагогом – дети с удовольствием вовлекаются в этот воспитательный процесс. Короткометражные фильмы очень подходят для школы. Роль кино в процессе образования и воспитания нельзя недооценивать, кино несет культурные, исторические, социальные кодировки. Любое искусство – проводник идей. Так пусть же кино станет проводником святых идей!

Игровое и документальное кино является важной частью в консолидации поколений и в целом современного общества – посредством кино людьми усваивается язык образов, который становится языком общения человека с миром, личности с личностью, художника с аудиторией и т.д. Кино – это посюсторонний язык, который фиксирует горизонталь человеческого общения, в то время как молитва – восстанавливает вертикаль Богообщения. Однако подлинный духовно-нравственный кинематограф работает в точке пересечения вертикали и горизонтали, посвящая человека и мир Богу и освящая мир и человека присутствием Божества. Современный кинематограф не только может, но, поскольку ему дана эта власть, должен руководить современника к богоугодной и спасительной жизни по Евангелию.

Владимир Иванович Хотиненко, режиссер, народный артист России

Зрителю важно соотноситься с тем, что происходит на экране, сопереживать. Если с героем не происходит чего-то отрицательного – это уже как-то неправдоподобно, и зрителю неинтересно. Господь Единый безгрешен, а все мы так или иначе живем страстями. Человеку до святости всегда надо пройти определенный путь. Добродетель интересна в становлении, она должна вызреть на глазах у зрителя – только такой духовный опыт в кадре убедителен. «Через большое горнило сомнений моя осанна прошла», – как писал Достоевский. Если это реальный путь к Богу, он всегда тернист. А еще: вера – это что-то сугубо личное, хрупкое. Это то, что оберегают. Духовный опыт жизни во Христе всегда сокрыт от посторонних глаз. Это нечто необычайно сложное – переплетение внутренней жизни и внешних обстоятельств. А потому это все-таки не предмет самого массового из искусств. По крайней мере, для кинематографиста воплощение святости неимоверно сложная задача. Искусство кино сюжетно, это всегда повествование о пути. О ком бы ты ни снимал фильм – о священнике, о святом даже! – нельзя заведомо его помещать на хоругвь. А визуальное искусство сакрального именно к этому располагает: как правило, на иконах святого в клеймах пишут уже чудеса, в которых прославляется Бог и прославляет Своего угодника. Это еще в текстах житий возможно описание жизни до обращения человека к Богу. Вспомните, сколько в святцах бывших разбойников и блудниц? Но о святом, когда он уже стал святым, достаточно сложно снимать то, что происходило с ним до обращения. Кинематограф в силу своей повествовательности и в то же время зрелищности призван балансировать между иконой и житием. Надо снимать историю человека. Нельзя показать изначально и на протяжении всего фильма неизменно святым героя. Его надо провести через испытания. Тогда ему зритель сможет сострадать, сможет его опыту поверить. Именно такое кино, возможно, и может расположить избирательно кого-то из зрителей к жизни святой.

Протодиакон Игорь Михайлов, заведующий Церковно-археоло¬ги¬чес¬¬ким кабинетом МДА

Как-то раз я застал почтенного клирика храма Преображения Господня в Салониках отца Иосифа за странным занятием: он что-то досконально записывал, потом сверял с аудио-оригиналом, опять писал…

– Батюшка, чем это вы заняты?
– Я ваш русский фильм «Остров» расшифровываю! И пишу подстрочник.
– Зачем?!
– Вы знаете, такое паломничество началось: греки едут в Россию и ищут старца Анатолия. Хотят ему помочь. Я сначала их разуверял в том, что это вымышленный персонаж, сыгранный актером, но потом понял, что это бесполезно. Теперь просто отправляю их на Соловки, на Валаам. Они действительно там помогают. Разве это не то самое, о чем вы спрашиваете? Вот конкретный фильм расположил греческого зрителя к святой жизни.

Иеромонах Иосиф (Павлинчук), Париж (Франция)

Современный кинопроцесс особенно в своей чисто производственной части зачастую оказывается сильно зависим от зрителя: снимается то, за что зритель готов платить. А святость исключена из товарно-денежных отношений. Хотя преподобный Серафим Саровский предлагал подвизаться именно в той добродетели, которая приносит, как это бывает и в реальной торговле, больше всего «барышей». То есть Благодати Духа Святаго! Известно, что пятая заповедь о почитании родителей – единственная, когда Господь сразу обещает что-то взамен: долголетен и счастлив будешь на земле (Втор. 5:16). А это значит явно действует благодать. Чешский режиссер Иржи Менцель предложил, например, такой способ по ее стяжанию и заключению в рамку кинокадра. Он говорит, что вообще история искусства показывает: все, что создавалось, возникло исключительно потому, что это было кому-то нужно. У самого этого режиссера мать – простая портниха, отец интеллектуал. И он старается писать сценарии и снимать фильмы так, чтобы и матери было понятно, и перед отцом не было бы стыдно. Это универсальный совет кинематографистам: нужно просто в процессе работы над картиной представить, как воспримут ее мать, отец, духовный отец. Тогда есть шанс, что такое кино сподвигнет кого-то к святой жизни.


Иеромонах Иосиф (Павлинчук)
Источник: "Покров"