Лента: Религия

Некоторые материалы, посвященные новому уполномоченному по правам детей, Анне Кузнецовой, отличаются похвальной откровенностью – они не ставят в вину ей семилетней давности интервью или еще какую-нибудь ерунду, а прямо говорят о том, что представляется их авторам действительно неприемлемым. Например, социолог Элла Панеях пишет о том, что “Фонд Анны Кузнецовой занимается репродуктивным насилием”

В тексте ей вменяется в большой грех, что она отговаривала женщин от абортов – и многих таки успешно отговорила. Фактическая сторона материала убеждает в том, что она спасла человеческие жизни, сейчас на свете живут спасенные ей люди, мальчики и девочки – и я бы заметил, что она может верить хоть в телегонию, хоть в рептилоидов, хоть даже популяционную генетику с отрицательный отбором – она все равно будет гораздо почтеннее блогеров, которые никого в жизни не спасли. Хотя, конечно, ни во что подобное она не верит.

Но интересно другое – автор негодует на предотвращенные аборты и рассматривает попытки отговорить от них – просто словами, которые можно запросто отклонить и аборт таки сделать, и многие сделали – как “репродуктивное насилие”. Побуждение в обратном направлении – к аборту – она в качестве насилия не отмечает, а ведь с ним – судя по рассказам людей – сталкиваются многие. Гораздо чаще женщин пытаются именно склонить к аборту.

Но автор этого не замечает – резко негативную оценку с ее стороны получают именно попытки убедить женщину сохранить ребенка. И это весьма характерно для всего движения “за выбор”. Это не движение за выбор как таковой. Это движение именно за аборты.

И борьба за “право на выбор” очень быстро начинает четко обозначать, какой выбор является “правильным”. К абортам проявляется гораздо более позитивное отношение, чем к детям. Уговорить женщину не делать аборта и дать ребенку появится на свет – страшное злодейство, которое вменяется в вину как “репродуктивное насилие”. Склонить ее к аборту – ничуть не предосудительное деяние.

Позитивной ценностью тут является отнюдь не выбор как таковой. Если для нас важен сам выбор, мы готовы принять любое решение человека. Реклама как Samsung, так и Apple не вызывает у нас негодования. Одни уговаривают человека купить смартфон одной марки, другие – другой, они свободны предлагать человеку совершить тот или другой выбор, человек волен предпочесть то или другое.

Точно также если бы “репродуктивный выбор” как таковой был главной ценностью, люди спокойно бы принимали то обстоятельство, что некоторые люди уговаривают женщин рожать, а некоторые женщины, послушав их, рожают. В конце концов, это их выбор.

Но раз этот выбор вызывает возмущение – главной ценностью оказывается, все же, не право выбирать. Выбор рожать – это выбор явно порицаемый. Мальчики и девочки – теперь некоторые из них уже отроки и отроковицы – живут на свете, и это ставится в вину, как “репродуктивное насилие”.

Думаю, это психологически неизбежно. Потому что мы все понимаем, что речь идет не о выборе между разными марками телефонов.

Мы знаем, что дитя в утробе – это живое существо, а не часть тела матери. Мы знаем это не из Библии, а из биологии. Мы знаем, что это – человеческое существо. Не мышонок, не лягушка, не неведома зверюшка, это человек, зачатый мужчиной и женщиной. Как еще Аристотель определял человека – “живое существо, принадлежащее к человеческому роду”. Это – невинный человек, который заведомо не предпринимает вооруженной агрессии, которую можно было бы отражать силой, и не совершил преступлений, подлежащих смертной казни. Аборт есть лишение жизни невинного человеческого существа.

Сторонникам абортов логически остается только три линии аргументации, при помощи которых можно было бы это оспаривать Первое – отрицать, что дитя – это живое существо. Второе – отрицать, что оно невинное существо. Третье – отрицать, что “невинное человеческое существо не следует лишать жизни”.

Можно отрицать, что дитя – живое существо. Это мы видим чаще всего, но биология тут однозначна – это живое существо, другой организм, не часть тела матери, популярный лозунг “мое тело – мое дело” просто игнорирует биологическую реальность. Тело ребенка в утробе – это его тело, а не тело матери, отца или кого бы то ни было еще.

Можно отрицать, что это – невинное существо. Нам это покажется странным, но такая линия аргументации существует. Ребенок рассматривается как “паразит”, “вторженец” ”нежелательный квартирант”, которого мать имеет полное право “выселить”.

Можно отрицать, что невинных людей нельзя убивать. Известный аргумент сторонников жизни “что меняется в процессе родов? Почему внутри утробы ребенка можно убивать, а снаружи – уже нет?” успешно разворачивается в обратную сторону – а почему нельзя-то? Можно и рожденных. Это пока не легализовано, но в поддержку этого высказываются многие видные либеральные интеллектуалы – например, Питер Сингер.

Еще двое философов, специализирующихся на этике – Альберто Джубилини из Университета Милана и Франческа Минерва из Университета Мельбурна и Оксфордского университета, пишут, что "Новорожденный младенец, равно как и зародыш человека, определенно являются человеческими существами и потенциально – личностями, однако в данный момент они не могут считаться личностями в смысле "субъекта морального права на жизнь". Под "личностью" мы понимаем индивидуума, который способен придавать своему существованию хотя бы какую-то ценность, так чтобы лишение его этого существования представляло бы для него потерю", поэтому новорожденные не являются "реальными личностями", не имеют "морального права на жизнь", и родители должны иметь возможность убить своего младенца.

Но если принимать биологию всерьез, не считать дитя в утробе агрессором и злодеем, которого позволено казнить, и не считать убийство невинных людей допустимым – тезис “аборт есть лишение жизни невинного человеческого существа и поэтому является тяжелым нравственным злом” обойти невозможно.

Когда вы провозглашаете право на выбор – убить невинного человека или не убивать – вы отлично понимаете, и не можете не понимать, что ваша позиция этически чудовищна. Не обязательно с религиозной точки зрения – с любой точки зрения, признающей, что невинных людей убивать нельзя.

Вы не можете не отдавать себе отчета, что это не выбор между samsung и apple. Человек, который сделал чудовищно неправильный выбор, будет с болью и глубоким страданием смотреть на тех, кто этого выбора избежал. И поэтому испытывать сильное негодование на тех, кто выбрал не убивать – и на тех, кто помог им этот выбор сделать.

Тут, как говорят англичане, misery loves company, люди, выбравшие несчастье, будут яростно хотеть того же от других. За яростью про-абортного движения стоит это глубокое, мучительное страдание. Нельзя поддерживать убиение невинных людей и находиться в мире со своей человечностью. Эта язва внутри всегда будет оставаться источником беспокойства и боли – и вид женщины, многодетной матери, которая показывает, что можно по другому, что можно быть на стороне жизни, будет вызывать сильное раздражение.

Особенность возвещения Церкви состоит не в том, что аборт – это убийство, это мы знаем независимо от Церкви, а в том, что можно покаяться, обрести прощение и начать жизнь с чистого листа. Как уже очень многие и сделали – в том числе, бывшие абортмахеры и про-абортные активисты. Прощение и мир находятся на расстоянии вытянутой руки.


Сергей Львович Худиев
Источник: "Радонеж"