Лента: Религия

Владимир Легойда о словах Патриарха, правах человека и войне

"Сегодня мы говорим о глобальной ереси человекопоклонничества, нового идолопоклонства, исторгающего Бога из человеческой жизни", – это заявление Патриарха Русской Православной Церкви Кирилла вызвало бурное обсуждение. Часть либеральной общественности сочла, что под ересью подразумевается концепция прав человека и западного либерализма вообще. Что все же значат эти слова и какова позиция Церкви в самых острых конфликтах современности, "РР" попросил объяснить председателя Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Владимира Легойду.

Что, на ваш взгляд, поняли и не поняли критики в словах Патриарха? Как можно истолковать это высказывание для наших читателей?

Не поняли те, кто расценил это как выступление Святейшего Патриарха против прав человека. Русская Православная Церковь еще в 2008 году приняла всеобъемлющий документ "Основы учения о достоинстве, свободе и правах человека". Если бы речь шла об отказе от концепции прав человека, Церковь не стала бы использовать этот термин в подобном названии официального документа.

Правильно поняли Предстоятеля те, кто, как и он, считают, что мера всех вещей – Бог, а не человек. Когда мерой всего становится смертный человек с его грехами, страстями и ошибками, разговор о вечности и спасении в ней – не более чем пустой звук.

Ересь – это не ругательство, а опасность для души, искажающая истину. Рассмотрение прав человека вне нравственной ответственности представляет угрозу самому человеку. Свобода превращается в узаконенное рабство: подверженность страстям, греху, наслаждениям, комфорту. Человек, который полностью руководствуется животными и потребительскими инстинктами, абсолютно несвободен, хотя формально может казаться, что его права обеспечены.

Как вообще соотносятся гуманистические идеалы и христианские ценности? Разве европейский гуманизм не проистекает из христианства?

Прежде всего, из христианства проистекает вера в то, что человек способен достигнуть богоподобия и бессмертия. Такая вера возносит личность настолько высоко, что никакое отношение к правам и свободам в самой развитой системе демократии с этим несравнимо.

Если под христианским гуманизмом понимать любовь и служение ближнему, то это явление не имеет в европейском контексте никакого иного основания, кроме веры Христовой. Именно благодаря ей веками совершались дела милосердия и любви.

Но если гуманизм становится синонимом самодостаточности человека, его способности самому, без Бога, определять, что есть грех, а что добродетель, или вовсе отказаться от таких категорий, то связь с христианством разрывается.

Один ученый назвал митрополита Филиппа, который призывал царя Ивана Грозного к милосердию, "первым русским правозащитником". Как вам эта метафора? Должны ли и сейчас авторитетные церковные иерархи призывать к милости и правде в том числе и государство?

Мы, пожалуй, можем использовать эту красивую метафору, хотя вообще-то не стоит увязывать современные общественно-политические реалии с событиями прошлого. Правозащитники апеллируют к закону, а не к милосердию, иначе их не называли бы защитниками прав.

Церковь всегда пользовалась правом печалования, а именно призывала к помилованию тех, кто признан виновным, но, как сейчас говорят, заслуживает снисхождения. И сейчас церковные структуры нередко обращаются к государству с ходатайствами за многих людей по множеству вопросов. Это не вызывает интереса СМИ, потому что речь, как правило, идет об обычных людях, а не звездах или других медийно известных личностях. "Милость к падшим" должна быть естественна для любого верующего человека, который осознает свое несовершенство перед творцом и также ожидает прощения. Равно как естественно для верующего человека и уважение к закону.

Русское православие иногда выглядит суровым и даже, кажется, избыточно консервативным. Не важнее ли милость, чем суд; свет и радость – чем мрачная суровость?

Представление о русском православии как о чем-то мрачном и безрадостном ошибочно или ошибочно создается теми, кому не хватает радости веры. Сейчас время Великого поста, и спаситель говорит: "Когда поститесь, не будьте унылы, как лицемеры, ибо они принимают на себя мрачные лица, чтобы показаться людям постящимися" (Мф. 6:16).

"Милость превозносится над судом", – говорит апостол Иаков (Иак. 2:13). Строгость к себе, нетерпимость к греху бессмысленны, если им не сопутствует любовь к грешнику. Мы помним слова чтимого на Руси преподобного Серафима Саровского, который каждого приходящего к нему встречал словами: "Христос Воскресе, радость моя!" В этом все "суровое" русское православие.

На Украине во время войны многие православные священники вынуждены исповедовать в том числе тех, кто воюет с оружием в руках как на той, так и на другой стороне. Как отличить ситуации, когда нужно молиться за победу оружия и когда за мир?

За мир нужно молиться всегда, даже если война кажется нам справедливой и необходимой. Война – зло, и участие в ней становится меньшим злом только тогда, когда мы защищаем Отечество, близких от еще большего зла, которое может им грозить.

Междоусобица, гражданская война – наверное, среди войн самая страшная с точки зрения глубины нравственного падения. Ведь человек ищет врага в своем собственном доме.

Русская Церковь ежедневно возносит молитвы о прекращении братоубийственной распри на Украине. Мы верим, что Господь поможет людям, попавшим в эту круговерть беззакония, страданий и произвола, увидеть в ближних собратьев и единоверцев и поставить точку в череде бессмысленных смертей.


Источник: "RELIGARE"