Лента: Религия

Есть в числах некий магнетизм. Число само по себе всегда таинственно, потому что нечто скрывает. Вот, например, 2. Чего два? Может, человека: мужчина и женщина? А может, два яблока? Скорее первое. Какое число ни назови – за каждым будет стоять ассоциативный ряд.

Пифагор так заигрался в числа, что ему стало казаться, будто с их помощью можно описать неописуемое и управлять духовной сферой. В этом видим урок: не нужно фанатизма в любой сфере.

С числами работают тысячи организаций: статистических, математических и прочих. Мы постоянно взаимодействуем с числами, хотя по большому счету можем представить только малую их часть. Скажем, я могу представить себе одно яблоко. Или десять. А вот тысячу яблок представить уже трудновато. Это сколько мешков? Уже нужна новая единица измерения, чтобы снова привести количество к знакомым числам, желательно до десяти.

Особенно ярко эта простота нашего мышления проявляется, когда мы касаемся очень больших или очень малых чисел. Вот, например, протон – элементарная частица. Его масса равна примерно 1,672·10−27 кг. Сколько это? Это «10−27» всегда ставило меня в тупик. Я знаю, что дома у меня в большой кружке – 330 мл. Мне этого хватает выпить чаю и насытиться. Есть кружка поменьше – в 250 мл. Опытным путем я познал, что если налить чай во вторую кружку, то придется идти за добавкой. А вот что значит «10−27 кг», понять невозможно. Ясно, что это очень-очень мало. Понятно, что масса электрона (примерно 9,109·10−31) – это еще меньше. Но ощутить разницу, как между своими кружками, я не могу. Словом, физика – наука сложная.

Или еще: знаете ли вы, что нейтрино (еще одна элементарная частица) может пройти сквозь Землю, никак не взаимодействуя с веществом? Эти частицы имеют даже какую-то массу, отличную от нуля, но писать такие числа я уже просто боюсь. Представьте: каждую секунду мое и ваше тело могут неощутимо прошивать миллионы частиц нейтрино, которые имеют какой-то вес.

А теперь вообразите, сколько триллионов слов в секунду воспроизводят наши средства массовой информации и коммуникации. Тысячи тысяч гигабайт информации выходят из электронных устройств и прошивают мой мозг, когда я включаю телевизор, когда еду в общественном транспорте и вынужден внимать включенной рекламе или радио, когда, наконец, я пытаюсь отыскать в интернете что-нибудь полезное. И вот забавно: большая часть этих слов проходит через мой мозг, как нейтрино, – нисколько не взаимодействуя с веществом (в данном случае – серым).

Почему? Да потому что меня мало трогает рекламный ряд, меня мало интересует легкий разговор ведущих по радио, подслушанный в маршрутном такси, мне в основном нет дела до случайного фильма, транслируемого по телевизору.

И только иногда сердце уязвляется, когда кто-то с таким же душевным настроением, как и у меня в эту минуту, говорит мне слово на пользу, извлеченное из своего личного опыта.

И вот я бросаю взгляд на православную миссию, в том числе и на мои собственные миссионерские потуги, и вижу бесконечный поток нейтрино. Конечно же, многие наши слова, слова современных проповедников, имеют вес… отличный-таки от нулевого… Что не мешает нашим православным доводам свободно проходить сквозь мозг людей, никак не задевая ума.

С нами вроде и соглашаются, и кивают, и даже, бывает, задают серьезные вопросы, только вот количество прихожан в наших храмах как-то из года в год остается тем же. Почему? Может быть, в сознании людей, состоящих вне Церкви, но лояльно к ней относящихся, наши слова становятся в один ряд с телевизионной рекламой или болтовней ди-джеев по радио? Наши правильные и высокообразованные слова не делают самого главного – не задевают сердца.

Или же они просто падают на безблагодатную почву? Ведь притча о сеятеле (см.: Мф. 13: 3–23) сказана не только для объяснения этой ситуации, но и для утешения нас, пастырей.

Я думаю, что истина кроется как в этом, так и в том, что мы часто говорим более от книг, а не от себя. Святые отцы учили тому, что испытали и пережили лично. Когда тебе говорит, как избавиться от блудных помыслов преподобный Иоанн Многострадальный, который 30 лет сражался с ними, как с лютыми зверями; когда бывший мытарь рассказывает, как победить сребролюбие, а князь, постригшийся в монахи, – о борьбе с гордыней и любоначалием, – им можно верить, поскольку они опытно познали то, чему учат. И совсем другое дело, когда тебя учит вере юнец, только окончивший семинарию, которого и «отцом»-то язык не поворачивается назвать.

Хорошо, конечно, и необходимо читать книги святых отцов и запоминать прочитанное. Плохо только, когда эти книги становятся для нас чем-то вроде картин в музее: подошел, полюбовался, пережил «катарсис», запомнил автора и отошел с веселым сердцем. Рассказал другому о богатстве внутреннего мира живописца, о фактуре красок на полотне, о символике сюжета и уникальности композиции. Потом, глядишь, сходит в этот музей друг, и вы уже будете вдвоем такие духовно богатые.

Книги святых отцов – это не картины, а скорее схемы. Или карты. Или планы эвакуации. Зашел в незнакомое здание причудливой архитектуры получить справку, а тут на беду – пожар. Куда бежать? Глянул на пожарную схему – и спасся из огня. Так и в жизни. Родились мы в причудливое время, когда не понятно, каким путем можно спастись, прочитали книгу – и стало ясно из нее кое-что. Из другой – еще немного. Так, глядишь, и путь спасения обрящешь. Книги отцов – это карта, которая указывает, как и куда нужно идти, чтобы попасть в Царство Небесное. Они созданы не для интеллектуального наслаждения, а с конкретной практической целью руководства. Они намечают и своеобразные ориентиры, чтобы не сбиться с пути. Скажем, ходишь в церковь, ходишь, а как ругался с утра до вечера с женой, так и ругаешься. Значит, батенька, не туда или не так идешь.

Поэтому книги отцов, как и карту местности, нужно не читать, а изучать. Обнаружил способ действия, приносящий пользу, дающий конкретный эффект против определенной страсти, опробовал его, значит, можно и с другим поделиться, страждущим тем же духовным недугом, что и ты, – глядишь, и ему поможет. Так точно и на бытовом уровне: в больнице, например, лежат в палате все язвенники и обмениваются опытом, что кому лучше помогает от болезни.

Так вот пастырь поставлен в такое положение, когда должен знать лекарства от всех болезней. Не только как доктор, теоретически, а еще и опытно, как переболевший всем. Если бы все советы, которые я даю людям, я бы мог давать из личного опыта! Пускай бы даже не как победитель страстей, а хотя бы как борец с ними. Тогда бы я истинно заслужил звание «духовник». А так… Приходится иногда делать назначение наугад. Ну, попробуйте вот эту таблетку. Не помогает? Тогда вот эту мазь. И эта не идет? Тогда физиопроцедуры. А больной тем временем теряет в весе и бледнеет, и уже нет у него сил на духовные эксперименты.

Думается, что эта проблема не только моя и не только пастырей. Эта проблема коренится вообще в нашем современном обществе. Мы все стали чрезмерно любознательными и информационно всеядными. Без конца черпаем пищу для ума из разных источников, поэтому поверхностно можем судить обо всем. А копни глубже – полное невежество во всем. Изменить это можно, только изменив свой образ жизни. Для начала хотя бы некоторые духовные книги попытаться читать не как роман, а как руководство к действию. Но тут, конечно же, нужно быть очень аккуратным. Невозможно пытаться воплотить в жизнь советы, скажем, многих подвижников египетской пустыни. А что тогда? Например, все мы часто рассеиваемся во время молитвы. Как с этим бороться? Святитель Игнатий (Брянчанинов) говорит: чтобы стяжать внимательную молитву, нужно приступать к молитвам не раньше, как положишь посильное число поклонов, – и когда тело немного утомится, тогда ум собирается и внимание включается. Количество поклонов каждый человек должен сам для себя определить, исходя из своих сил. Вот пример изучения святоотеческой книги и попытки воплотить в жизнь написанное. Поступай так по слову святителя Игнатия, учти другие его советы, касающиеся внимательной молитвы, – и помыслы не будут так рассеиваться.

Так может, проблема современной миссии в ее неаскетичности? В том, что мы часто говорим как профессора, а не как молитвенники? Мы пытаемся, по слову апостола, быть всем для всех (см.: 1 Кор. 9: 22), но при этом часто так увлекаемся, что в нашем апостольстве совсем не остается христианства. Если бы мы все – и пастыри, и пасомые – говорили только пережитое опытно, слово наше было бы совсем другим. Это уже было бы не православное информационное нейтрино, проходящее без следа сквозь мозг человека, а «вода живая» (Ин. 7: 38), и каждый бы учил «как власть имеющий, а не как книжники и фарисеи» (Мф. 7: 29).


Священник Сергий Бегиян
Источник: "Православие.Ру"