Лента: Религия

Монастырь это не столько храмы, стены и башни, сколько община монахов. К 700-летию Высоко-Петровского монастыря мы решили познакомить читателей с людьми, которые спасаются посреди шумного мегаполиса. Почему каждый из них пришел именно сюда? Правда ли, что в городском монастыре тяжелее спасаться? В чем миссия городского монастыря? Своими мыслями делятся шесть насельников: обратившийся в Православие из ордена иезуитов ученый, послушник-журналист, послушник-математик, игумен-ректор, духовник-издатель и благочинный обители – знаток церковной музыки. Кроме того, братия монастыря рассказывают о своих послушаниях – чему, кроме богослужения и молитвы, посвящена жизнь монахов в центре Москвы.

Первым на наши вопросы отвечает иеромонах КОНСТАНТИН (СИМОН), руководитель Петровской богословской школы для мирян, действующей при монастыре.

– Я всю жизнь посвятил изучению Православных Церквей и, в конце концов, православная духовная и церковная традиция стала для меня ближе, чем католическая. Кроме того, сегодня на Западе богослужебная жизнь находится в глубоком кризисе. Особенно это заметно по сравнению с Православием. Такое положение вещей стало одним из важнейших факторов, повлиявших на мое решение.

А еще, когда я был профессором в Папском восточном университете в Риме, меня раз в году приглашали читать лекции в Россию. Случалось порой, что при общении, можно сказать, на меня буквально нападали священники и миряне – настолько агрессивной была их манера вести дискуссию. Я чувствовал себя очень странно и неловко, потому что как католик я должен был защищать позиции, в которые я на самом деле не уже верил. Я не хотел их защищать, потому что я был согласен с теми, кто со мной так бурно спорил.

Сейчас мне понятно, что я готов был принять Православие еще в возрасте 18 лет, моя мать ведь была православной родом с Украины. Я и в иезуитский орден вступил из-за того, что иезуиты больше всего в Католической Церкви занимались русскими вопросами, у них был русский колледж Руссикум, был Восточный институт, где я учился и преподавал 30 лет, была очень хорошая библиотека с русскими источниками. Советский Союз тогда, для меня американца, был совсем закрыт, а Американская Православная Церковь мне тогда не очень нравилась. Интерес к Православию у меня был всегда.

Позже, когда в Риме появились русские православные студенты, у меня появились живые контакты с Русской Церковью. Я сравнивал своих студентов с католическими. Да, их научные интересы были немножко ограничены, но они практиковали свою веру. Они были убеждены в истинности Православия. Они ходили на богослужение намного чаще, чем католики. Они могли обсуждать духовные вопросы и интересовались ими. Я почувствовал себя очень близким с ними. Именно тогда я окончательно решил принять Православие. Это произошло далеко не сразу, процесс длился три года.

Кроме того, я не чувствовал у окружения сопротивления моему желанию принять Православие. Другие иезуиты считали, что я перехожу из одной Церкви-сестры в другую Церковь-сестру и никак мне не препятствовали. Через владыку Амвросия, архиепископа Петергофского, я был принят в Православие, а игумен Петр (Еремеев) принял меня в этот монастырь в число братии. За все это я очень благодарен Святейшему Патриарху Кириллу.

– Вы сказали, что богослужение Католической Церкви в глубоком кризисе. О чем именно идет речь?

– Не знаю, стоит ли высказывать все то, что я пока еще сам пытаюсь осмыслить. Но для того, чтобы вы понимали, о чем идет речь, я коротко расскажу. В католической богослужебной жизни сегодня царит некий хаос. Епископы позволяют каждому служить так, как он хочет, единой традиции больше нет. Когда я восемь месяцев был в Австралии, то я видел странные вещи. Я служил в одном приходе, и моим послушанием было принимать исповедь. Это нормальный многолюдный городской приход. За шесть недель на исповедь пришел один человек. У католиков больше никто регулярно не исповедуется. Даже сами иезуиты редко исповедуются, а народ – вообще почти никогда.

– Вернемся к литургии в Католической Церкви. Что с ней было не так?

– Давайте я расскажу, как служат иезуиты в Австралии. Без облачения, в обычной гражданской одежде. Все служат вокруг кофейного столика, престола нет. Не в храме, а в комнате для приемов, хотя храм рядом есть. Все, даже не священники, читают вместе анафору. Причащаются из обычного стакана, святые дары передают друг другу по кругу. Если священникам что-то не нравится в чинопоследовании, или у них есть импульс, они не читают молитвы из служебника, но импровизируют. После причастия во время мессы в этой комнате включают светскую музыку. Священник служит все время сидя. Есть и традиционные католики, которые совершают мессу благочестиво, но они считают православных раскольниками. А либеральные, хоть и считают православных своими братьями, но служат вот таким вот образом. Не знаю, нужно ли продолжать говорить об этом.

– Для равновесия, расскажите, что вас привлекло и порадовало в русском Православии?

– Традиция здесь жива, есть уважение к Святым Таинствам, есть живая вера у людей. Я удивляюсь, как люди стоят на молитве пять часов, и вообще нет скамеек, что-либо подобное невозможно на Западе! Я вижу живую веру и живое благочестие здесь, в России. Я хотел принять Православие только в России, я не хотел принимать его на Западе потому, что я хотел соблюдать все посты, я хотел жить православной жизнью так, как живут православные в России. Это очень трудно на Западе, особенно если ты живешь с неправославными.

– Почему вы пришли в городской монастырь, ведь в городском монастыре, посреди туристов и городской суеты, наверное, тяжелее спасаться, чем в уединенном скиту?

– Может быть и тяжелее, но я всю жизнь прожил в городе и меня это устраивает. Хотя сейчас я монах, а это немного другое, но я не могу сказать, что город мне очень мешает. Мешает иногда ночью шум, когда я стараюсь спать, и мне не удается, потому что под окнами на Петровке ездят машины и люди кричат. Непосредственно в Высоко-Петровский монастырь я хотел попасть потому, что мне очень импонирует стремление монастыря к сочетанию богослужебного и молитвенного ритма жизни с занятиями братии преподавательской и просветительской деятельностью.

Еще лично мне Высоко-Петровский монастырь нравится тем, что он открыт нуждам окружающих нас людей. Люди приходят сюда на исповедь, у нас с ними есть постоянное общение. Городские жители нуждаются в духовной помощи сегодня, может быть, даже больше чем деревенские. В городе больше соблазнов и искушений, а из-за ритма жизни люди больше нервничают. Хотя я пока еще только знакомлюсь с современной жизнью россиян.

– Помимо богослужебных, какие еще у вас есть послушания?

– Я преподаю в богословской школе монастыря историю Вселенской Церкви, а в Российском православном университете преподаю русскую церковную историю и историю Поместных Православных Церквей. Кроме того, я буду отвечать за оформление монастырской библиотеки. Сейчас библиотека только создается и еще не открыта. Из Западной Европы я привез с собой большое количество книг и еще некоторое количество книг, подаренных монастырю. Всего было около 150 коробок, для их перевозки потребовалось заказывать целый контейнер.

– Откуда у вас так много книг?

– Я собираю книги с 70-х годов прошлого века. Мои профессиональные интересы выходят за рамки религиозных вопросов, я ведь еще занимаюсь филологией. Славянские, древние, европейские языки. Особенно балканские. Всего, получается, я читаю примерно на 15 языках и свободно говорю на пяти. Кроме того, книги мне нужны были для моей работы в Папском университете. Сейчас пригодятся и для работы в Москве.

– В чем миссия монастыря в городе?

– Русское монашество очень особенное. Оно началось в городе, а конкретно – в Киеве. Потом монахи стали распространяться по Руси и вместе с собой распространяли и цивилизацию. Через монастыри культура и прогресс пришли к народам Сибири и Дальнего Севера. Монахи приветствовали поселения людей вокруг монастыря. Люди приходили на службу, общались с монахами, постепенно становились христианами, так рождались целые города. Произошла христианизация великого Русского Севера, и это было исторически очень важно.

Во время советской эпохи монастыри из городской жизни почти исчезли, а сегодня возвращаются, и для горожан такая близость монастыря это что-то новое. Может быть, у русского монашества нет такой идеи миссии, как это было в истории у иезуитов, что надо идти в народ и проповедовать Христа на площадях. Но в России люди сами приходят в монастырь, чтобы послушать проповедь. Христианский дух снова распространяется из монастыря в город. Мне кажется, что это и есть важная цель городских монастырей: стать островами христианской цивилизации, очагом культуры и духовности.

– Кто ваши любимые святые и почему?

– Мне очень нравится святитель Димитрий Ростовский. Он занимался и монашеским деланием и научной работой и всю жизнь посвятил собиранию материалов о жизни святых. Это меня очень тронуло. Я часто молюсь ему, и он мне очень нравится как пример сочетания пастыря, монаха и ученого.


Источник: "Сайт Московской городской епархии "