Патриарх Кирилл отвечает на вопросы вечные и повседневные
В Москве прошел фестиваль православных СМИ "Вера и слово", в ходе которого Патриарх Кирилл ответил на вопросы его участников. Но нам показалось, что темы, затронутые в разговоре, намного шире православной тематики и могут быть интересны и миллионам читателей "РГ – Недели". Итак, вот что сказал Патриарх.
О нынешней журналистике
Журналистика не может жить без новостей, а значит, церковная журналистика должна быть ориентирована на мысли и идеи, а не просто на перечень новых событий и фактов. Обычно журналист гоняется за фактами, чтобы первому их озвучить. С появлением Интернета это вообще стало какой-то болезнью, потому что в Интернете отмечается точное время, когда вы выставляете новости. И вдруг беда – соседний сайт на 32 секунды выставил новость раньше тебя!
Церковная журналистика имеет совершенно иное отношение к новостям. Если в центре нашего послания миру, которое несет церковная журналистика, будет новый взгляд на проблемы, на жизнь, то тогда мы будем источниками новостей, может быть, не всегда горячих, но способных пробудить мысль, привести людей к пониманию слова Божьего, а самое главное – к обновленному пониманию самих себя и своих отношений с окружающим миром...
Очевидно, что в информационном обществе возрастает роль журналистской профессии и влияние журналистов на температуру, на градус общественной жизни, на направленность той дискуссии, которая идет в обществе. Отсюда, конечно, происходит и огромная ответственность. Конечно, в последнее время, что греха таить, вообще понижается уровень журналистики. И не потому, что меньше стало способных людей, – есть удивительно одаренные, умные, образованные люди, способные прозревать события. Но один новый фактор часто затушевывает роль ярких журналистов.
Сегодня журналистом становится каждый участник интернет-дискуссии. Слова любого могут уходить в информационное пространство и прикасаться к сознанию миллионов людей. Полуграмотная фраза может взбудоражить половину общества, потому что присутствует в информационном пространстве наравне с профессиональными журналистскими творениями. Поэтому блогеры, которые собирают большую аудиторию, не имея ни образования, ни опыта, а иногда и понимания тех проблем, которые они затрагивают, становятся не менее влиятельными, чем профессиональные высокообразованные журналисты.
Как нельзя стать хирургом без образования (мы знаем, к чему это может привести), как нельзя стать священником без образования (мы тоже знаем, к чему это может привести), так нельзя претендовать на влияние на человеческие умы, не имея соответствующей подготовки.
– Сейчас на Украине произошло страшное разделение, линия этого разлома нередко проходит через семьи и рабочие коллективы, через все общество. И православным журналистам тоже нужно занимать какую-то позицию, когда наши прихожане находятся по разные стороны баррикад. Как вести себя в информационном поле в этой ситуации?
– В моменты такого массового умопомрачения, – а конфликт всегда связан с каким-то умопомрачением, когда не работают никакие рациональные доводы, когда априори человек уже знает, какой должен быть ответ, тем более когда информационное поле контролируется таким образом, чтобы направлять общественное сознание только в одну сторону, – возникают, конечно, особые трудности для церковной журналистики. Если церковные журналисты сегодня у нас будут вступать в политическую полемику, отстаивая ту или иную точку зрения, они проиграют. У нас нет достаточного количества ресурсов, мы не можем сравниться с другими ресурсами. И, отстаивая свою правду, мы чаще всего будем не поняты ни одними, ни другими.
В моменты кризисов обостряется и радикализируется сознание людей. Потому что люди обожжены болью, проблемами. Они реально страдают. Это не академическая среда, которая способна интеллектуально, аналитически воспринимать доводы другой стороны. В моменты кризисов рациональные доводы не воспринимаются. Это хорошо знают те, кто формирует информационное пространство, там же ведь никаких особых доводов нет. Идет поток однозначный – вот и все. Поневоле попадая под этот поток, человек переформатирует свое собственное сознание. Поэтому я бы хотел сказать о том, чего не следует делать сегодня церковной журналистике в момент кризиса.
Не следует радикально определять свою политическую позицию. Нужно всегда оставлять возможность спокойного и вдумчивого общения с людьми, даже со своими оппонентами. После того как кризис пройдет – он не может существовать все время – и наступит время, когда нужно будет собирать камни, кто будет собирать?
Сегодня нет политических сил, которые могли бы сказать: "Мы будем собирать, потому что мы приемлемы и для одних, и для других". Сегодня только одна Украинская православная церковь Московского Патриархата имеет этот миротворческий потенциал. Она не поскользнулась ни на майдане, ни на Восточной Украине. Она точно следует своему миротворческому мандату. Потому что это тот мандат, который Христос нам вручил. И наша задача заключается в том, чтобы призывать людей к миру и сохранять потенциал для построения будущей общности людей, для выхода из этого кризиса после того, как замолкнут пушки, пулеметы и люди перестанут погибать.
Ну а какими средствами этого достигать? Здесь можно поскользнуться. Можно впасть в ошибочные и греховные суждения, закрывать глаза на проблемы, замалчивать проблемы, уходить в сторону. Это будет очень плохо воспринято людьми. Нельзя говорить только о Пасхальной радости, когда вокруг смерть. Нужно говорить о Пасхальной радости так, чтобы умирающий человек не отвернулся от тебя и не сказал: "Ты говоришь что-то для меня непонятное", чтобы он эту Весть принял. Поэтому нужно отождествить себя с этими страдающими людьми. А для того чтобы и журналист эту отождествленность мог выразить, ему следует придерживаться одного-единственного правила: говорить правду с мудростью и осмотрительностью.
– Ваше Святейшество, в одном из интервью архиепископ Горловский Митрофан, рассказывая о ситуации на юго-востоке Украины, упомянул о небольшом количестве священнослужителей, которые из-за боевых действий побросали свои приходы. На ваш взгляд, можно ли дать однозначную оценку их действиям?
– Я думаю, каждый должен по совести поступать. Но иногда ведь и совесть, как хрупкий сосуд, оказывается подвержена коррозиям и деформациям. Глубоко убежден, что нужно поступать так, как поступил и поступает владыка Митрофан (архиепископ Горловский и Славянский Митрофан. – Ред.) и как поступает абсолютное большинство наших клириков, которые сегодня несут свое служение на востоке Украины. Они остаются со своим народом, нередко они за это страдают. Мы знаем о жертвах среди духовенства. Мы знаем о тех, кто подвергался пыткам и жестоким допросам. Мы знаем о храмах и монастырях, которые были разрушены бомбардировками. Конечно, в этих условиях оставаться со своим народом – это подвиг.
– Сегодня многие невоцерковленные молодые люди страдают от того, что не могут достичь карьерных высот, порой даже боятся слова "неудачник". Каковы основные критерии оценки жизненного пути истинного христианина, и не вступают ли они в противоречие с представлениями об успешности, которые свойственны современному обществу?
– Вообще, я очень не люблю слово "удача", как не люблю слово "повезло". И то, и другое лишено смысла. Нет рационального смысла. Как вы опишете удачу, или как вы опишете слово "повезло"? Что это такое? Это слово чаще употребляют атеисты, люди, которые ни во что не верят, говорят: "Мне повезло". Поэтому "удачник" и "неудачник" – это неудачные выражения...
Каким должен был быть мир и человек, что главное, к чему должен человек стремиться и чем он должен наслаждаться, что должно быть источником его вдохновения, радости? Это общение с Богом. В этом смысле мы все неудачники, потому что мы все живем в логике того самого греховного мира, который возник в результате грехопадения. Если в рамках этого греховного развития есть кто-то удачник или неудачник, то можно спросить: "В чем удачник-то? Больше получаешь?" Всегда человеческое счастье зависит от количества денег? Почему тогда миллионеры кончают жизнь самоубийством? Почему сын самого богатого человека в Италии бросился с моста в Тибр и разбился? В чем дело-то, денег не хватало? 60 миллиардов, кажется, было состояние. 60 миллиардов – это сумасшедшие деньги, представить себе трудно! Так вот, не количество денег.
Другая удача – это карьера и власть. Опять-таки как относиться к власти? Можно наслаждаться властью, но чаще всего наслаждение властью плохо кончается, потому что власть всегда связана со служением, а если человек начинает понимать, что власть – это служение, и этой идее подчинять свою жизнь, то если этот человек расскажет тому, кто ему завидует, как он живет, то тот скажет: "Зачем мне все это нужно?"
Власть – это подвиг. Это хорошо было выражено в идее монархической власти, когда монарх должен был отказаться от того-то, от того-то и от того-то, в том числе и от брака по любви. Самое дорогое для человека – это создать семью, любить другого человека. Будучи зажатым определенными обязательствами, монархи не могли жениться по своей воле. Это наподобие монашества. Они делали выбор вопреки своему самому сильному и яркому чувству.
Если человек является неудачником с точки зрения того, что у него не состоялась карьера, но если этот человек живет внутренней богатой жизнью, если он не одет в самый красивый и дорогой костюм, а предпочитает ходить в скромной одежде, но с раем в сердце, то разберитесь – кто удачник, а кто неудачник. Удачник – это тот, кто счастлив. Полный удачник – это тот, кто оправдание на Божьем суде получит. Поэтому если мы посмотрим на эту тему сквозь призму того, что с человечеством произошло на заре его существования, сквозь призму божественного замысла, то становится ясно, что не некие фетиши в нашей повседневной жизни, как деньги и карьера, и так далее, являются признаками нашей удачи, а внутреннее состояние души, близость с Богом. Здесь самые великие удачники – это угодники Божии. Серафим Саровский – самый великий удачник. Без всяких признаков карьерной или прочей удачи. Дай Бог, чтобы христианские убеждения вооружали людей и способностью спокойно взирать на какие-то срывы в карьере, которые происходят, или на материальные какие-то трудности, которые возникают. Самое главное, чтобы христианин не терял способности всегда бдительно относиться к своему внутреннему миру.
– Несколько лет назад в Калининграде рядом с советским памятником погибшим рыбакам, выполненным в стиле модерн, был установлен памятник святителю Николаю, который выполнен, напротив, в стиле классической скульптуры. Два памятника из совершенно разных культурных парадигм родили невероятный мощный художественный ансамбль. Возможно ли, по вашему мнению, с помощью искусства преодолеть различие разных исторических эпох, найти какое-то примирение?
– Короткий ответ будет: и да, и нет. Для меня история искусства – чрезвычайно важный предмет. Без знания истории искусства тяжело понять, что с родом человеческим происходило.
Есть такие формы культуры, которые порождают абсолютно противоположные настроения у людей, которые невозможно связать вообще ни с каким религиозным чувством, которым вообще нельзя найти никакого применения. Просто если даже говорить о современной культуре, нас иногда приучают к ее эпатажным формам, показывают какой-то нонсенс, идиотизм, простите. Заставляют удивляться – какая-то кучка людей, которая вдруг начинает аплодировать и говорить: "Вы не понимаете, что это прекрасно?" – "Нет, я не понимаю!" – "Вы непосвященный человек".
Мне рассказывали такую историю, дело происходило в Чикаго на замечательном концерте симфонической музыки. Концерт закончился, и объявили, что сейчас будет представлена экспериментальная музыка. Начали играть какофонию. Что вы думаете? Все сидят, на лицах напряжение, сомкнутые брови, желание понять, что происходит, а понять невозможно! Но ведь и сказать, что "Король-то голый!", все боятся, а вдруг я самый глупый? В таком зале, при такой поддержке, на весь огромный зал нашелся один человек, который встал и демонстративно вышел, а все остальные захлопали после окончания этого произведения.
Когда нас приучают к мерзости и глупости под видом искусства – никакого примирения быть не может. Нельзя отдавать свою душу в плен дьяволу. Искусство – это в первую очередь явление прекрасного, явление гармонии. Если в искусстве не раскрывается закон гармонии, а именно этот закон лежит в основе всего мироздания, значит, это не искусство, значит, что это псевдоискусство, антиискусство. Значит, цель этого искусства – не возвышать человеческую личность, а разрушать ее.
– В мае этого года вы должны были приехать с пастырским визитом к нам в Латвию, но власти нашей страны попросили вас перенести этот визит, сославшись на напряженную международную обстановку. Как вы восприняли эту просьбу, какие выводы сделали? И изменилось ли в связи с этим ваше видение проблем на тех канонических территориях Русской церкви, которые находятся за рубежом?
– Это вопрос как повод. Дело в том, что в некоторых странах – и сейчас ситуация на Украине обостряет эту тему – личность Патриарха Московского и всея Руси отождествляется исключительно с Российской Федерацией, а его позиция – с политикой российских властей. Причем это происходит без всяких ссылок на заявления Патриарха или на заявления Церкви, которые могли бы дать повод так толковать личность Патриарха и его служение.
Что на самом деле имеет место? В XVI веке Московскому митрополиту собором Восточных Патриархов был усвоен высокий титул Архиепископа Московского, Патриарха всея Руси и всех северных стран. Этот титул употреблялся до петровских времен. После возрождения патриаршества в ХХ веке стали говорить "Всероссийский Патриарх", имея в виду, конечно, не нынешнюю Российскую Федерацию, а Российскую империю, то есть всех православных людей, кто в этой империи проживал, все они относились к юрисдикции Московского Патриархата. А в послевоенное время слово "всероссийский" было вновь заменено на "всея Руси". Провиденциально. Никто ж не знал, что распадется Советский Союз, появится независимая Российская Федерация, когда вот это бы "всероссийское" звучало, как действительно связанное только с Российской Федерацией.
Я хочу сказать, что у Патриарха ответственность не только за Российскую Федерацию, а за все страны, которые входят в его юрисдикцию. Так вот, вне зависимости, являются ли страны, входящие в юрисдикцию Московского Патриархата, частью Российской империи, являются ли эти страны частью Советского Союза или эти страны суверенны и независимы друг от друга, от этого наша каноническая юрисдикция, провозглашенная на Константинопольском соборе, когда вручался томос, не умаляется. А что это значит для Патриарха? А это значит, что у него нет избранных народов, привилегированных народов и привилегированных стран. У него нет табели о рангах, что вот эта страна, этот народ – на первом месте, а вот эта страна, этот народ – на пятом месте. Это все – его паства. И это налагает на Патриарха определенные ограничения, заставляет Патриарха принимать во внимание интересы всех православных людей, которые находятся в его юрисдикции.
Вот почему все обвинения в адрес Патриарха – и ныне здравствующего, и предыдущих, – что они являлись проводниками политики одного государства, – являются принципиально неверными. Потому что такая позиция, которая приписывается Патриархам, не может быть связана с самой природой служения Патриарха. Я надеюсь, что в Латвии это тоже хорошо понимают.
Андрей Васянин
Источник: "Российская газета
"