Проект соборного документа "О подготовке ко Святому Причащению" стал предметом чрезвычайно оживленной дискуссии. Своим мнением о нем поделились, в том числе и на страницах "Приходов", авторитетные священнослужители. А что думают об этом документе миряне?
Если Исповедь и Евхаристия будут разъединены, то следующим шагом будет разъединение Таинств Крещения и Миропомазания?
Александр Щипков, политолог, публицист, редактор портала РЕЛИГАРЕ
Считаете ли Вы важным широкое обсуждение находящихся на стадии проекта церковных документов, в частности, "О подготовке к Святому Причащению"?
− Само по себе появление такого документа − чрезвычайно важная вещь. Публикация проекта для дискуссии и бурное его обсуждение свидетельствуют о том, что Церковь жива. Нас уверяют, что православных в России не более четырёх процентов, что Церкви уже почти что и нет, что никому религиозные вопросы не интересны. А на самом деле, когда речь заходит о таких ключевых явлениях церковной жизни, как Евхаристия, оказывается, что они волнуют огромное количество людей – о том свидетельствует и развернувшаяся горячая дискуссия.
Важность этого документа огромна, в том числе, и потому, что его обсуждение отражает современное активное состояние церковного общества.
Актуален ли в наше время документ, который бы регламентировал вопросы подготовки к Причастию?
− Документ "О подготовке к Святому Причащению" констатирует разные сложившиеся практики и призывает подумать о том, как в той или иной степени их можно унифицировать, как найти для этих традиций общий знаменатель.
Но любой принятый и утверждённый документ, – это, конечно, регламентация, которая предполагает некоторое ограничение, дисциплину, призыв к какому-то порядку, и это тоже хорошо. Ведь если нет порядка и дисциплины внутри Церкви, то это свидетельствует о расшатывании традиции. Либерально настроенная публика, насколько можно судить по публикациям в "фейсбуках", с большой иронией комментирует даже не положения проекта, а сам факт его появления, потому что ей не нравится идея регламентации. А она необходима, потому что дисциплина сохраняет традицию, а ее отсутствие ведет к развалу церковной традиции.
Кому, на Ваш взгляд, в первую очередь адресован документ: мирянам, которые готовятся к Причастию, или духовникам, которые их на этом пути наставляют?
− Документ в равной степени обращен и к духовенству, и к мирянам, потому что Евхаристия объединяет всех. Безусловно, он обращен ко всем членам Церкви.
В документе затрагиваются очень сложные проблемы, в нем предпринимается попытка нащупать, определить в том числе и отношения духовника и его чада, а они очень личные. Есть тайна этих отношений, и она будет таковой оставаться: как бы мы ни регламентировали практику, все равно за духовником остается решение, допускать ли к причастию того или иного христианина.
Это решение остается за священником, даже если он не твой духовник. Например, верующий человек находится где-то в командировке и приходит в незнакомый храм на богослужение. Возможно, он первый раз видит священника, которому исповедуется, и именно этот священник принимает решение, допустить ли исповедующегося к принятию Святых Таин, исходя из какого-то своего ощущения, своего опыта. У меня, например, в жизни бывало, когда после исповеди священник категорически не благословлял мне причаститься. Нет – и все, безапелляционно и, как мне казалось, необоснованно. А я чувствовал внутреннюю потребность причаститься и обижался на такое решение священника. На самом деле в итоге все это оказывалось мне самому на пользу. Порой, когда вместо батюшки, который тебя знает, любит, жалеет, прощает, попадаешь "в другие руки" и получаешь там подобную встряску, это отрезвляет.
Тайна, о которой я говорил, все равно остается. С одной стороны, должен быть порядок, некий регламент, а с другой стороны – так или иначе, он в разных случаях будет применяться по-разному. Все равно принимать решение будут эти двое – священник и его духовное чадо.
Обратимся к проекту обсуждаемого документа. Можно ли сказать, что он будет востребован в реальной церковной жизни?
− Мне сложно судить об этом. Для того он и был вынесен в поле общественного обсуждения, ведь это не окончательный вариант и в него наверняка будут вносить правку; что-то, возможно, будет добавлено.
Ряд таких сложных вопросов, как отношение к гомосексуализму, когда можно допускать к причастию женщин − не рассматриваются подробно, тем не менее, они обозначены в документе, что уже очень важно. Это очень смелый и откровенный документ, чем он мне также нравится. Рад, что такие документы появляются.
Вообще, как мне кажется, года четыре назад мы вступили в новую эпоху взаимоотношений внутри Церкви – как взаимоотношений духовенства и мирян, так и отношений внутри, если можно так сказать, "мирянского сословия". Мы находимся в некоем новом состоянии: духовные вопросы вдруг начинают очень жгуче обсуждаться. Порой они обсуждаются в связи с внешней политической ситуацией – например, скандалом с "пусями" или в связи с принятием закона об иностранном усыновлении. Внешние, вроде бы, явления и ситуации находят отражение в церковной дискуссии и переходят в обсуждение богословских проблем, вопросов церковного устройства, реакции Церкви на те или иные политические события. Еще совсем недавно этого не было, а если и было, то находилось в зачаточном состоянии.
И вот интерес к духовной жизни, развивающийся на фоне достаточно мощного медийного прессинга на Церковь, свидетельствует о том, что Церковь жива и своим существованием сопротивляется давлению тоталитарного секуляризма, который через СМИ жестко на нас наступает.
Какое положение проекта особенно привлекло Ваше внимание?
− Не то что бы привлекло внимание, но вот с чем я согласен и на чем я бы настаивал: считаю, что нельзя отделять исповедь от причастия. Это моя давняя позиция. При этом я понимаю, конечно, что если мы причащаемся раз в неделю по воскресеньям, а иногда, в связи с какими-то праздниками, и чаще, − бывает, что со времени приобщения Святых Таин проходит всего три дня – не всегда есть необходимость в глубокой и подробной исповеди, и тогда исповедь может становиться формальной. Я это знаю, в том числе из собственной практики, из практики моей семьи. Бывает, приходишь, батюшка епитрахиль накидывает: "Ну что, ничего не стряслось, все нормально? Ну, тогда иди". Фактически получается, что если я исповедовался три дня назад, то на этот раз подхожу к священнику просто за благословением причаститься. И священник благословение дает.
Казалось бы, в такой ситуации можно было бы вообще избегать исповеди – она и не нужна в данный момент. Однако мне кажется, что если отодвинуть Таинства исповеди и причастия одно от другого, то это все равно, так или иначе, негативно скажется на моем духовном состоянии. Человек слаб, и какая-то регламентация, какое-то внешнее побуждение к самоанализу и покаянию бывают необходимы.
Порой говорят: "Зачем это надо? Мы все самостоятельные люди. Христианин сам принимает решение, у него есть свобода воли". Ну да, не возразишь. Но мы слабы, и нам нужна помощь, в том числе и такая. Вообще, не будем забывать, что Церковь нам дана в помощь и поддержку.
Христианин может оказаться в ситуации, когда рядом нет церкви, нет священника – например, сидит он в одиночной камере или яме в плену – но от этого он не перестает быть христианином. Остается он сам, его помыслы, его молитва. Есть у него шанс ко спасению? Есть, безусловно, даже если он лишен церковного общения в силу экстремальной ситуации, в которой находится. Но в обыденной повседневной жизни эти костыльки, которые нас поддерживают, необходимы. И мне кажется, что если у нас сложилась традиция связки исповеди с причастием, не надо ее рушить. Опять-таки, пускай духовник решает в том или ином конкретном случае или даже сам человек примет решение, но с благословения. Я знаю случай, когда женщина после длительного тюремного заключения исповедовалась с перерывами в течение трёх дней, видел, когда исповедовавшийся в голос кричал о своих грехах, стоя на коленях перед Евангелием и Крестом, а священник отходил в сторону, чтобы не мешать ему каяться... Разве всё уложишь в одну канву?
Думаю, не следует разводить во времени эти два Таинства. Иногда даже удивляет, почему мои либерально настроенные братья и сестры так настойчиво требуют, чтоб причастие не было связано с исповедью...
Ну, может быть, они руководствуются соображением "быть как все". Мол, в других Церквах есть такое...
− Это слабый довод. Хотелось бы, чтоб они объяснили свой мотив, внутренний свой посыл: что их беспокоит внутри, чем им это мешает? Почему они так настойчивы в этом вопросе? Они хотят совсем упразднить Таинство исповеди? Или всё же нет? А если всё же Исповедь и Евхаристия будут разъединены, то следующим шагом будет разъединение Таинств Крещения и Миропомазания?
Я не вижу никакой жгучей необходимости, которая оправдывала бы слом этой традиции.
Есть очень интересная статья у известного церковного историка Алексея Беглова о причастии. Он собирал материалы о том, как причащались до революции и в разные периоды советской власти. Год назад он интервьюировал меня, заставив вспоминать, как и насколько часто мы приступали к Святым Таинам в семидесятые-восьмидесятые годы. Благодаря этой беседе, я неожиданно понял, что за 30-40 лет практика заметно поменялась. В 70-е годы мы причащались в среднем около пяти-шести раз в году. Такая была практика, и мы считали, что это довольно часто по сравнению с обычаями синодального периода.
Один из моих прадедов оставил мемуары о своей учебе в семинарии (в конце XIX века) и о церковных порядках на Алтае, где они тогда жили. Он тщательно описывает, как подростком причащался один раз в год на Пасху. Перед этим он вместе с другими детьми и взрослыми неделю говел, готовился, читал Евангелие. Он воспитывался в религиозной, неравнодушной к вере семье. Это была целая история: неделя сосредоточения, когда он даже не играл с мальчишками. Эта его Евхаристия становилась центром всего года.
Это была другая жизнь, другая практика. А мы в семидесятые-восьмидесятые годы прошлого века причащались в среднем раз в квартал. Но чтобы так, как сейчас, – практически каждое воскресенье – конечно, не было. Произошли большие изменения, и религиозная жизнь становится более интенсивной. Она требует больших душевных и духовных затрат. Предполагаю, что появление данного документа отчасти вызвано еще и этим обстоятельством.
На мой взгляд, обнародованный проект, прежде всего, предлагает христианину задуматься о себе самом: кто ты в Церкви, как ты живешь в Церкви. Это не закон, который вдруг свалится нам на голову, отчего церковная публика начнет сразу ёжиться и иголки выпускать: "А, опять нам что-то навязывают. Хотим жить по своей воле и своим разумением".
"Вброс" таких важных тем для обсуждения − это приглашение к широкой соборной дискуссии.
При подготовке к причастию многие руководствуются "устными преданиями"
Маргарита Нелюбова, руководитель программы "Круглый стол по религиозному образованию и диаконии (социальному служению) в Русской Православной Церкви"
Нужен ли, по Вашему мнению, документ, регламентирующий такой достаточно внутренний процесс, как подготовка к Причастию?
− Я считаю, он очень нужен, потому что паству нашей Церкви составляют сейчас люди с разной степенью воцерковленности: кто-то только входит в церковную жизнь, кто-то имеет уже большой опыт. Для новоначальных особенно важно получить информацию, как правильно подготовиться к причастию. Да и многие люди, считающие себя воцерковленными, имеют по факту самую разную степень информированности о том, что правильно, а что нет. Даже у тех, кто, можно сказать, родился и вырос в Церкви, бывает много недоумений и вопросов, которые требуют прояснения. Многие обычаи и практики в этой сфере у нас остаются на уровне устного предания и передаются от родителей к детям, а значит, возможны какие-то индивидуальные личные толкования. А как правильно, как принято в Церкви, я думаю, должно быть разъяснено в такого рода документе.
Уверена, документ о подготовке к причастию нужен и, насколько возможно, детальный.
На Ваш взгляд, не следовало бы представленный ныне на обсуждение проект сделать еще более подробным? Может быть, стоит расширить справку, включив в нее не только исторические сведения, но и обзор практик других Поместных Церквей?
− Считаю очень важным дополнение концептуальных положений документа историческим обзором. Столь детальная справка, как предлагается в этом документе, объясняет происхождение и становление некоторых традиций и правил, принятых сейчас в Русской Православной Церкви, хорошо их обосновывает. Важно, что здесь есть ссылки на каноны и на правила Соборов. Что касается практики, существующей сейчас в других Церквах, не думаю, что ее обзор следовало включать в документ, потому что разрабатывается он для нашей Церкви. Для чего сопоставлять и противопоставлять традиции разных Церквей − например, Элладской и других, где исповедь отделена от причастия, и нашей? Чтобы вызвать еще одну дискуссию и подтолкнуть людей к рассуждениям, а не поменять ли нашу нынешнюю традицию? Мне кажется, это будет не очень продуктивно.
У нас есть своя традиция, в корне менять которую, думаю, будет неправильно. Да и многие люди все-таки не готовы поменять ее на те правила, которые существуют в других Поместных Церквах. Возможно, имело бы смысл составить отдельную информационную статью, которая для людей интересующихся пояснила бы, какие традиции есть в других Церквах, но в сам документ такой обзор я бы не стала включать.
При этом, повторюсь, историческая справка здесь очень уместна: она объясняет практику, существующую в нашей Церкви, и показывает, как на протяжении веков она развивалась.
Имеет ли обсуждаемый документ важное значение для мирян, или это все-таки, скорее, некое руководство для священнослужителей?
− В своем нынешнем виде документ "О подготовке ко Святому Причащению" важен не только для священнослужителей: он подробно поясняет существующую практику зачастую именно с точки зрения подготовки не духовенства, а мирян. Документ имеет общецерковное значение и важен для всей церковной полноты.
Очень хорошо, что началось столь широкое обсуждение проекта этого документа. Поступившие комментарии позволят его доработать. С моей точки зрения, было бы правильным подробней рассмотреть вот какой вопрос. В документе хорошо освещен вопрос о причащении на Светлой седмице. Действительно, практика в разных храмах у нас порой сильно различается: где-то в эти дни причащают, где-то – нет. Но хотелось бы также увидеть разъяснения для людей, причащающихся за ночной Пасхальной службой. В некоторых храмах можно услышать: "На Пасху маленьких детей причастим, а взрослых не будем". А есть храмы, где вся община, весь приход причащается, что мне кажется, правильно. В этот документ, по-моему, стоило бы добавить уточнения того, как говеть перед причащением на Пасхальной службе. От прихожан храма, куда я хожу и где причащаюсь на Пасху, я слышала очень много вопросов по этому поводу. Люди спрашивают: "А как же быть? Мы причастились бы, но поужинали, прежде чем идти в храм. Можно или нельзя теперь причащаться? А что, целые сутки нельзя было ни есть, ни пить?" Вот на этот счет нужны пояснения.
А какие еще вопросы, на Ваш взгляд, можно было бы более конкретно осветить? Например, различные суждения можно услышать про евхаристический пост и подготовку к Причастию детей...
− В документе сказано, что до трех лет ребенок может не соблюдать евхаристический пост, а потом, к семи годам, когда он начинает исповедоваться, необходимо, чтобы он как-то привыкал к общим существующим правилам, к тому, чтобы с полуночи ничего не кушать и читать некоторое молитвенное правило.
Хороший комментарий по этому вопросу дал протоиерей Николай Соколов, который, в частности, описал, как это было принято в семье его родителей. Многие знают, что это семья очень воцерковленная и в некотором смысле могла бы быть примером для других. Отец Николай говорил о том, как детей постепенно приучали к подготовительному правилу и не давили на них. Это очень важно, особенно если учитывать, что у нас причащаются дети из разных семей и разной степени воцерковленности. Бывает и так, что ребенок ходит в храм, а родители не ходят. Поэтому, думаю, можно более либерально подходить к тому, какие молитвенные правила ребенок должен непременно вычитывать перед причастием.
Есть еще один вопрос, который кажется мне немаловажным и даже злободневным. Порой в храмах можно увидеть такую картину: маленького ребенка подводят к Чаше, а он сопротивляется, кричит, вырывается. Это может происходить по разным причинам. Бывает, ребенка редко водят в храм и ему страшно в непривычной обстановке, но бывает и так, что подобным образом ведет себя и ребенок, которого каждое воскресенье приводят или приносят в храм. Для родителей это очень серьезное испытание и повод для огорчения. Как священнику в этом случае быть, причащать ли сопротивляющегося ребенка? Священники реагируют по-разному: кто-то предлагает сначала научить малыша вести себя в храме, чтобы он спокойно подходил к Чаше, а кто-то говорит: "Если вы, родители, готовы крепко его держать, чтобы он Чашу не перевернул, то я готов его причастить". Думаю, и по этому поводу можно было бы предложить подробные экспликации.
Документ весьма бурно обсуждается в интернете. И со стороны некоторых комментаторов порой раздаются обвинения, мол, документ слишком схоластичен и к жизни не очень-то применим, да и вообще нельзя живую церковную жизнь загнать в рамки. Что бы Вы могли сказать по этому поводу?
− Я не заметила в этом документе попыток загнать кого-то в жесткие рамки – скорее наоборот, вижу здесь некий либеральный тренд – некоторые вещи документ определяет очень мягко. В основном же этот проект представляет собой описание и прояснение уже существующих традиций и правил, причем о некоторых из них не все верующие знают, как, например, о минимальном шестичасовом евхаристическом посте для отдельных случаев.
На мой взгляд, важно, что здесь упоминается и об освобождении от евхаристического поста для людей, которые должны непременно принимать лекарства по медицинским показаниям. Известно о нескольких печальных случаях, когда человек переусердствовав, не принял вовремя лекарства из-за того, что ему нужно было причащаться.
Надеюсь, что широкое обсуждение документа позволит также искоренить некоторые предрассудки и ложные стереотипы, которые, к сожалению, существуют в отношении самого главного церковного Таинства и не соответствуют вероучению Церкви.
Единственным и достаточным основанием для причащения должно быть крещение в Православной Церкви
Юрий Белановский, руководитель добровольческого движения "Даниловцы"
Насколько для Вас актуальна тема, рассматриваемая в документе?
На мой взгляд, к теме нужно подходить, исходя не из канонического права (в ход идут толкования на толкования − спор будет бесконечным), а исходя из некоторых принципиальных и понятных (во всяком случае для меня) вещей. Как бы то ни было в прошлые века, сегодня, я думаю, ситуация преимущественно такова.
При этом надо признать, что, за исключением христиан, совершивших смертные грехи, для остальных единственным и достаточным основанием для причащения служит крещение в Православной Церкви. Никак по другому этот вопрос с богословской точки зрения не может быть решен. Тут вполне можно вслед за протоиереем Николаем Афанасьевым сказать, что люди крестятся, чтобы причащаться и причащаются, потому что крещены. Тема причастия − это целиком и полностью тема совести и ответственности христианина.
В проекте документа говорится, что "определяемые духовником требования подготовки ко Святому Причащению зависят от частоты приобщения Святых Таин и духовно-нравственного состояния верующего"...
− Из Евангелия со всей очевидностью ясно, что каждый ученик Христов сам ответственен за отношения с Богом, в том числе и за причащение Тела и Крови Господа. На Суде каждый предстанет сам и даст ответ. Христианство не знает посредников. Есть церковная иерархия – те, кто является примером, кто предстоит в богослужебных собраниях, кто учит вере и благочестию, кто управляет жизнью общины. Но иерархия не имеет право собственности на Господа Иисуса Христа. Христос всем Господин в равной мере и Сам принимает в Свое общение "и добрых, и злых".
Однако особенность нашего времени такова, что крещение перестало быть самодостаточным гарантом искренности веры человека, правильности веры и принадлежности человека к церкви. Крещение стало формальностью и для Церкви и для желающих креститься. Декларируемая важность крещения, декларируемое "рождение водою и Духом" ничего не значат в контексте причастия. Для допуска выставляются иные требования. Мы имеем дело с парадоксальной ситуацией, в которую себя втянула Русская Церковь в постсоветские годы. Невозможно отказаться от признания в крещении Таинства вхождения в Церковь, но и признать его достаточным гарантом церковности тоже невозможно из-за неподготовленного безответственного (и со стороны Церкви, и со стороны крещаемых) крещения 80 процентов населения страны. Крещеные церковны, но в тоже время нецерковны. Невозможно знать, насколько свободным, самостоятельным было решение, и невозможно знать о вере и нравственной жизни крещеного.
Сегодня в Церкви есть только одно фиксированное, формально и дисциплинарно оформленное членство − это клирики. Позиция клирика большей частью ответственна. Поэтому к ним сказанное выше о личной ответственности верующего за его отношения с Богом применяется в полноте вне зависимости от их разногласий по вероучительным вопросам и вне зависимости от личной нравственной жизни (исключая тему смертных грехов). И это правильно. Так и должно быть.
Неправильно и необъяснимо расслоение христиан на клириков − полноценных христиан и мирян − неполноценных.
Клирики вместо предстоятелей и раздающих причастие христианам (братьям и сестрам во Христе) превратились в охранителей и допускателей ко Христу, ибо у них до конца нет и не может быть формальных оснований признать в приходящих в храм людях полноценных христиан. Доверие почему-то невозможно. Получается, что клирики как полноценные живут в пространстве презумпции невиновности и взаимного доверия, а миряне в пространстве презумпции вины и постоянного недоверия. Христианская совесть мирян должна поверяться стоящим над ними клириком. Евангелия и личной ответственности христиан недостаточно.
Отсюда появляется столь важный для наших дней акцент на исповеди и формальной дисциплине − по сути, личном контроле приходящих к Чаше. Только в исповеди недостаток крещения (безответственность Церкви) и недоверие можно компенсировать уверенностью, что человек находится в допустимых нравственных и вероучительных рамках. В итоге безответственность церкви за неподготовленное и формальное крещение перекладывается на неполноценных христиан через условия допуска к причастию.
Все это вполне можно понять и одобрить как охранительную временную меру, если бы не отсутствие педагогики, направленной на воспитание христиан, и если бы не обратный психологический эффект, превращающий охранительную дисциплину в средство власти и манипуляции над прихожанами.
На чем, по Вашему мнению, следует особенно заострить внимание в документе?
− Главный вопрос соборного документа, по-моему, должен быть в признании ошибки профанации крещения и взятие ответственности за формально крещенный народ (именно целый народ!) через обозначение переходного периода к нормальной ответственной самостоятельной жизни христиан, в том числе и через пояснения к теме причастия. Таким образом документ должен не просто констатировать современную или былую практику, но и признавать ошибки прошлого и очерчивать идеал, к которому надо прийти, и говорить о шагах, промежуточных формах и степенях, выраженных в разных формах общинной жизни. Главное − необходимо акцентировать внимание на личной ответственности христиан и их свободе. В частности, в этом контексте тема месячных у женщины вообще не имеет значения, ибо не имеет никакого нравственного и богословского измерения. Кто хочет пусть блюдет гигиенические каноны прошлого, за которые даже не полагается наказаний, кто хочет − пусть не блюдет.
Принятие Святых Тела и Крови Господних – не рядовое событие
Андрей Рогозянский, православный публицист
Какое впечатление произвёл проект "О подготовке к Святому Причащению"? Насколько, на Ваш взгляд мирянина и прихожанина, документ можно считать актуальным, живым?
В целом документы Межсоборного присутствия следуют за значимыми и обсуждаемыми темами. Евхаристия – точка, в которой фокусируется церковное сознание. Поэтому естественно и понятно, что затрагивается тема подготовки к Святому Причащению. Другое дело, я не вполне уверен, что детальная кодификация будет играть здесь положительную роль. Безусловно, необходимо исправить некоторые странности – такие, как обычай в некоторых провинциальных храмах не причащать прихожан в Пасхальную ночь и на Светлую седмицу. В остальном мне лично даже нравится, что священники на приходах исповедуют и дают благословение на причащение с разной степенью строгости. Кажется, что церковный народ к этому приноровился и знает, когда и как пройти ко Святой Чаше по "зелёному коридору" и когда, наоборот, требуется, может быть, сходить на исповедь, подумать, ещё собраться с мыслями, чтобы на следующий раз приступить. Бывает, сам чувствуешь, что тебе нужен более строгая "ревизия", иногда даже просишь для себя епитимью.
Остаются сложности с людьми, редко посещающими храм, либо священник в незнакомом месте может тебя по какому-нибудь поводу неожиданно не допустить. На это я обычно стараюсь смотреть с пониманием и с долей самоиронии. Всегда полагалось думать, что подобные сюрпризы благословенны, просто необходимо проявить терпение и способность извлекать уроки. Принятие Святых Тела и Крови Господних – это не рядовое событие, и когда к нему привыкаешь, целительно бывает получить на исповеди "от ворот поворот", чтобы, постояв в сторонке, посмотрев на причащающихся, отойти немного от самонадеянности.
В данном случае, подчёркиваю, я рассматриваю тему как мирянин, исходя из собственных впечатлений.
Приведение к единому порядку, к единому мнению относительно практики Причащения, которое Вы назвали кодификацией, для рядового верующего насколько важно?
− Есть, я думаю, определённый соблазн: напрячь интеллектуальные ресурсы Церкви и по разным вопросам придумать самое лучшее, самое правильное расписание церковной жизни, рассмотрев максимум ситуаций, оговорив все подробности и исключения из правил. К счастью, составители документа не шли по упомянутому пути, а немного беллетризовали его содержание. Зато в нем осталось место христианскому чувству и общим катехизическим сведениям. Это скорей хорошо, по моему представлению.
Некоторым такой подход Комиссии не нравится, они бы предпочли видеть более чёткий разбор спорных пунктов. Не знаю, маловероятно, чтобы удалось устроить окончательный арбитраж хотя бы по дискутируемому "посту в субботу" и 64-му Апостольскому правилу. Спорящие стороны приводят каждая свои аргументы и при них, очевидно, останутся. Поэтому итоговая форма будет, по всей видимости, носить общеукрепляющий характер. Ещё раз повторюсь, что рационализовать, детализировать то, чем живёт Церковь, означает в значительной мере выхолостить содержание. Этого, по большому счету, не получается реализовать даже в бизнесе, хотя на предприятии действуют формальный бизнес-план, бухгалтерия и т. д. Тем более рационализация и кодификация всего и вся плохо подходит, например, семье. Супруги не могут все расписать по пунктам и свести взаимоотношения к исполнению плана. Ну, и церковная практика – это также живой процесс, проблематично относиться к ней как к чему-то препарируемому.
Православие – оно немножечко детское, и допускает, что вещи идут, как идут, не совсем педантично и единообразно, по поговорке: "У Бога всего много". Кто-то, может быть, предпочитает остричь это в английский парк, иметь дело с более регулярными формами. Но вот католики в свое время пошли по пути кодификации всего: богословия, канонического права, пастырской практики. Я сужу по немного другой, более знакомой мне области брачного права. Там это выглядит, прямо скажем, "не очень": различение степеней брака – законная, одобренная, завершенная, незавершенная – заставляющие клириков влезать в подробности отношений, исполненный юридизма порядок расторжения брачного союза под видами его недействительности, масса оговорок о похитителях невест и о вдовцах-убийцах... Понятно, что Католическая Церковь в средневековье долгое время замещала светскую юриспруденцию, ведала династическими связями, наследованием, из-за чего была вынуждена выработать соответствующий правовой аппарат. Но так или иначе излишняя детализация до добра не доводит, как видно хотя бы из постоянного возвращения католических иерархов, вплоть до Папы, к пресловутому "презервативному вопросу". Не зря в православной традиции мы все же привыкли покрывать некоторые темы благоразумным умолчанием.
И к практике подготовке к Таинствам, участия в Таинствах православного христианина это также, безусловно, имеет касательство.
Что в представленном проекте Вам кажется наиболее принципиальным и важным?
− Мне кажется, что этот документ, вне зависимости от того, как он написан, попадает в число горячих тем, вместе с другими документами, например, по богослужебному языку. Поэтому ход и исход обсуждения его наверняка будут сложными.
В последнее время помимо нашей воли сложилась такая... тупиковая с точки зрения всякого обсуждения ситуация, когда ни один самый частный, локальный вопрос не может рассматриваться в своем частном, локальном значении. В церковном сознании утвердились устойчивые цепочки или связки позиций по разным аспектам − от миссионерства до богослужения и благочестия христианина, так что при упоминании одного аспекта тут же всплывают соседние, связанные с ним. Полемика в результате моментально экстерриториализируется, в ней появляется привкус политики, идеологии. Вот по отношению к теме о Причащении такой повышенный идеологический фон и градус обеспечивается концепцией так называемого Евхаристического возрождения.
Я не хочу сейчас об этом подробно говорить, многие весьма достойные люди, в том числе пастыри, в течение ХХ века и ныне утверждали необходимость более частого Причащения. Порой же это перетекает в слегка фантастические формы, когда более частое принятие Святых Таин рассматривается не как цель, а как чудодейственное средство решения разнообразных церковных вопросов. С переходом к более частому причащению якобы начинается духовный рост, активизируются все процессы и исправляются недостатки. В частности, давняя наболевшая проблема создания крепкой, сплоченной приходской общины связывается с этим. Вот в чем, по сути, заключается на сей день концепция Евхаристического возрождения.
Насколько оправданны, жизненны подобные надежды и ожидания – вопрос открытый. До сих пор нельзя было видеть, чтобы человек, причащающийся часто, по разу в неделю, отличался в какую-то сторону. Вспомним еще известные примеры общин, собравшихся вокруг идей Евхаристического возрождения и известных проповедников; с кончиной своих лидеров они переживали регресс. Я бы сказал, что все это наводит на мысли о том, что конституирующим принципом для общины остается более "апостоличность", нежели "евхаристичность". Но, тем не менее, в Русской Православной Церкви сегодня это одно из нередко высказываемых чаяний – открыть дорогу новому пониманию роли Евхаристии и попробовать поэкспериментировать на данном поле.
Документ "О подготовке к Святому Причащению", таким образом, предстаёт в несколько ином дополнительном качестве – как своего рода семафорный сигнал, который либо укажет движение в сторону реализации комплекса идей Евхаристического возрождения, либо оставит локомотив двигаться по прежней колее.
Тогда какого результата Вам бы лично хотелось?
− Педагогически душа должна отметить для себя момент Причащения, почувствовать его серьёзность. В жизненном ритме верующего накануне принятия Святынь должно, однозначно, произойти изменение. Привычный бег должен остановиться, должно возникнуть сперва напряженное ожидание, которое затем разрешается в Евхаристии. Это понятно.
Думаю, Евхаристия действенна в сочетании с другими традиционными церковными педагогико-аскетическими средствами. Причащение Святых Таин, как мы видим по житиям святых, – это венец предшествующих трудов, молитв, пощений и покаяния христианина. Поэтому проявившийся минимализм представлений о подготовке к Причастию – сокращение постов, отмена обязательной исповеди и прочего – при всей формальной риторике в пользу частого приступания к Чаше смотрится упрощением. Не думаю, чтоб воздержания или покаяния было "достаточно" или "слишком много" в жизни современного христианина.
Если бы движение за Евхаристическое возрождение смогло преодолеть тяготение к приспособлению, воспитать тип собранно живущего верующего, еженедельно приобщающегося Тела и Крови Христовой, то, возможно, это имело бы интересные результаты.
Для меня как прихожанки это не документ прямого действия
Наталия Лосева, журналист, медиаменеджер
Насколько документ для Вас живой? Он нечто абстрактное или конкретный и важный для повседневной церковной практики?
− Мне было интересно почитать его как всякую попытку систематизации, обобщения разрозненного и структурированного (для меня) опыта. Во всяком случае, появилось желание достать с дальних полок книги по истории Церкви и деяниям Соборов и, что называется, погрузиться в контекст. Это если абстрагироваться. А для меня как прихожанки обсуждаемый проект − очевидно не документ прямого действия.
Вам как рядовой верующей нужен этот документ?
− Для теоретического понимания. Мне кажется, он в первую очередь адресован клирикам − тем, кто может, опираясь на него, но при этом не ради формализма, а понимая и чувствуя обстоятельства каждого из паствы, выстроить духовную жизнь и их взаимоотношения с та̀инственной частью церковной жизни. Как любой регулирующий документ он опасен в том смысле, что христианин слишком буквально, слишком жестко применит к себе вот эти "граммы". Или молодой батюшка-максималист. Или энергичная, "принимающая решения" жена.
А если нужен документ, то каким он должен быть? Более развернутым? Или схоластически-схематичным?
− Наверное, более развернутым, с бо̀льшим количеством отсылок к Евангелию, святоотеческим материалам, истории. Но, повторюсь, его главные получатели – клирики, а не прихожане.
Что Вам как прихожанке необходимо знать о причастии и подготовке к нему?
− Как и любому христианину, наверное, мне важно знать, где та мера готовности души и сердца, которая исчисляется не только в количестве прочитанных канонов и акафистов и числе постных дней, где лежит та радость соПричастия, та ее благодать и сила, которая точно не в менеджерском плане необходимых действий. Ну и если совсем на частном уровне, то я очень боюсь послаблений.
Источник: "Портал Приходы "