Что такое постсоветский ваххабизм, и отличается ли он чем-то от саудовского? Почему мигранты из Средней Азии становятся адептами радикал-исламистских организаций? В каком состоянии сейчас находится традиционный ислам среднеазиатских республик? На эти вопросы специально для ИА REGNUM ответил ученый-востоковед
Бахтияр Бабаджанов, ведущий научный сотрудник Института востоковедения АН Узбекистана.
ИА REGNUM: Мы часто называем часть мусульман "ваххабитами" и говорим о "ваххабизме". Создается впечатление, что большинство тех, кто использует эти термины, либо даже те, кто называет себя "ваххабитами", по-разному понимают его. Ваш комментарий.
Движение "ваххабийа" – эпоним от имени основателя Мухаммада ибн 'Абд ал-Ваххаба, идеология которого была крайним ригористическим проявлением ханбалитского мазхаба ислама. После того как ваххабизм стал идеологией Саудовской Аравии, произошло его "огосударствление". Политический, ритуальный нигилизм и максимализм ваххабитов смягчились, а их идеология фактически вернулась в рамки ханбалитского мазхаба. Поэтому нельзя прямо отождествлять идеологию современной Саудовской Аравии с тем "ваххабизмом", который со второй половины XIX века имеет хождение в среде улемов бывшей Российской империи и используется чаще всего как обвинительный ярлык. Но этот термин у нас утвердился, и мы (в том числе и специалисты) вынуждены его использовать.
Выделю два основных постулата раннего ваххабизма. Во-первых, призыв Ибн 'Абд ал-Ваххаба вернуться к единобожию (таухид). Таухид предполагал отказ от массы обычаев и обрядов, появившихся в исламе после смерти Пророка и которые ваххабиты считали недопустимыми ритуальными новшествами – бидъа и грехом – ширк. Например, бидъа и ширком были объявлены поклонение могилам святых или близких родственников (зийарат), суфийская ритуальная практика (нафила), празднование дня рождения Пророка, и праздники вроде Навруза. Крайний экстремизм в борьбе ваххабитов с этими "новшествами", и обвинения остальных мусульман в отступничестве, стали для всего исламского мира символичными. Однако эти ритуалы в суннитском исламе считаются легитимными. Отсюда – конфликты с идеологией "пришельцев".
Критика ваххабитами существующего ислама пришлась на период стагнации и кризиса мусульманских сообществ. Ее подхватили богословы других мазхабов. Даже некоторые суфии призывали "вернуться к религии времени Пророка". В Российской империи призыв к очищению ислама был подхвачен реформаторами – джадидистами (от арабского джадид – новый). Джадидисты ратовали за новые виды мусульманского образования, реформы при заимствованиях технических новшеств и политических систем у европейцев и русских. В отличие от ваххабитов, джадидисты были более лояльны к "неверным", но в плане богословской и рациональной аргументации почти ничем не отличались от ваххабитов. Консервативная же часть богословов критиковала и ваххабитов, и джадидистов. Во всяком случае, хор голосов и взаимная критика были чрезвычайно многосложными, и иногда кажется, что идеи кочевали из одного лагеря в другой почти буквально, хотя обретали разные толкования.
Самый больной вопрос в "нашем" ваххабизме – это вопрос джихада. "Наши" ваххабиты понимают его слишком узко, а на Кавказе этот джихад сомкнулся с традицией абречества. Ваххабиты отстаивают возможность существования "чистого ислама" только в разных видах теократического государства, например, в форме "халифата" – этой абстрагированной и мало проясненной религиозно-политической системы. Эти отвлеченные от нынешних реалий цели сопровождаются резким отчуждением от "неверных", крайней нетерпимостью к ним.
Сегодня постсоветский ваххабизм занял свою нишу в геополитическом противостоянии и стал средством скрытой борьбы против политических противников. Рядовые ваххабиты могут участвовать в этой "большой игре" не понимая того, что в большинстве случаев, служат интересам "неверных". Однако их лидеры принимают, чаще всего, правила "большой игры" сознательно, пытаясь вести свою собственную игру, не забывая и о материальных вознаграждениях, поскольку "борьба" хорошо финансируется и крайне сложно в ней проверить – как используются поступающие средства.
ИА REGNUM: Представители каких социальных слоев Узбекистана чаще всего оказываются носителями идей (ваххабизма, Хизб ут-Тахрир, Таблиги джамаат)? Почему некоторые граждане Узбекистана предпочитают джамааты исламистов исламу своих отцов и дедов?
Эти и подобные организации появились в момент развала СССР, когда явно обозначились кризис прежней идеологии и оживление религиозности среди всех жителей бывшего Советского Союза. Зарубежные проповедники утверждали, что они и только они являются носителями "чистого ислама", знают пути возвращения к нему мусульман, указывали даже способы преодоления проблем, появившихся сразу после развала СССР и т.д. Сейчас ясно, что наплыв такого рода организаций – часть целенаправленной и единой акции. В свое время режиссеры этой акции видели в советских мусульманах самую дискриминируемую группу населения и ожидали их выступления против власти. В самом начале 90-х годов среди завербованных в ту же Хизб ут-Тахрир преобладали склонные к религиозности интеллигенты среднего класса. Это был целенаправленный выбор. Такие люди способствовали расширению организации, поскольку могли обращаться к "местной аудитории" на понятном ей языке, и могли завлечь в ряды Хизб ут-Тахрир большое количество людей. На втором этапе (середина 90-х XX века) в ячейки той же Хизб ут-Тахрир стали вовлекаться молодые люди из самых разных слоев населения. Прибавьте к этому крайне сложные экономические проблемы и, как следствие, накопление социального неблагополучия и рост конфликтного потенциала. В большинстве стран Средней Азии эти проблемы не решены и вряд ли будут решены в ближайшее время. Бедность – не есть прямая причина появления такого рода организаций, но ее влияние на рост такого рода организаций не оспаривает никто. Основная питательная среда для той же Хизб ут-Тахрир или Таблиги джамаат – выходцы из провинции и "люди с обочины". Эти люди по разным причинам оказались отчужденными от экономических ресурсов, образовательных программ, не имеют работы, вынуждены искать ее за пределами своих стран.
Теперь по поводу "религии отцов и дедов". Чтобы ей "изменить", нужно хотя бы иметь о ней представление. В советское время возможности получить такие знания легально были небольшими, если не говорить о каких-то повседневных традициях и простых ритуалах в семьях. С другой стороны, имамы в мечетях сами не были готовы к такому почти повальному религиозному возрождению. А упомянутые лидеры религиозно-политических групп (РПГ) пользуются недовольством и проблемами неофитов, и пытаются скорее стимулировать их политические порывы, нежели привить им полноценные религиозные знания. Так что искать один единственный ответ на то, что молодежь все реже проявляет приверженность к исламу в его патриархальных и консервативных формах, некорректно. Они – люди другой эпохи, какими бы маргинальными они нам не казались бы.
В вышеупомянутых явлениях я усматриваю некие признаки кризиса консервативного ислама. Остановить этот кризис едва ли удастся. Кроме того, управляемая, подспудная или стихийная реформа религии – часть политических процессов. И потом, исламизация – это часть общемировых процессов, со всеми его сложными причинно-следственными связями, конкретными геополитическими раскладами сил и так далее. И хотим мы того или нет, исламизация не может происходить на основе "религии отцов", поскольку консервативные и старые формы религии к реформации не способны. Хотя именно в консервативных формах ислама, я полагаю, заложен серьезный потенциал к адаптациям и политическому конформизму. Именно этот фактор привлекает современных политических лидеров, особенно в регионе Средней Азии, которые инициируют государственную поддержку традициям консервативного ислама.
ИА REGNUM: Вопрос – о секте " Хизб-ут Тахрир" (ХТ). Идеологию этой организации считают религией большинства мигрантов из Узбекистана, которые работают в России. Мигранты оказываются под влиянием идей ХТ в России или еще у себя, на родине? И как этот процесс происходит?
По моим данным, под влияние ХТ большинство этих людей (преимущественно молодых) попадают не в Узбекистане, а именно в России. ХТ – это международная организация, располагающая немалыми ресурсами, с огромным опытом вовлечения в свои ряды неофитов. Вы знаете, в последнее десятилетие они появились на Украине, Белоруссии, даже в Прибалтике. Они сознательно ищут слабые звенья общества и бреши в идеологических ориентациях маргинальных социальных сетей. Создается впечатление, что ХТ сумело найти такого рода бреши в сознании мигрантов.
Главная проблема мигрантов – психологический и правовой дискомфорт. Не все из них способны инкорпорироваться в местную среду, а правовые и прочие государственные органы и некоторые граждане России перманентно напоминают им о том, что они – временное и чужеродное "тело". Но деваться мигрантам некуда, на родине для них работы нет. Поэтому они терпят прессинг, дают взятки, изворачиваются, лишь бы остаться в стране, которой их рабочие руки нужны. Кажется, только ХТ и им подобные организации готовы понять и отчасти взять на себя их проблемы. И здесь расчет ХТ оказался верен. Нужно иметь в виду высокую социальность среднеазиатских общин. Мигранты стремятся сблизиться с себе подобными, чаще всего земляками по области, городу, району или кишлаку. ХТ использует их стремление к единению, чтобы вовлечь мигрантов собственными бредовыми идеями. Я говорю об этом на основе своих интервью со многими мигрантами. Сейчас в России предпочитают говорить о мигрантах как о едва ли не проблеме номер один. Самой проблемы никто не оспаривает. Хотя долгое и настойчивое муссирование "вопроса мигрантов" выглядит со стороны как способ отвлечь общественное мнение от более глобальных проблем.
ИА REGNUM: У некоторых российских экспертов сложилось мнение, что "мирные" "Хизб ут-Тахрир" и "Таблиги джамаат" выступают некими прикрытиями для боевиков – джихадистов. Согласны вы с этим мнением?
И да, и нет. Данных о том, что джиахадисты непосредственно связаны с ХТ или таблиговцами у меня нет. Мне кажется ставить вопрос о прямой зависимости пока нет оснований. Но существует другая зависимость, точнее взаимосвязь.
ИА REGNUM: Что вы имеете в виду?
Мне пришлось изучать литературу, документы т.н. Исламского движения Узбекистана (позже – Туркестана) и даже досье некоторых из боевиков этой организации, собранные Вашингтонским офисом Фонда Карнеги. Так же мне удалось изучить публикации так называемых джамаатов из Южного Казахстана. Я убедился, что большинство боевиков – это выходцы из кружков ваххабитов. Среди боевиков ИДУ встречались бывшие члены ХТ и подобных групп и партий. Крайне редко удавалось реконструировать причины их вовлечения в ряды боевиков. Однако я уверен, что самая первичная идеологическая обработка в рядах РПГ стала толчком к тому, чтобы молодой боевик или шахид (шахидка) рвались нацепить на себя пояс шахида или взять в руки автомат. Конечно, я понимаю, что причин вовлечения разных людей в ряды боевых организаций много, но первичную идеологическую подготовку со стороны "даватистов" я бы не стал исключать.
ИА REGNUM: Отразились ли как-нибудь на настроении мусульман Узбекистана война в Сирии и напряжение вокруг Ирана? Как мусульмане республики относятся к нынешним ближневосточным катаклизмам?
Мусульмане понимают, что это часть геополитических столкновений крупных держав. Насколько мне известно, официальные богословы по этим событиям не делали развернутых комментариев. Но в частных беседах выступление оппозиции против официальных властей в арабских странах они называют знакомыми им из старой традиции терминами "фитна", "баги", то есть мятежом, смутой, бунтом. В традиционном исламе всех суннитских мазхабов повиновение (ита'а) правителю считается сакральным предписанием.
Чаще всего богословы ссылаются на Коран (например: "... Повинуйтесь Аллаху, повинуйтесь Посланнику и носителям власти среди вас"; 4: 59), либо хадисы с похожими предписаниями. Конечно, сакральные тексты предъявляют требования и к правителю, которые сводятся к такому обычному понятию как "'Адл/справедливость", а некорректная политика "султана" обозначается термином "зулм/притеснение". Однако большинство мусульманских улемов средневековья говорят не столько о справедливости правителя, сколько о последствиях "бунтов". Как писал один из местных богословов, "вреда от смуты бывает во сто крат больше, чем от притеснений". Именно на эти идеи ссылается большинство местных мусульманских богословов, когда оценивают прецеденты "арабской весны", говоря о том, что сейчас "смута продолжается" и "успокоение общины" наступит нескоро.
Что касается Ирана, то каких-то специальных комментариев событий, связанных с этим государством со стороны богословов в Узбекистане (даже местных шиитов) не заметно. В Таджикистане, насколько я знаю, сочувствующие Ирану богословы есть.
ИА REGNUM: Выход Узбекистана из ОДКБ – важное геополитическое событие в контексте не только республики, но и Центральной Азии в целом. Сказывается ли оно каким-то образом на расстановке сил в исламском поле региона? И чего в этом плане стоит ожидать России?
Рассуждать о геополитических и иных мотивах выхода Узбекистана из ОДКБ я бы предоставил подготовленным политологам. Насколько я знаю, в плане совместной борьбы с угрозами, например, исходящими от террористов, ОДКБ в регионе своей задачи не выполняла.
ИА REGNUM: Есть ли у вас конкретные примеры?
Конечно. Вспомните 1999 год, события в Баткенте, когда в Киргизию прорвались боевики из соседнего Таджикистана. Конкретно, из долины Тавильдара, где вплоть до конца 2001 года функционировал лагерь боевиков ИДУ. Сразу после Баткента, боевики из Тавильдара пытались прорваться в Узбекистан, точнее в Сурхандарью и Ангренские горы. Неоднократные просьбы Ташкента закрыть этот лагерь, либо ликвидировать его при помощи сил ОДКБ, оставались без ответа. В 2003 и в 2004 годах такие же просьбы были адресованы Астане. На юге Казахстана обосновался ряд джамаатов, отделившихся от ИДУ в 2001 году. Весной 2004 года казахстанские джихадисты устроили ряд терактов в Ташкенте. Ответы официальных лиц Казахстана иногда поражали своей наивностью и недальновидностью. Из Астаны отвечали: мол, эти группы не представляют опасности для Казахстана. Такие же натянутые отношения сложились с Бишкеком. ХТ и джамааты юга Киргизии практически легально осуществляли свою деятельность и перевозили свои листовки и литературу в Узбекистан. Бишкек почти не реагировал на просьбы Ташкента, тоже не видя опасности в такого рода группах. Чем это кончилось для Киргизии и Казахстана? Взрывы, расстрелы представителей правоохранительных органов и прочие страшные события. Подобного рода угрозы не имеют границ. Поэтому рискну предположить, что один из мотивов отказа участия Узбекистана в ОДКБ был именно в таких отказах соседей совместно реагировать на угрозы, которые, как теперь оказалось, общие.
Что ожидать от России, для которой ОДКБ важный инструмент в региональной политике в Средней Азии? – наверное, этот вопрос тоже не по адресу. Однако могу предположить, что Россия постарается отстоять свое историческое присутствие в регионе и уже делает это. К каким способам она будет при этом прибегать, сказать трудно. Однако политика, как правило, осуществляется разными способами, а в политическом поле, обычно, руководствуется нормами, далекими от обычных норм этики.
Источник: "REGNUM "