Я приехал в Пакистан в январе 1980 года, всего через несколько недель после того, как Советский Союз ввел свои войска в соседний Афганистан. Я был тогда корреспондентом Радио «Свобода», и мне предстояло информировать советских слушателей о том, что происходило в воюющей стране и о чем умалчивали «Правда» и «Известия». Но я поставил себе и другую задачу: поскольку я давно занимаюсь религиоведением, познакомиться с традициями и обычаями народов Пакистана.
Дело в том, что кроме «моря великого» суннитского и шиитского ислама есть и религии меньшинств, часто очень древние и почтенные. Есть, например, парсы, исповедующие реликтовую веру. Они сохранили, практически без изменений, религию зороастризма. Зороастрийцы поклоняются огню и почитают великого учителя Заратуштру (Зороастра). Зороастризм сохраняется именно у парсов, потомков древних иранцев, которые живут преимущественно в Иране (где их преследуют), в Пакистане (в городе Карачи) и в Индии (в Мумбаи, бывшем Бомбее).
Важным элементом доктрины зороастрийцев, а следовательно, и парсов является представление о том, что мироздание состоит из четырех элементов: воздуха, воды, земли и огня. Из всех элементов огонь обладает особым достоинством и поэтому заслуживает почитания. Поклоняются ему в храмах, которые по-персидски называются «Дар-е мехр» – храм огня.
Один из представителей парсской общины в Карачи Джамшид Пател рассказал журналистам, что в 1980 году, как раз когда я находился в Пакистане, там было около 6 тыс. парсов. Сегодня их только около 2 тыс. человек, почти все они живут в Карачи.
А теперь – о самом одиозном и жутковатом обычае парсов. Он связан со смертью. Непременным заветом зороастризма является то, что четыре элемента нельзя осквернять. Самая страшная форма осквернения – это непосредственное соприкосновение элементов с мертвой плотью – трупом человека или падалью животного. Поэтому мертвых нельзя ни хоронить («осквернение земли»), ни сжигать («осквернение огня и воздуха»), ни бросать в реку или море («осквернение воды»).
А если покойников нельзя ни хоронить, ни сжигать, то что делать? Древние зороастрийцы придумали способ: отдавать трупы на растерзание стервятникам. Это происходит даже сегодня в специальных сооружениях – «дахмах», называемых на урду и хинди также Cheel Ghar («Дома стервятников»). На Западе они известны как «башни молчания» (Towers of Silence) – название, придуманное в 1832 году Робертом Мерфом, переводчиком при британском колониальном правительстве в Индии. «Дахмы» – округлые массивные башни без крыши, центр которых пуст и образует большой колодец. Каменная лестница, ориентированная на восток, ведет к железной двери, которая впускает на округлую платформу, тянущуюся вдоль всей внутренней поверхности стены. Три канала («пави») разделяют платформу на ряды лож, называемых «кеш». На первом располагают тела мужчин, на втором – женщин, на третьем – детей. Когда туда кладется тело, то слетаются стервятники, которые быстро, примерно за один-два часа, пожирают его до костей.
Жуткая подробность: высохшие скелеты остаются на месте, и лишь два раза в год их сбрасывают в колодец. При каждой «дахме» имеется что-то вроде часовни под названием «сагри» (или «сагади»), где скорбящие молятся, в то время как «насасалары» (могильщики) помещают тело на платформе. Часовня состоит из двух залов – открытого, где произносят молитвы, и закрытого, где горит огонь. Джамшид Пател грустно отмечает: «Сейчас больше людей умирает, чем рождается. В самом деле на протяжении последних трех лет в среднем 48 тел были преданы «дахме».
Находясь в Карачи в 1980-е годы, я захотел взглянуть на «дахму», и не без труда, лишь заплатив изрядный «бакшиш», мне удалось убедить таксиста отвести меня туда. «Дахма» находится в середине совершенно запущенного и обильно усеянного сорняками пустыря, через который пролегает узкая проселочная дорожка. Мы остановились на перекрестке Мехмудабадского шоссе (Mehmoodabad Road), тогда пыльной грунтовой дороги, ведущей за город в сторону Синдских тропических лесов, и улицы 1st N St., а потом я еще шел пешком через пустырь.
В это мрачное место, к «дахме» под Карачи, отказываются везти даже таксисты. Фото РИА Новости
На некотором расстоянии от «дахмы» существуют два парсских поселения – Кир Минвала колони и Диншав Авари колони. Это настоящие shanty town – нищенские лагеря из рваных палаток и глинобиных лачуг, где живут беднейшие люди. Мне сказали, что кроме парсов там живут и афганские беженцы, и потомки так называемых «мухаджиров», мусульманских беженцев из Индии 1947 года, которые не смогли устроиться в Пакистане. На самом деле, кто станет еще жить поблизости от «башен молчания»? Впрочем, в других городах Пакистана «дахмы» запрещены. Почти все парсы в Карачи живут в двух других поселениях – Катрак колони и Ноширван колони. Есть и Сопаривала чоулс, где стоят многоэтажные дома.
Но не все парсы – последние из последних в пакистанском обществе. В Карачи есть организация, курирующая их интересы, – «Парси анджуман», то есть «Парсское общество», председателем которой является бизнесмен Байрам Авари. Семья Авари известна во всем Пакистане. Председатель «Анджумана» владеет сетью отелей в Пакистане, Дубае и Канаде.
Мне довелось посетить пивной завод, который экспортирует свою продукцию в Юго-Восточную Азию и имеет лицензию на продажу пива иностранцам-немусульманам, живущим в Пакистане. Завод находится в горной местности Мари (Murree) – курорте, любимом англичанами в эпоху британского колониального владычества. Владельцем этого пивного завода является депутат Маджлиса (парламента) от блока национальных меньшинств Мину Бхандара.
В конце концов есть и парсы, известные во всем мире. Назовем хотя бы дирижера Зубина Мехту и мужа премьер-министра Индии Индиры Ганди – Фероза Ганди. Парсом также является бывший пакистанский посол при ООН Джамшед Маркер (родился в 1922 году), старейший пакистанский дипломат.
А в заключение снова вернемся к теме смерти. Поскольку пакистанское правительство не дает разрешения на строительство новых «дахм», парсы придумали новый способ погребения усопших. Их замуровывают в бетонный блок. Тело умершего кладут в деревянный ящик, а потом заливают жидким бетоном. Когда бетон затвердевает, тело оказывается наглухо и навечно втиснуто в твердую массу и исчезает опасность контакта.
Джованни Бенси – итальянский журналист
Источник: "НГ-Религии"