Толерантность воистину стала богом века сего и общепризнанным лекарством от всех общественных бед. Если в прошедшие века нетерпимость к чужим верованиям, обычаям, образу жизни порождала всяческие конфликты – вплоть до самых тяжелых и кровавых, то с введением терпимости в жизненный канон цивилизованного мира стали расцветать сто цветов, никто не обижен и человечеству задан превосходный образец движения к всеобщему благоустройству.
Оно и можно было бы отчасти согласиться. Вежливость – пусть даже стократ неискренняя – все же лучше искренней грубости. В тяжких испытаниях – например, на войне или в опасном путешествии средь дикой природы – одной вежливостью, понятное дело, не обойдешься, но в комфортабельном городском быту – почему бы и нет?
Сложность только в том, что вежливость даже и в эпоху торжества толерантности носит довольно избирательный характер. Не будем говорить о сегодняшнем дне, когда самые невежливые нападки на Церковь (то, что называется нулевой толерантностью) сделались у особо цивилизованной части российской публики самым что ни на есть хорошим тоном.
Допустим, что тут во всем виновны грехи священноначалия. С этим допущением, однако, не вполне согласуются такие случаи, когда немецкий журнал ставит на обложку карикатуру, которая изображает Папу Римского Бенедикта XVI в негодном виде. Какие такие грехи совершил римский первосвященник, что в рамках всепобеждающей толерантности надо изображать его обделавшимся? В России мы также наблюдали, как Патриарх Алексий II, ни в каких грехах не обвиняемый, получал от продвинутой публики потоки самого грубого хамства.
Семь лет назад в журнальной заметке – прошу прощения за автоцитату – я предлагал читателю проделать мысленный эксперимент. "Возьмем такой текст – "Некоторых, между прочим, очень бесят жиды в телевизоре, бесят в школах, бесят на всяких государственных мероприятиях. И жидовские праздники бесят"... Автор высказывания погибнет в либеральном общественном мнении...
Между тем в приведенном тексте нужно всего лишь поменять аргумент, заменив жида на попа, а жидовский праздник на крестный ход, чтобы получить типовое атеистическое высказывание, в либеральных кругах ничуть не считающееся неприемлемым".
С тех пор такие парадоксы избирательной толерантности стали более распространенными.
Отчасти это может быть связано с тем, что сама по себе дрессировка людей на предмет толерантности не предполагает какой-либо внешней благодатной помощи. Люди не делаются добрее, они делаются более дисциплинированными, но количество зла в душах при этом не уменьшается. Иногда эта диспропорция прорывается в совсем диких и страшных деяниях вроде массовых расстрелов, учиняемых сорвавшимися людьми в кинотеатрах и учебных заведениях. Но чаще работает относительно более мирный механизм, при котором толерантность сочетается со стигматизацией, т. е. с выделением какой-то группы людей, на которых толерантность не распространяется и по отношению к которым – можно.
Такая стигматизация бывает довольно причудлива. Сейчас в цивилизованном мире объектом ее стали, например, курильщики. При том, что в табакокурении нет ничего особенно хорошего, а запах табачного дыма может раздражать, сила и объем антикурительной кампании явно превосходит всякую разумную достаточность. С какого-то момента гигиенические соображения окончательно уступили более принципиальному "Чтобы служба медом не казалась", а равно и "Ату их!". Всласть излив свою ненависть (которая из души никуда и не девалась) дисциплинированный член общества после этого охотнее тянет лямку толерантности.
Вероятно, и религия, которая есть опиум для народа, также считается пригодной для стигматизации. По крайней мере, некоторые конфессии. Православие и католичество – в силу их ортодоксальности – уж точно годятся.
Стигматизация, однако, требует некоторого условия. Чтобы с чистой совестью ненавидеть, необходимо представлять себе стигматизируемую группу людей в образе врагов гармонического и толерантного общества, желающих причинить ему вред или даже вовсе разрушить.
И тут можно напомнить, что образцы высокотолерантного общества уже существовали в истории. Таковым обществом была Римская Империя II в. по Р. Х. (династия Антонинов).
Как писал историк-просветитель Э. Гиббон, "Политика императоров и сената в отношении религии удачно нашла себе поддержку в размышлениях просвещенной части подданных и в привычках их суеверной части. Все разнообразные культы, преобладавшие в римском мире, народ считал одинаково истинными, философы – одинаково ложными, а чиновники – одинаково полезными. Таким образом, терпимость порождала не только снисходительность друг к другу, но даже согласие между религиями... Античная эпоха была в этом отношении такой мягкой, что народы обращали больше внимания на сходства своих религиозных культов, чем на различия между ними". Не только толерантное отношения к различным культам, вплоть до самых экзотических, была присуща той эпохе. Чрезвычайная терпимость наблюдалась в области половой морали – – поздняя античность была совершенно чужда гомофобии, публичным процессиям Гелиогабала позавидовали бы и самые продвинутые организаторы гей-парадов. Национальной розни также не существовало. Наличествовало, правда, рабство, но и оно неуклонно смягчалось. В сущности, контуры Прекрасного Нового Мира были начертаны уже в эпоху Траяна и Адриана.
Между тем вся эта действительно высокая толерантность никак не мешала жестоким гонениям на христиан. Причем если гонения I в. можно списать на крайнюю порочность цезарей Нерона и Домициана, то во II в. наиболее жестокие гонения происходили не при худших, а при лучших императорах. Например, при Марке Аврелии. Причина такой кажущейся несообразности в том, что лучшие цезари, а равно и лучшие языческие мыслители искренне считали христианство учением, говоря по-нынешнему, тоталитарным. И то сказать, христиане не считали позднеантичное гниение золотым веком, но произносили ему недвусмысленное осуждение, произносили много высокопарных слов о том свете, когда и на этом жить так хорошо и приятно, и претендовали на высшую истину, что уж и вовсе нетолерантно. В формуле К. Поппера "Открытое общество и его враги" понятно, кем оказывались христиане. Просветители впоследствии приходили к сходному выводу: христиане разрушили терпимое и гуманное общество золотого века, приведя ойкумену в состояние дикости и фанатизма, присущих Темным Векам. А всякий золотой век чего-нибудь стоит, когда умеет себя защищать.
Сегодня, когда успехи толерантности все более напоминают успехи позднеантичного гниения, те, кто намерен вечно наслаждаться Прекрасным Новым Миром, высказывают христианству примерно те же претензии, видя в них врагов открытого общества. Совершенно, как во времена Марка Аврелия.
Максим Соколов
Источник: "Фома"