Лента: Религия

Суннитские революции составили конкуренцию социально-политической идеологии религиозного меньшинства

Интеллектуальная и политическая активизация шиитской общины была одним из ведущих трендов последних тридцати лет на Ближнем Востоке. Ни консервативные суннитские монархии, ни светские геронтократические режимы вроде мубараковского Египта не были способны выдвинуть привлекательную идеологию, альтернативную политическому шиизму. Однако в течение последнего двадцатилетия только шиитский Иран представлял собой полноценный политический субъект, так как остальные акторы мировой политики так или иначе находились под внешним влиянием.

В настоящее время события, получившие название арабской весны, представляют собой серьезный вызов политическому и религиозному возрождению шиитов. Протестное движение суннитов в Египте, странах Магриба, Сирии, а также подъем движения «Братья-мусульмане» ставят монополию революционного шиизма в идеологическом пространстве Ближнего Востока под вопрос. Исключение составляет шиитская оппозиция в Бахрейне, выступающая против правящей суннитской династии, которую, в свою очередь, поддерживает Саудовская Аравия.

Шииты выходят из Великого Сокрытия

В шиитском исламе изначально не существует четкого разделения между духовной и светской сферами. Вся мирская жизнь верующего мусульманина, а значит, и его отношения с государством и политическими институтами должна быть (в идеале) подчинена религиозным предписаниям и нормам, изложенным в Коране, хадисах Пророка и Имамов, являющихся толкователями вероучения. При этом источником легитимности верховной власти служит институт Имамата. Основой концепции Имамата является необходимость в существовании интерпретаторов Священного Писания. Такие толкователи-Имамы обладают одновременно статусом руководителей общины (уммы). Согласно исламскому вероучению, последним Пророком, «печатью пророков», является Мухаммед. Для шиитов конец цикла пророчества (нубувват) – одновременно начало нового цикла, цикла велаята и Имамата. Совокупность духовных наставников правоверных в эту эпоху, двенадцать Имамов шиизма, называется по-арабски Авлийа Аллах, а по-персидски Дустан-э Хода – то есть «друзья», или «возлюбленные Бога».

Именно Имамы служат субъектом власти в шиитском обществе. Кульминацией шиитской богословской доктрины является учение о Махди, двенадцатом Имаме. Согласно шиитскому вероучению, сын одиннадцатого Имама Хасана аль-Аскари, по имени Мухаммед, в 940 году по христианскому летоисчислению ушел в Великое Сокрытие. Он не умер, а именно скрылся от глаз верующих, хотя наиболее благочестивые и умудренные в духовном гнозисе (ирфане) шииты могут выйти на контакт с ним. В конце времен Махди, согласно шиитским хадисам, вернется, чтобы «наполнить землю справедливостью так же, как сейчас она наполнена насилием и угнетением».

Эта теология изначально определила политизированность и повышенную социальную активность шиитов. Еще одним фактором, способствовавшим революционному настрою в шиитской общине, является угнетение и дискриминация шиитов в среде суннитского большинства. Суннитские правители Средневековья не раз подвергали репрессиям своих шиитских подданных, презрительно называя их «рафидитами» (отступниками). Такой же позиции придерживались и представители консервативного суннитского духовенства.

Оставаясь в арабском мире людьми второго сорта, шииты, особенно из богатых и знатных семей, в начале XX столетия потянулись к европейскому образованию и западным политическим теориям. Они предпочитали отдавать своих детей в колониальные учебные заведения, такие как Киннард колледж или Христианский колледж Форемана в Лахоре (Пакистан), Багдадский колледж в Ираке, Американский колледж в Тегеране или Американский университет в Бейруте. Многие представители шиитской уммы в начале-середине XX века стали искренними сторонниками модернизации и секуляризма. Кроме того, в шиитской общине появилось много представителей левых взглядов. Шииты долгое время составляли большинство в Иракской компартии, в свое время самой мощной коммунистической партии Ближнего Востока. Значительное число шиитов в Пакистане поддерживали левоцентристскую Пакистанскую Народную партию в те годы, когда ее возглавлял Зульфикар Али Бхутто, сам выходец из шиитской семьи.

На первых порах шиитами была поддержана и идея арабского национализма. Проекты создания общеарабского государства внушали им надежды на появление справедливого общества, где человек будет оцениваться в зависимости от его заслуг, а не от того, кем он является – суннитом, шиитом или христианином. Активное участие представителей христианской общины в создании партии Баас (одним из ее создателей был сирийский христианин Мишель Афляк) подпитывало эти надежды. Однако последующее развитие событий разочаровало шиитов. Американский исследователь шиитской проблемы Вали Реза Наср пишет в своей книге «Шиитское возрождение» (The Shia Revival. N.Y., 2006): «Шиитские кровь, слезы и богатство, отдаваемые во имя общеарабского дела, приветствовались, но равные права при этом не были предоставлены даже в оплату за жертвенность». Примером может служить Ирак в период правления Саддама Хусейна (1978–2003), где, несмотря на светский режим, шииты вновь оказались оттесненными от власти и финансов. Шииты не были представлены в спецслужбах и элитной Республиканской гвардии. Во время ирано-иракской войны Саддам не раз называл своих шиитских соотечественников «иранскими лакеями» и проводил среди них чистки в рядах правящей партии. Беспощадным репрессиям подвергалось шиитское духовенство. В годы правления Хусейна были казнены великий аятолла Мухаммед Садык аль-Садр и два его сына, а также десять братьев и дяди аятоллы Абдул-Азиза аль-Хакима.

Аятоллы и демократия

Подобное отношение суннитских элит привело шиитов Ближнего Востока к мысли о том, что «спасение утопающих – дело рук самих утопающих», и необходимости выработки собственной политической программы.

Первым духовным лидером, изложившим такую программу в полном объеме, был лидер иранской революции аятолла Рухолла Мусави Хомейни. Хомейни не боялся творчески использовать идеологические наработки своих предшественников: консервативного революционера Муртазы Мутаххари, консерватора Навваба Сафави и своеобразного исламского марксиста Али Шариати, отстаивавшего «красный ислам Имама Хусейна» в противовес «черному исламу» иранской династии Сефевидов. Несмотря на то что сам Шариати был раскритикован аятоллами, его взгляды повлияли на доктрину Хомейни о необходимости защиты интересов обездоленных (мостазеффин). Помимо иранских революционеров, левый тренд в шиитской общине был представлен харизматичным молодым имамом из Ливана Мусой ас-Садром (1928–1978). В двухтомнике «Наша экономика» Муса ас-Садр изложил шиитскую доктрину социальной справедливости, многие положения которой удивительно перекликались с тезисами Маркса. Ас-Садр был основателем шиитского политического движения «Амаль». В 1975 году, после начала гражданской войны в Ливане, он объявлял голодовку в знак протеста против братоубийственной бойни и призывал к примирению мусульман и христиан. В 1978 году лидер ливанских шиитов бесследно пропал в Ливии, куда приезжал просить помощи у Муаммара Каддафи. Шииты Ливана уверены, что ливийские спецслужбы ликвидировали ас-Садра. Его портреты до сих пор можно видеть в шиитских кварталах Бейрута.

Среди шиитского духовенства постепенно выкристаллизовались два проекта политического устройства, которые можно условно назвать «теократическим» и «исламско-демократическим». Первый представлен теорией велаят-э-факих, господствующей в Иране. Эта доктрина подразумевает, что верховным источником власти для шиитов является скрытый Имам – Махди, незримый духовный руководитель исламской уммы, в то время как исламское духовенство замещает Имама Махди в его отсутствие. В результате высшее исламское духовенство Ирана становится в Исламской Республике элитой, определяющей основные направления внутренней и внешней политики стран. Практическое воплощение этой концепции – своеобразное двоевластие в Исламской Республике, где светская власть дублируется властными органами, составленными из духовенства, а главой государства является религиозный верховный лидер (рахбар).

Иракские шииты после свержения Хусейна в 2003 году выдвинули свой проект, характеризующийся властью большинства. Один из его авторов – духовный лидер иракских шиитов аятолла Али аль-Систани. Этнический иранец, он сумел стать одним из наиболее популярных и влиятельных иракских политиков. Аятолла Систани, будучи полноправным членом конклава иранского высшего духовенства, разумеется, был не в восторге от американской оккупации Ирака. В то же время он увидел в свержении диктатуры Саддама Хусейна реальный шанс освободиться от суннитско-баасистского угнетения. В связи с этим он приветствовал выборы в парламент страны в декабре 2005 года по формуле «один человек – один голос». Он содействовал консолидации разрозненных шиитских группировок в рамках Объединенного Иракского Альянса и издал большое количество фетв, побуждавших иракских шиитов принять активное участие в голосовании. В одной из фетв, по информации исследователя Вали Резы Насра, содержался призыв к женщинам-шииткам «прийти к избирательным урнам, даже если их мужья будут запрещать им участие в выборах».

Помимо группы сторонников Систани, выступающих за ненасильственное участие иракских шиитов в политике, в стране существуют еще две шиитские фракции. Одну из них возглавляет харизматичный 36-летний духовный лидер Муктада ас-Садр, опирающийся на партию Садристское движение и ее вооруженное крыло «Армию Махди». Муктада ас-Садр известен как непримиримый противник американского присутствия в Ираке (его отряды не раз вступали в вооруженные столкновения с солдатами контингента США) и лидер, развивший большую социальную активность среди беднейших шиитов Ирака.

Промежуточное положение между группировками «иракского Ганди» Систани и воинствующего Муктады ас-Садра занимает Высший совет исламской революции в Ираке и его вооруженное крыло «Бригада Бадр». Признанными лидерами Высшего совета являлись братья Бакир и Абдул-Азиз аль-Хакимы. В восьмидесятые годы ХХ века они эмигрировали из Ирака в соседний Иран и осели в городе Кум. Там же была создана бригада «Бадр», принимавшая участие в ирано-иракской войне на стороне иранской армии. В настоящее время Высший совет исламской революции занимает важные позиции в иракской политической системе.

Различные религиозно-политические группы иракских шиитов объединяет приверженность к демократии (в ее специфической, исламской, версии) и неприятие иранской политической модели велаят-э-факих. Все эти движения поддерживают активные, дружественные связи с Ираном, но при этом проводят в жизнь собственную модель исламской демократии, основанную на светских политических институтах.

Похожим политическим курсом следует ливанское шиитское движение «Хезболлах». Эта партия при финансовой поддержке Ирана смогла создать структуру, которую ливанские критики называют «государством в государстве». Данная система не является ноу-хау партии, но скорее заимствована у суфийских тарикатов и духовно-рыцарских орденов Средневековья, таких как тамплиеры. Новым является применение данной системы в современных реалиях, так как при этом создается корпоративная структура, основанная на определенных идеологических принципах, в рамках государства, не имеющего фактического влияния на ее жизнедеятельность. «Хезболлах» представляет собой огромную корпорацию, чьи активы (около 2 млрд. долларов) принадлежат всей партии, а не отдельным лицам. Каждый из шиитских шейхов Ливана располагает определенным фондом, позволяющим ему оказывать социальную поддержку своей общине. Бизнесмены, связанные с «Хезболлах», отчисляют партии определенный процент от своих доходов в обмен на политическую поддержку и помощь на начальном этапе предпринимательства. Молодые ливанцы, получившие образование при поддержке «Хезболлах», затем направляются на ключевые посты в экономике страны, особенно на те, что связаны с высокими технологиями.

Большое противостояние

Одной из главных проблем, стоящих перед шиитской общиной на Ближнем Востоке, является обозначившаяся в последнее время тенденция усиления шиитско-суннитского противостояния. Представляется, что значительную роль в разжигании этого противостояния играют внешние силы, прежде всего США. Американская стратегия на данном этапе заключается в том, чтобы перенаправить легитимный протест арабских масс против диктаторских режимов в сторону межобщинного конфликта. Этот тренд заметен в Ираке, где после прихода американских войск началась шиитско-суннитская гражданская война, и в Сирии, где выступления вооруженной оппозиции против режима Башара Асада интерпретируются как борьба суннитского большинства против господства шиитов-алавитов.

Вторым фактором обострения шиитско-суннитских противоречий является соперничество Ирана и Саудовской Аравии. Влияние геополитики отчетливо прослеживается на примере прошлогодних и нынешних событий в Бахрейне, где движение шиитского большинства за демократизацию интерпретируется консервативными монархиями Персидского залива как «иранский заговор». Саудовские духовные лидеры периодически издают антишиитские фетвы. В качестве примера можно назвать обращение саудовского верховного муфтия Абдель Азиза бен Абдалла Аль Аш-Шейха, появившееся в мае 2011 года. В нем ведущий саудовский клирик назвал иранских мусульман «лицемерами и отступниками, известными своей черной историей и враждой к суннитам».

Растущая напряженность между суннитами и шиитами дает основание предположить четыре возможных сценария развития событий. Во-первых, возможно расширение суннитско-шиитских противоречий и их перерастание в полномасштабный политический, а затем и военный конфликт. Площадками такого конфликта могут стать нестабильный Ирак, где в 2005–2008 годах фактически уже имела место гражданская война между двумя общинами, а также Бахрейн, Йемен и Ливан. Это был бы самый неблагоприятный вариант развития событий.

Второй сценарий заключается в перехватывании суннитскими движениями политической инициативы. Победа партии «Братья-мусульмане» на выборах в Египте и протестное движение в Сирии, все более приобретающее религиозную окраску, могут привести к образованию надгосударственного «нового халифата». Новое образование неизбежно будет зависеть от внешних сил, враждебно настроенных к шиитам. В роли таких сил могут выступать либо консервативные монархии Персидского залива (Саудовская Аравия, Катар), либо Турция, провозгласившая курс неоосманизма. Установление саудовского господства в Сирии, являвшейся в Средневековье центром суннитского халифата Омейядов, имеет для саудитов большое символическое значение.

Третий сценарий – оптимистический для шиитов. Он реализуется в случае, если события арабской весны перекинутся на страны Аравийского полуострова. Победа шиитов в Бахрейне и в восточной провинции Саудовской Аравии эль-Хаса вкупе с шиитским доминированием в Ираке могут превратить Персидский залив в «шиитское нефтяное озеро».

В то же время альтернативой межобщинного конфликта является суннитско-шиитский диалог. Определенные надежды в плане сближения общин несет фетва, принятая в марте этого года Каирским исламским университетом Аль-Азхар. В фетве мусульманам запрещается участие в деятельности иностранных государств, направленной против Ирана. Среди части суннитского духовенства зреет убеждение в том, что основой для сотрудничества с шиитами является совместная борьба за социальную справедливость и демократизацию политического устройства.


Александр Андреевич Кузнецов – научный сотрудник Российского института стратегических исследований, вице-президент исследовательского центра "Гео-Арабика", кандидат политических наук
Источник: "НГ-Религии "