Лента: Религия

Почему смешивание религии с политикой плохо для обеих сфер

Резюме: Историки будущего сочтут последнюю треть XX века аномалией – периодом, когда религия и общественная жизнь в Соединенных Штатах стали чрезмерно партийными, тем самым причинив себе немало вреда. Общественный диалог и страна в целом много потеряют, если религия превратится исключительно в инструмент партийной мобилизации.

Данный очерк основан на их книге «Американская благодать» (Саймон и Шустер, 2012 г.). Опубликован в журнале Foreign Affairs, №2, 2012 год. © Council on Foreign Relations, Inc.

С того самого дня, когда первые пилигримы высадились с корабля «Мэйфлауэр», религия играла заметную роль в американской общественно-политической жизни. Верующие – как прогрессивные, так и консервативные – являлись важными участниками почти всех крупных общественных движений в американской истории. И все же тесное переплетение религии и политики, зафиксированное в последние 40 лет, довольно необычно, если учесть степень политизации самой религии.

Влияние религии на американскую политику действительно достигло наивысшей отметки, особенно на правом фланге. Вместе с тем ее роль в личной жизни американцев ослабевает. Видя срастание религии и политики, многие из граждан США отвернулись от религии. Оказывается, здесь имеется глубокая причинно-следственная связь, и она отнюдь не случайна. Естественно, что в крайне религиозной и демократичной стране политика должна быть как-то связана с религией. В XIX веке американские политические партии разделялись в основном в соответствии с вероисповеданием. Пиетисты против сторонников литургии, «низкая» церковь против «высокой» (различные трактовки традиций богослужения, восходящие к течениям в англиканской церкви. – Ред.), протестанты против католиков. Но если в прошлом на политической арене сталкивались приверженцы разных религиозных взглядов (зачастую с этнической окраской), сегодня разделение не определяется принадлежностью к той или иной конфессии; скорее набожные консерваторы противостоят светским прогрессистам. Более того, в большей степени, чем когда-либо (даже если сравнивать с 1850-ми гг.), религиозная мобилизация непосредственно привязана к партийной политике.

Фактически за последние 20 лет посещение церкви стало разделительной чертой между республиканскими и демократическими избирателями. Явным, но пока единственным исключением остаются афроамериканцы. Будучи наиболее религиозной группой, они по-прежнему самые лояльные демократы, хотя большинство демократического электората – светские люди. Так называемая «Божья пропасть» между республиканцами, посещающими богослужения, и светскими белыми демократами образовалась в 1990-е гг. и в начале нынешнего столетия. Перед президентскими выборами 2008 г. некая группа консультантов даже специализировалась на обучении кандидатов от Демократической партии, как «казаться набожными», чтобы отнять у республиканцев голоса хотя бы некоторых из религиозных сограждан.

Однако в 2008 г. «Божий водораздел» оставался столь же широким, как и всегда. По нашим данным, 67% белых американцев, регулярно посещающих церковь, голосовали за сенатора Джона Маккейна, а из людей, равнодушных к религии, голоса ему отдали лишь 26%. Поразительно, настолько глубоко в современной американской культуре укоренилась связь между религиозностью и политическим консерватизмом, особенно если вспомнить, что произошло это совсем недавно. Еще в 1960-е гг. люди, активно посещавшие церковь, чаще поддерживали демократов, чем республиканцев. В 1980-е гг. на церковных скамьях воскресным утром можно было увидеть много прогрессистов, тогда как многие консерваторы церковь не посещали. С тех пор произошел довольно неожиданный сдвиг, который имел краткосрочные и долгосрочные последствия. Сегодня республиканцам придется старательно умиротворять своих набожных избирателей, не отчуждая при этом общий электорат, которому все меньше нравится смешивание религии и политики. В долгосрочной перспективе эта тенденция способна подорвать историческую роль религии в США, поскольку молодое поколение отвергает организованную религию как таковую. Тесная связь между религией и политическими симпатиями образовалась недавно. Понимание того, как это произошло и как менялась роль религии в Соединенных Штатах в последние десятилетия, поможет объяснить, в каком направлении будет развиваться эта тенденция.

Истоки

Чтобы лучше прочувствовать новизну нынешней религиозно-политической обстановки, необходимо вернуться в 1950-е годы. Это было необычайно религиозное десятилетие – некоторые историки даже считают его самым религиозным во всей американской истории. Есть много способов измерить национальные тренды по части религиозности населения. Но наиболее точным инструментом всегда был простой вопрос, включенный в опросы Фонда Гэллапа: «Усиливается или ослабевает влияние религии на жизнь Америки?».

В 1957 г. 69% опрошенных заявили, что видят рост влияния религии на общественную жизнь, и лишь 14% сказали, что оно слабеет. Все объективные индикаторы подтверждают правоту большинства: в это время богослужения посещали больше американцев, чем когда-либо, строилось множество церквей, чтобы вместить всех желающих, Священное Писание издавалось рекордными тиражами. Однако при президенте-республиканце Дуайте Эйзенхауэре религия практически не оказывала влияния на политические пристрастия. Айк (Эйзенхауэр) был столь же популярен среди тех, кто никогда не был в церкви (или синагоге и т.д.), как и среди тех, кто регулярно посещал богослужения. Затем пришли 1960-е, и произошел драматический поворот в отношении к авторитетам разного рода и особенно к традиционной сексуальной морали, тесно связанной с религиозными воззрениями. Всего за четыре года, с 1969 по 1973 гг., удвоился процент американцев, одобрявших добрачный секс – с четверти до половины населения. Это было потрясающее изменение общественной морали, инициаторами которого стало преимущественно поколение «бэби-бумеров», как раз взрослевшее в те годы. В 1970 г. 75% опрошенных заявили, что влияние религии на общественную жизнь Америки падает.

Такая точка зрения подтверждается резким снижением числа людей, регулярно посещающих богослужения. Но даже тогда в политических симпатиях религиозного электората не было заметно перекоса вправо. Ни во время религиозного бума 1950-х, ни в годы падения интереса к религии (1960-е) связи между религиозностью и политическими пристрастиями не просматривалось.

Нельзя также сказать, что в 1960-е гг. Соединенные Штаты неотвратимо двинулись в направлении секуляризации. Скорее даже наоборот: пошатнувшиеся моральные основы побудили многих вернуться к религии или по крайней мере к ее конкретным конфессиональным проявлениям. С середины 1970-х, когда Америка оправилась от удара по религиозной морали, нанесенного в «лихие шестидесятые», начинается бурный рост консервативных разновидностей религии, особенно евангелического протестантизма. В то же время либеральный протестантизм и католицизм с обязательным посещением мессы переживали глубокий кризис. Многие американцы, стремившиеся восстановить традиционные нормы морали, особенно в части секса и семейных ценностей, нашли в евангелическом протестантизме то, что искали.

Новые евангелические христиане к тому же отказались от добровольной «культурной ссылки», что было свойственно их предшественникам-фундаменталистам. Они не избегали греховного мира, а стремились изменить его в лучшую сторону. Это касалось и политики. Ранним предвестником новой роли евангелического христианства стала президентская кампания демократа Джимми Картера (1976 г.), который публично называл себя «христианином, возродившимся к новой жизни», что когда-то было совершенно немыслимо для мейнстрима американской политики. Тем временем на другом конце политического спектра консервативно настроенные христиане объединились для борьбы с поправкой о равных правах сексуальных меньшинств и правом на аборты. Началось перерождение евангелического христианства из чисто религиозного движения в политическое, которое связало набожных американцев многих вероисповеданий, в том числе католиков и мормонов. Опросы Гэллапа снова зафиксировали рост влияния религии. В 1976 г. 44% респондентов выразили мнение, что он происходит, в то время как 45% полагали, что значение религии снижается.

Во время президентской кампании 1980 г. республиканец Рональд Рейган активно и успешно обхаживал религиозный электорат. В отличие от Эйзенхауэра в 1950-е гг. или даже президентов Ричарда Никсона и Джеральда Форда в 1970-е гг., Рейган и кандидаты в президенты от Республиканской партии, баллотировавшиеся после него, стали переманивать в свой лагерь евангелических христиан на Юге, которые до этого поддерживали демократов и набожных католиков на Севере.

Таким образом, первые последствия «лихих шестидесятых» затронули как сферу религии (рост числа евангелических христиан), так и сферу политики (рост числа религиозно настроенных правых). С наступлением 1990-х политическое движение продолжается, а приверженность религии постепенно затухает. Процент американского населения (и особенно среди молодежи младше 30), разделяющего консервативные евангелические взгляды, снижался последние 20 лет и вернулся к уровню начала 1970-х. Многие политические организации, связанные с религиозными правыми, такие как «Моральное большинство» и «Христианская коалиция», исчезли или почти утратили влияние, но их наследие никуда не делось. Республиканские активисты отстаивают традиционные нравственные ценности и призывают к более интенсивному воздействию религии на политику. Появление религиозных правых – это в каком-то отношении отголосок общей темы американской истории. Большинство крупных общественных движений, как прогрессивных, так и консервативных, брали на вооружение важные религиозные темы. Сегодня это «право на жизнь» (то есть кампания против абортов. – Ред.) и «семейные ценности», а вчера – отмена рабства и сухой закон. Однако нынешние необычно тесные связи между организованной религией и конкретной политической партией приводят к нежелательным последствиям для обеих сторон.

Богом данное право

С появлением религиозных правых между республиканцами и демократами возникла столь горячо дебатируемая сегодня «Божья пропасть». С каждым годом все меньше и меньше американцев можно считать светскими республиканцами или религиозными демократами. Что случилось с теми, кто когда-то принадлежал к одной из этих групп? Они приспособили свои политические взгляды к религиозным воззрениям или наоборот? Как ни удивительно, но чаще всего именно политические взгляды влияют на религиозные воззрения. Многие религиозные демократы (за исключением афроамериканцев) постепенно отошли от церкви, тогда как многие светские республиканцы стали религиозными людьми.

Возьмем в качестве примера Партию чаепития. Даже это якобы светское движение густо окрашено в религиозные тона. Масштабный репрезентативный опрос, который мы провели в 2006 г. (до появления Партии чаепития) и повторили с теми же респондентами в 2011 г., бросает тень сомнения на общепринятое представление о ее происхождении. Первое время считалось, что к этой партии примкнули внепартийные политические неофиты, которые, пострадав от Великой рецессии, начали решительно действовать, протестуя против безответственной растраты правительством средств налогоплательщиков. Это тройной миф. В действительности американцы, поддерживающие Партию чаепития, являлись и остаются убежденными республиканцами. Они были политически активны еще до ее возникновения, и последний экономический спад затронул их ничуть не больше остальных.

Получается, самый верный признак того, что тот или иной республиканец мог впоследствии примкнуть к Партии чаепития, заключался в желании видеть большую роль религии в политике, которое они обнаружили в опросе 2006 года. И это желание не просто отражает глубокие религиозные убеждения членов данного объединения, которые в среднем привержены религиозным идеалам больше, чем обычные американцы, но на том же уровне, что и другие республиканцы. Скорее сторонники Партии чаепития не видят в соединении религии с политикой ничего предосудительного. По сравнению с другими республиканцами они охотнее разделяют мнение, что американские законы и политика были бы намного лучше, будь среди избираемых официальных лиц больше «искренне верующих людей». Они убеждены, что религиозные лидеры вполне могут участвовать в политических дебатах, а религию следует сделать неотъемлемой частью политических дискуссий. Руководители движения иногда говорят о том, что их главная задача – сокращение чиновничьего аппарата, но рядовые члены прежде всего хотят видеть более благочестивое правительство.

В этом отношении взгляды представителей Партии чаепития все больше расходятся с подходом большинства американцев. Согласно опросам Гэллапа, еще в 1984 г., когда альянс между религиозными и политическими консерваторами только выкристаллизовывался, большинству американцев претила идея о том, что религиозные группы будут вести кампанию против конкретных кандидатов. Более того, согласно очень авторитетному в США Общему социологическому исследованию, когда в период с 1991 по 2008 гг. религиозные правые стали играть заметную роль, растущее число американцев приходили к выводу, что религиозным лидерам не следует пытаться влиять на избирателей или решения американского правительства. В 1991 г. 22% респондентов заявили о своем «твердом убеждении»: религиозные лидеры не должны воздействовать на решения правительства. К 2008 г. эта цифра почти удвоилась, увеличившись до 38%. В нашем опросе 2011 г. 80% респондентов сказали, что религиозным деятелям негоже указывать гражданам, как голосовать, а 70% сочли, что религию «следует вывести из общественных дебатов по общественно-политическим вопросам».

Таким образом, не стоит удивляться, что многие американцы отрицательно относятся к Партии чаепития. В том же 2011 г. опрос показал, что в рейтинге благожелательного отношения избирателей она замыкает список из 20 американских религиозных, политических и расовых групп (партия оказалась менее популярна, чем мусульмане и атеисты, в отношении которых регулярно вспыхивает возмущение). Одна из нескольких групп, сопоставимых по степени непопулярности с Партией чаепития, – религиозные правые. Оба движения (во многом пересекающиеся) могут завоевать голоса меньшинства американцев, но они столкнулись с категоричным неприятием со стороны куда более многочисленной массы.

Перемена настроений породила дилемму для кандидатов от республиканцев, пытающихся заручиться поддержкой Партии чаепития. Республиканцы должны не только проводить консервативную линию по вопросам финансовой и налоговой политики, иммиграции и национальной безопасности. Люди, симпатизирующие Партии чаепития (почти четверть всех американских избирателей, но более половины первичного республиканского электората) также ожидают, что республиканцы будут благосклонны к слиянию религии и политики. Но подобное слияние все менее популярно у общего электората. Таким образом, воинствующие поборники консервативных культурных ценностей воспламеняют правых республиканцев, но оставляют равнодушными независимых избирателей. В отличие от них кандидаты, придерживающиеся центристских убеждений, привлекательны для умеренных сторонников республиканцев, но едва ли способны вызвать энтузиазм среди активистов партии, желающих видеть «больше Бога» в правительстве.

Потерять свою религию

Последствия смешения религии с партийной политикой сказываются отнюдь не только на электоральных проблемах, они преображают и американский религиозный ландшафт. Подобно тому как 1960-е годы дали толчок возрождению традиционной религии, несколько последних десятилетий привели к беспрецедентному отходу американцев, особенно молодого поколения, от организованной религии.

Подумайте о росте числа людей, которых социологи называют «ничьими», поскольку те не принадлежат к какой-либо конкретной конфессии. Исторически данная прослойка никогда не превышала 5-7% населения, даже в 1960-е гг., когда посещаемость богослужений упала. Однако в начале 1990-х, когда в политике увеличилась «Божья пропасть», число «ничьих» начало стремительно расти, к середине 1990-х гг. они составляли уже 12%, а к 2011 г. процент таких людей возрос до 19%. В демографическом смысле это колоссальный сдвиг. Чтобы оценить грандиозность цифр в контексте, примите во внимание, что с начала 1970-х до начала 1990-х – время расцвета евангелического фундаментализма – доля лиц, принадлежащих к евангелическим церквям, выросла всего лишь на 5%. Процент «ничьих» увеличился вдвое в течение двух последних десятилетий и продолжает расти. Более того, рост происходит преимущественно за счет людей младше 30 лет, так называемого «поколения тысячных» («нулевых»). Конечно, молодежь всегда менее религиозна, чем люди старшего возраста; обычно люди приближаются к религии, когда обзаводятся семьями и детьми, а также пускают более глубокие корни в обществе (демографы называют такой процесс «эффектом жизненного цикла»). Однако в 2012 г. те, кому за 20, более склонны отвергать свою принадлежность к какой бы то ни было конфессии, нежели их родители и деды в молодые годы – 33% сегодня по сравнению с 12% в 1970-е годы.

В последние годы отход «поколения тысячных» от организованной религии ускорился. С 2006 по 2011 гг. доля «ничьих» выросла незначительно, с 17 до 19%. Однако среди молодых американцев число таких людей увеличилось примерно в пять раз. В течение тех же пяти лет доля заявивших о том, что они никогда не посещали богослужения, возросла всего на 2% среди людей старше 60 лет; но втрое среди тех, кому от 18 до 29 лет. А младшие представители «поколения тысячных» отличаются еще большей светскостью, чем их старшие собратья. Наш опрос-2011 показал, что треть американцев чуть старше 20 лет не исповедуют никакой религии, тогда как в 2006 г. лишь четверть респондентов в этой возрастной группе не относили себя ни к одному из вероисповеданий.

Религиозный сейсмометр Гэллапа также зафиксировал снижение влияния религии на американскую общественную жизнь. Наш опрос показал, что этот сдвиг в равной степени происходит среди представителей всех профессий – религиозных и светских людей, белых и цветных, старых и молодых, богатых и бедных, городских и сельских жителей, либералов и консерваторов, образованных и не имеющих высшего образования. Поскольку в 2006 и 2011 гг. опрошено одинаковое число людей, мы видим, что все больше американцев говорят о снижении роли религии в общественной жизни.

Резкое изменение настроений в нынешнем поколении в основном является реакцией на религиозных правых. У политически умеренных и прогрессивных американцев в целом наблюдается аллергия на смешивание религии и партийной политики. А «поколение тысячных» реагирует на это еще более болезненно – отчасти потому, что многие придерживаются либеральных взглядов (особенно в вопросе о правах сексуальных меньшинств, который служит лакмусовой бумажкой), а отчасти потому, что знакомы лишь с таким миром, в котором религия и «правые» тесно переплетены. Для них «религия» – синоним таких понятий, как «республиканство», «нетерпимость» и «гомофобия». Поскольку они не разделяют подобных взглядов, им не хочется, чтобы ровесники считали их религиозными или набожными людьми.

Наши данные подтверждают эту теорию. Отслеживая выбор людей в течение пяти лет с 2006 по 2011 г., мы пришли к выводу, что демократы и прогрессисты гораздо чаще становятся «ничьими», чем республиканцы. Отход от религии и церкви в основном характерен для тех, кому категорически не нравится привнесение религии в политику, независимо от их политических симпатий. По сути, американцы (особенно молодые), которые в противном случае могли бы посещать богослужебные собрания или литургии, рассуждают следующим образом: «Если религия означает политический консерватизм, мне там делать нечего». Молодежь с иронией воспринимает появление «правой» религиозной прослойки. Творцы правой религиозной идеи хотели усилить роль религии в общественной жизни и в каком-то смысле преуспели в этом. Но одним из непреднамеренных последствий стало выталкивание все большей доли американского населения из церквей и религии как таковой.

Ради Бога

Американские религиозные группы исторически отличались удивительной приспособляемостью и способностью корректировать свои установки. Общенациональные опросы общественного мнения в 2011 г. вовсе не говорят о неизбежной смерти религии. Скорее они показывают, как религиозные лидеры, видя, что чрезмерная ассоциация церкви с партийной политикой вызывает всеобщее отторжение, начинают давать задний ход. Одно из самых важных отличий в данных опросов за 2006 и 2011 гг. состоит в снижении политической активности внутри религиозных общин. В 2006 г. 32% американцев, принадлежащих к разным общинам, сообщили о том, что «раз в месяц или раз в два месяца» слышат проповеди на политические темы; некоторые даже сказали, что слышат их «по несколько раз в месяц». В 2011 г. число таких верующих снизилось до 19%. Тенденция к снижению политической ангажированности характерна для всех вероисповеданий по всей стране; она проявляется среди консерваторов и либералов, молодых и старых, городских и сельских жителей. Духовенство в разных штатах, судя по всему, ощутило то, что отражается в наших опросах – растущее неприятие американцами стирания границы между Боговым и кесаревым, – и решило заниматься своим главным делом, не вмешиваясь в политику.

Сокращение политиканства с кафедры вряд ли сразу уменьшит «Божью пропасть». Водораздел стал неотъемлемой чертой американской партийной системы и в ближайшее время сохранится, препятствуя перегруппировке политических сил. Однако если духовенство и дальше будет держаться подальше от политики, у кандидатов от религиозных правых будет меньше возможностей для политической мобилизации участников церковных социальных сетей. И если республиканцы продолжат равняться исключительно на мнение представителей организованной религии, то столкнутся с еще более решительным сопротивлением со стороны умеренного электората, особенно молодежи, которая проходит стадию политического становления и будет еще долгое время влиять на политическую жизнь в стране.

Вполне возможно, что историки будущего сочтут последнюю треть XX века аномалией – периодом, когда религия и общественная жизнь в Соединенных Штатах стали чрезмерно партийными, тем самым причинив себе немало вреда. Республиканские политики, теряющие умеренно религиозных избирателей, и пасторы, обеспокоенные быстрым старением своей редеющей паствы, с некоторым опозданием начинают расплачиваться за религиозно-политический крен вправо. При этом цена неприемлемо высока. Кроме того, все стороны – прогрессисты и консерваторы, религиозные и светские круги – озабочены тем, что приклеивание партийного ярлыка на религиозность снизило способность религиозных лидеров приводить убедительные аргументы в пользу вечных моральных ценностей, которые актуальны для людей любых политических взглядов. Пророческий призыв Мартина Лютера Кинга-младшего к расовой справедливости отчасти был столь убедительным потому, что его слова и дела опирались на мощную религиозную символику, которую нельзя было свести к партийной принадлежности. В истории США религия часто вдохновляла перемены во всем политическом спектре. Общественный диалог и страна в целом много потеряют, если религия превратится исключительно в инструмент партийной мобилизации.


Роберт Патнэм – профессор публичной политики в Гарвардском университете
Дэвид Кэмпбелл – доцент политологии и директор Центра исследования американской демократии Руни при Нотрдамском университете
Источник: "Россия в глобальной политике "