Лента: Религия

Две гражданки Великобритании, Надя Эвейда и Ширли Чаплин, не смогли убедить суд в своем праве носить нательные кресты на работе. Теперь дело передано в Европейский суд по правам человека.

Какими последствиями грозит обернуться прецедент? С чем связана агрессивно секулярная позиция британского суда? Комментирует Константин Эггерт

Пока речь не идет о государственном запрете на ношение крестов. Речь идет о конкретном деле двух конкретных женщин (одна из них, Надя Эвейда, сотрудница авиакомпании, другая, Ширли Чаплин, — медсестра), от которых их работодатели потребовали либо снять нательные кресты, либо носить их под глухим воротом, чтобы их не было видно. Суды встали на сторону работодателей.

Это не значит, что принят отдельный закон по образцу французского закона о запрете религиозных символов. Пока что это индивидуальные дела двух человек. Но в Великобритании право носит прецедентный характер, и в других подобных случаях, если они будут возникать, на этот прецедент можно будет ссылаться.

Что еще важнее — дело ушло в Европейский суд по правам человека, чем приобретает общеевропейское значение. Напомню, что ранее европейские судебные инстанции отстояли права итальянских католических школ оставить на стенах распятия, так что определенная надежда на подобное разрешения дел этих двух женщин есть.

Правящая в Великобритании коалиция, состоящая, напомню, из консерваторов и либерал-демократов, ведет себя в отношении религиозных сообществ и прежде всего христиан, не менее агрессивно, чем предыдущий лейбористский кабинет. Связано это, в первую очередь, с присутствием в кабинете либерал-демократов, лидер которых Ник Клегг не скрывает того, что он атеист и сторонник ультрастерильного подхода к религии, свойственного части элит ЕС.

Этот агрессивный секуляризм, который раньше проявлял себя в Великобритании не так активно, в последнее время стал весьма настойчивым. Правительство собирается рассматривать вопрос о возможности законодательного разрешения гей-браков.

Думаю, что некоторое косвенное влияние на изменение ситуации в Европе оказала та война против Католической церкви, которую развернул президент США Барак Обама. Он требует от католических медицинских заведений бесплатного предоставления по страховке контрацептивов.

Хотел бы ошибиться, но это тренд, который, с одной стороны, обозначает очередной этап в наступлении агрессивно секулярных интеллектуальных слоев и бюрократии на верующих. С другой стороны, это может привести к тому, что западноевропейские и американские христианские общины займут более жесткую позицию в отношении властей. Прежде всего, это касается Католической церкви, которая в последнее время стала значительно более твёрдо выступать против давления правительств — как в Соединенных Штатах, так и в той же Великобритании.


Источник: "Православие и Мир"


* * *

Дело Данте


Поэт, прозаик, филолог, этнограф, почетный доктор богословия Европейского гуманитарного университета Ольга Седакова размышляет о битвах за крест…

Британская борьба с ношением креста – только эпизод в широкой панораме битвы с «религиозной символикой», развернувшейся в «постхристианском» мире. Мне пришлось быть непосредственным свидетелем другого эпизода этой битвы.

Два года назад Совет Европы потребовал, чтобы в Италии из школьных помещений были удалены Распятия. Школьники и преподаватели не дали этого сделать. Они вышли на улицы. Аргументом для европейского решения была защита тех, кого такой символ может обижать: иноверных или просто атеистов.

Школьники, среди других, несли и такой плакат: «Большинство тоже имеет свои права!» Не то чтобы все эти итальянские дети и учителя были ревностными верующими: для многих из них (может быть, для большинства) этот акт был просто издевательством над их многовековой традицией. И они его не допустили.

Вчера я прочла в «Corriere della sera» о начале нового сражения в этой большой войне: комиссия европейских экспертов, возглавляемая итальянкой Валентиной Серени, изучив Данте в правовой перспективе, заключила, что «Божественная Комедия» должна быть исключена из школьных программ, поскольку содержит в себе «элементы расизма», за который в наше время установлена криминальная ответственность. По меньшей мере, текст ее должен быть подвергнут цензуре.

Многие годы занимаясь Данте, я была так поражена этим диагнозом (расизм!), что прочла статью целиком.

«Комедия» уже входила некогда в список запрещенных книг, но по другому поводу: ее автор высказывался о современных ему Папах и вообще о праве Понтифика на светскую власть таким образом, что иначе как еретичеством это не могло быть названо. Данте был одним из первых, защищавших идею «разделения властей», духовной и светской: иначе говоря – одним из отцов секуляризма.

Этот проект, осуществившийся в Европе много позже, после Просвещения, предполагает, что общественная жизнь управляется не теократическими законами, а универсальными законами разума и морали, общими, как предполагалось, для всех людей и заключенными в самой человеческой природе.

Обвинение в еретичестве давным-давно снято с «Комедии». Два ключа – мирской и духовной власти – сохраняются в гербах Пап, но о мирской власти церкви речь уже давно не идет. Иоанн-Павел II лично покровительствовал Дантовскому обществу. Теперешнее требование запретить Данте исходит как раз от секуляризма в той его форме, которую он принял к нашим дням.

Итак, Данте обвиняется в антисемитизме, исламофобии и гомофобии.

Первый пункт обвинения аргументируется тем, как представлен у него Иуда (!), Кайафа, первосвященник Анна, Синедрион и фарисеи. Надо сказать, что Данте совершенно ничего нового здесь не придумал: он полностью следует евангельскому повествованию. Однако это не спасает его текст, поскольку сами Евангелия объявляются «источником антисемитизма».

Исламофобия Данте выражается в его изображении Магомета, который заточен в Аду среди сеятелей раскола, где терпит страшные и унизительные мучения.

В Аду у Данте мучатся также и гомосексуалисты, которых он именует содомитами и классифицирует их грех как «бунт против природы». Там Данте встречает своего дорогого учителя Брунетто Латини. Вывод: гомофобия.

Не правда ли, герменевтика такого рода напоминает нам советские времена, когда все мировые создания оценивались с точки зрения «классовой борьбы» и велись дебаты о том, прогрессивен ли был, скажем, Пиндар или Шекспир (Шекспир, кстати, теперь также подвергается подозрению в антисемитизме из-за «Венецианского купца»).

Но разницу нельзя не отметить. Коммунистическая доктрина отнюдь не была разновидностью секуляризма, как многие у нас считают. Секуляризма у нас никогда не было. Советская система была идеократией, то есть квази- или парарелигией.

Не универсальный «нейтральный» разум признавался здесь точкой отсчета, а «всепобеждающее учение». От лояльного гражданина требовалась «вера» и «безграничная преданность делу партии». От него требовался также «воинствующий атеизм». Это был мир всенародных ритуалов (часто «списанных» с церковных и переосмысленных) и «святынь»: портреты вождей исполняли роль «икон», без которых было немыслимо любое казенное помещение. У этой парарелигии были свои «мученики» и «пророки». Никаким секуляризмом (то есть, прозрачным от всякой мифологии пространством разума) здесь не пахнет.

Теперь эти «святыни» и «иконы» пытаются определить как неоязычество. Тогда очень, очень НЕО. Идеократия – особое духовное образование, «превращенная» религиозность. Языческие символы здесь также поставлены на службу совсем другим идеям, другим идолам, не поверяемым ни моралью, ни разумом.

Коммунистическая доктрина оперировала «большинством», считая все меньшинства явлением, подлежащим искоренению. Секуляризм – с чего мы начали – защищает меньшинства, призывая «большинство» чем-то поступиться ради тех, кого традиционно дискриминировали.

Однако получается так, что в результате и того, и другого Данте оказывается неприемлемым (коммунисты пытались по-своему цензуровать его, но «Ад» им скорее нравился: вот «Рай» — другое дело).

Я думаю, знакомясь с такими событиями, как «дело Данте», «вынос Распятий», запрет носить крест, мы можем констатировать, что секуляризм становится новой идеологией, то есть новой парарелигией, которая решительно отказывается от употребления разума.

Простой разум должен был бы подсказать экспертам, что Данте, «христианин 13 века», как он себя называл, просто не мог относиться к другим религиям иначе. Что позднейшие понятия «антисемитизма» или «исламофобии» здесь не могут действовать. Что Данте не мог подвергать сомнению церковное и библейское учения о грехе.

Идеология – в отличие от секуляризма, как его замышляли, – предлагает некие вечные постулаты, для всех и на все времена. Она неизбежно должна извращать факты, чтобы они укладывались в ее интерпретации. Она должна замалчивать или фальсифицировать реальность – и современную, и историческую. Мы присутствуем при превращении секуляризма в идеологию, после которой остается, как мы знаем, выжженная земля.

И важнейшая черта идеологий: они совершенно не уважают человека, они все до мелочи хотят решить за него. Парадоксальным образом секуляризм, отстаивавший достоинство человека и свободу совести, смотрит на него теперь так же: читатель, прочитавший о муках Магомета в дантовском «Аду», непременно станет исламофобом. Предположить, что человек может обдумать прочитанное и сделать свои выводы, уже нельзя. Нужно просто изъять этот опасный фрагмент.

И еще один вывод из «дела Данте» (за которым вполне могут последовать «дело Шекспира», «дело Пушкина» и т.д.): мы видим, в какой мере христианской в своих основах была европейская (и русская) классика. Другой классики у нас нет. Таким образом, чтобы никого не обижать, нам придется остаться совершенно ни с чем.


Ольга Седакова
Источник: "Православие и Мир"