Лента: Религия

ПРАВМИР продолжает знакомить читателей со священниками — выпускниками МИФИ.

Протоиерей Сергий Тришкин


Родился в Москве в 1962 году. В 1985 году закончил Московский инженерно-физический институт. Работал в московском НИИ и прислуживал в храмах Москвы, Подмосковья и Тульской области. В 1991 году поступил, а в 1994 году окончил Московскую духовную семинарию. 10 мая 1994 года архиепископом Верейским Евгением был рукоположен в сан священника. В 1999 году закончил Московскую духовную академию. С октября 2006 года и по настоящее время служит в храме великомученика и целителя Пантелеимона в Северном Бутове. Воспитывает троих детей.

Когда я задумался о своем пути к вере, то неожиданно для себя обнаружил, что все те жизненные этапы, которые я проходил до обращения к Богу, оказались вполне закономерными и вели меня именно туда, где я сейчас и нахожусь.

От каникул до каникул

Первый из таких этапов начался еще в школе. Учился я довольно легко, что давало много свободного времени, но тратить его на уличные компании было не очень интересно. Меня не завлекали ни магнитофонные тусовки, ни возлияния, ни шатания по улицам. В конце концов, с помощью родителей, которые не жалели времени и проводили со мной и моим младшим братом отпуска в палатке на берегу Оки, и школы, откуда я первый раз пошел в дальний поход, я нашел увлечение по себе. Это был туризм, без которого я, как потом оказалось, просто не мог жить.

Я существовал от каникул до каникул, чтобы опять пойти в дальний поход, глотнуть свежего воздуха, отвлечься от городской атмосферы, которая была хотя и уютная, но довольно скучная. Туризм с его жизнью на воздухе, созерцанием красот, преодолением неизбежных трудностей, общением с настоящими, проверенными в деле друзьями, был тем самым первым кирпичиком, которой в итоге привел меня к вере.

Кому открыты тайны?

Когда стал вопрос о выборе института, у меня не было сомнений в том, что я буду заниматься физикой или математикой, так как лучше всего мне давались точные науки, предметы, которые требовали рационального мышления. В то время к ученым, особенно к физикам, относились с пиететом. Считалось, что это люди, которым открыты тайны мироздания. Было мнение, что если разложить все по полочкам, то в принципе, можно познать сущность бытия.

Забегая вперед, надо сказать, что жизнь, конечно, показала несостоятельность подобных ожиданий. Научный метод познания весьма и весьма ограничен.

Но в итоге я выбрал МИФИ, достаточно серьезный, по моим понятиям, вуз. Кроме того, он был ближе к дому, а так же там была альпинистская секция.

Самый физический факультет

В МИФИ я поступил на «самый физический» факультет – теоретической и экспериментальной физики. В институте меня привлекали занятия альпинизмом, походы в горы и учеба. До третьего курса учеба была достаточно понятной, а потом пошли науки, которые требовали гораздо большего поглощения моей жизни. Начались курсовые работы, научная практика. Я занимался своей узкой областью, получал хорошие оценки, но меня это не завлекало, и было немножко в стороне, хотя тот уровень развития рационального мышления, который давал МИФИ, конечно помогал жить и думать над своей жизнью.

Настоящим же увлечением были горы.

Однако и они увлекали до поры до времени. Дело в том, что на высших ступенях восхождений очень многие друзья-альпинисты стали гибнуть.

Это, конечно, были большие потрясения, когда те люди, с которыми ты вместе ходил в горы, которым не раз доверял свою жизнь, вдруг оказывались лежащими в гробу.

Один, второй, третий, пятый, десятый.

Посмотрев на похоронах на их родителей, я пожалел своих маму с папой. Я подумал о том, что они будут чувствовать, случись несчастье со мной. К тому же в определенный момент стало очевидно, что альпинизмом всю жизнь заниматься не будешь. Эти размышления как раз совпали с окончанием института и поступлением на работу.

Всего-то кибернетика третьего курса

Надо сказать, что работа мне попалась достаточно простая, на уровне третьего курса факультета кибернетики. Она была связана с программированием и автоматизацией некоторых процессов. Это тоже не очень увлекало. Кроме того, пришло понимание, что для многих людей высокие разговоры о науке – всего лишь возможность подниматься по ступенькам карьерной лестницы.

Пафос подобных разговоров уживался и с «работой локтями», и с «подсиживанием», и с включением в соавторы непонятных людей. Все это способствовало тому,что занятие наукой окончательно утратило для меня свою привлекательность. Я увидел, что наука была просто ремеслом, которым люди занимались, чтобы заработать денег и лучше жить. Это было неинтересно.

А ты для чего?

С друзьями же по горам мы иногда собирались и думали: для чего мы собственно живем. Одно время мы начинали заниматься буддизмом, потом переключались на йогу. Но, «посидев некоторое время на востоке», мы поняли, что эти учения представляют собой то же самое улучшение нашего земного бытия, которое неизбежно кончается смертью. А факт смерти стоял перед глазами неизбежно.

И тут оказалось, что один из наших друзей начал ходить в Церковь.

Архаика для бабушек!

Мы смотрели на него с недоумением, так как воспринимали Церковь как архаический институт, пристанище для бабушек и т.п. Мы посмеивались и подшучивали над нашим другом, который с серьезным видом стал креститься, и однажды попросили его рассказать «с благоговением о своем уповании». Он попытался это сделать, но вышло не очень убедительно и похоже на сказку. Тогда он привел нас к еще одному своему другу, который в это время учился в семинарии. И этот друг оказался тем самым адекватным человеком, который был способен на нашем языке рассказать о православной вере.

Это был Андрей Воронин, теперь уже отец Андрей, который в настоящее время служит в Нерехте Костромской области и воспитывает мальчиков в созданном при храме детском доме. Причем один из методов его воспитания – это спорт, а один из видов спорта – альпинизм, которым они занимаются довольно серьезно. Ребята уже совершали восхождения на Эльбрус на Кавказе и на пик Ленина на Памире. Со своей стороны могу сказать, что для детей это чрезвычайно полезно.

Отец Андрей собственно и был тем человеком, который привел меня к вере. Про него могу сказать, что он родил меня во Христе.

Тогда он рассказал мне о мироздании с точки зрения христианской религии, и это стройно вписалось в ту систему знаний, которая была у меня. В его рассказе была видна аналогия каждого явления космоса явлениям нашей духовной жизни, что было убедительно. О некоторых сторонах духовной жизни, в которых я даже не хотел себе признаваться, он говорил как о вещах очевидных.

Но самое главное было не это.

Дело в том, что мы, будучи тогда людьми гордыми, как все неверующие, постоянно пытались самостоятельно выстроить схемы нашей жизни. Мы прекрасно знали, как нам жить, и что нам делать. Однако оказалось, что наши схемы живут самое большое месяц, при встрече же с каким-то фактом жизни они просто рассыпаются. Потом эти схемы стали жить не более недели, а еще через некоторое время их несостоятельность проявлялась в течение дня. В конце концов, оказалось, что мы находимся в состоянии стояния на песке, то есть у нас под ногами не было реальной почвы.

Гордость — не фундамент

В это время отец Андрей рассказал нам о Христе и о том, что основа нашего бытия не гордость, а смирение, и если мы будем основывать жизнь на смирении, то нас будет поддерживать Господь, и мы будем стоять твердо. Тогда я прочувствовал, что гордость — это совершенно необоснованный фундамент для нашей жизни, а обоснованный фундамент – смирение, обязательно основанное на вере в Бога. Я понял, что вера в Бога существует не сама по себе, а Господь реально помогает, и что Он пришел для того, чтобы нам утвердиться в этом состоянии смирения, которое является нормальным для человека, осознавшего свою греховность.

Чувство смирения пришло не только умозрительно, но и как опыт, и продолжалось какое-то время после крещения. Это одновременное осознание своего недостоинства и, тем не менее, любви к себе Бога. Ощущение, что ты, пребывая в этом состоянии, находишься на руках Божьих. После крещения сила благодатного состояния была такова, что имелась готовность сделать любое доброе дело каждому, кто к тебе обратится. И я действительно делал эти добрые дела, совершенно не думая, сколько сил от меня это потребует. Было осознание прощения всех вокруг себя и искреннее видение во всех людях только хорошего.

Некоторое время память об этом была той опорой, про которую святитель Игнатий Брянчанинов пишет, что когда вы начинаете унывать, вспомните начало вашего обращения. У каждого из нас есть воспоминание о таком опыте. У каждого он разный, но, тем не менее, воспоминание это есть, и оно идет от Бога.

Все остальные модели, которые были основаны на нашем уме, нашей силе, наших знаниях, просто рассыпались, а христианство оказалось тем, чем надо. После нескольких бесед я понял, что Православие — это то, что уже не рассыплется, то, на чем можно строить свою жизнь. Вот таким образом я пришел к вере.

Надо сказать, что моему обращению способствовал еще и опыт общения с природой в горах. Когда находишься ночью в горах, вокруг тебя луна, звездное небо, снежные вершины, то поневоле начинаешь думать о бренности нынешнего бытия.

В горах гордыня исчезает. Ты прекрасно понимаешь, что в любой момент на тебя может свалиться камень или смести лавина. В такой обстановке ты не можешь себя чувствовать великим. Поэтому горы тоже помогли мне приобрести опыт смирения.

Но это было еще не христианское смирение. Когда же я уверовал, то почувствовал себя песчинкой, которую держит в руках всемогущее существо. Я осознавал, что пока это состояние в себе сохраняешь, Господь тебя держит, но как только ты либо начинаешь пользоваться плодами этого состояния для своей корысти, либо начинаешь им упиваться, оно исчезает.

Отец Димитрий

Потом отец Андрей, тогда еще просто Андрей, привел нас к отцу Димитрию Дудко, который в то время вел беседы на частных квартирах. И если в разговорах с Андреем сердце мое уже почувствовало опыт смирения,но голова все еще пыталась найти какую-то рациональную опору, то у отца Димитрия я утвердился окончательно.

Вокруг него я увидел большое количество людей, которые были гораздо умнее меня, эрудированнее, намного серьезнее разбирались во всех областях знаний. И эти люди, на много порядков превосходившие меня, все были верующие. Это меня, конечно, покорило.

Сам отец Димитрий был очень интересной личностью. Он сидел и при Сталине, и при Хрущеве, испытывал большие трудности во взаимодействии со своим начальством. В то время отец Димитрий служил в дальнем Подмосковье в селе Черкизово в храме святителя Николая и проводил беседы. Они проходили либо в церковной сторожке, либо в домах его духовных детей. Беседы были наполнены верой, их целью было осмысление всех событий нашей жизни: и уже случившихся, и тех, которые могли случиться. Мы обсуждали произведения литературы и искусства с позиции христианской веры.После общения в этой среде не было уже никаких сомнений, что учение Христа этот тот камень, на котором можно строить всю свою дальнейшую жизнь.

Как раз в это время освободилось место псаломщика в храме «Всех скорбящих радость» на Калитниковском кладбище. Там в течение года я проработал алтарником, осваивая все премудрости церковного богослужения. Я никогда не думал о том, что стану священником, мне было совершенно безразлично, кем я буду, самое главное, что я хотел – это быть в Церкви.

Эта работа была мне нужна для того, чтобы осознать себя членом Церкви, понять какие в Ней бывают искушения. Потому что и в Церкви служат живые люди, и там можно встретиться с подлостью и обманом,но тем не менее — это Церковь, это Тело Христово. Все это я пытался прочувствовать и «переварить» с позиции христианской веры. После того, как я этого в какой-то мере достиг, наступил очередной этап жизни.

Осознать себя христианином

Начало 90-ых годов было временем, когда можно было легко заработать деньги, в том числе и на высотных работах. Таким образом мы с друзьями очень хорошо заработали, поехали в Тульскую область и купили дома рядом с деревенским домом отца Димитрия. Там я и жил больше года, пройдя весь земледельческий годовой цикл, начиная с посадки картошки, и заканчивая выращиванием цыплят. Летом приезжал отец Димитрий, и мы с ним общались.

Там в отрыве от суеты мегаполиса я пытался углубиться внутрь себя и осознать себя христианином. В городе это было невозможно, тебя постоянно куда-то кто-то звал, убеждал заняться чем-то неотложным, а жить хотелось внутри себя. Позже я прочитал в апостольских посланиях, что апостол Павел, после того как встретил Христа на пути в Дамаск и принял крещение, также ушел в Аравийскую пустыню, где жил в течение трех лет, чтобы осознать, что с ним собственно произошло.

Я жил «царской» жизнью, в моем понимании. У меня были соседи, которые тоже жили христианской жизнью. Мы вместе молились, собирались вместе, чтобы поговорить о Православии, преодолевали разного рода искушения. Иногда приезжал батюшка, наставлял в некоторых сложных вопросах. В тридцати километрах от нас была Церковь, в которую мы ходили на воскресные службы. Вся жизнь была наполнена молитвой, трудом и душеполезным чтением. Без труда там просто было не прожить, так как надо было и огород окучивать, и за птичками ухаживать, и обед приготовить. Это был год почти монашеской жизни.

По прошествии этого года я почувствовал себя более-менее укрепленным, и мне захотелось более глубоко вникнуть в суть христианского учения. Для этого я решил поучиться в семинарии. Я не имел намерения стать священником, а хотел только еще больше проникнуться христианским духом, приобрести тот образ церковной жизни, который должен у нас быть.

Так в 1991 году в возрасте 29 лет я поступил в семинарию в Троице-Сергиевой Лавре. В это время сюда как раз был наплыв людей из неверующих семей. В моем классе училось только двое семинаристов из верующих семей, все остальные ,как и я, были неофиты. Они тоже пришли в Церковь в 80-90-х годах и решили посвятить Ей свою жизнь.

Опять же если посмотреть на жизнь апостола Павел, то мы видим, что после жизни в пустыне он пришел к апостолам Петру и Иакову в Иерусалим, для того чтобы сравнить свою веру с их верой, свою жизнь с их жизнью. Жизнь Петра и Иакова была для него критерием для оценки своей жизни. Так и я пришел из деревни в семинарию.

Конечно, в семинарии я понял, что многое идеализировал, многое понимал немножко не так, хотя все это было в рамках допуска. Там я немного скорректировал свои представления и свою жизнь.

Учеба в семинарии и само пребывание в Троице-Сергиевой Лавре было удивительным и благодатным временем, особенно на третьем курсе. Однажды Господь дал почувствовать некое особое веяние благодати. Было чувство, как будто тебя что-то хорошее и теплое покрыло, ты в нем находишься, и ничто внешнее это изменить не может. Тогда я понял, как мученики шли на мучения: все равно становится, бьют ли тебя, обижают или двойки ставят. Чтобы с тобой не происходило, тебе все равно очень хорошо. Но это состояние было совершенно независимо от моих усилий и продолжалось, к сожалению, недолго.

Время отдавать

Во время моего обучения в семинарии мы с будущей матушкой решили соединить свои жизни. Мы давно были с ней знакомы, поскольку она тоже была из круга отца Димитрия. А когда я уже женился, тут и начальство насело: «Ты и женился, и Церковь в тебя столько вложила, что пора и отдавать». Так я был рукоположен сначала в диаконы, а потом в священники.

Я не могу сказать, чтобы я проявил в этом свою волю, священство было скорее не моим выбором, а церковным послушанием. Когда же ты действуешь не по своей воле, то действует Промысел Божий.

Сейчас, например, моя жизнь в значительной мере наполнена администрированием, но я себя утешаю тем, что, несмотря на суетное содержание, это все-таки послушание. Питается же душа, как всегда, Литургией, также как и у любого священника «тире» администратора. Также как это было у Святейшего Патриарха Алексия, и как это сейчас происходит у Святейшего Патриарха Кирилла. Если центром жизни являются литургия и молитва, то все остальное выстраивается.

В определенный момент меня поставили на это самое место, где мы сейчас и находимся (храмовый комплекс в честь Владимирской иконы Богоматери в Южном Бутово). Тогда здесь не было ничего: ни храмового комплекса, ни вспомогательных строений, ни даже забора. Стоял только крест посреди поля. Я подошел к кресту, перекрестился, приложился и думаю: «Как здорово». В руках у меня был документ, где было написано, что я назначен настоятелем вот этого храма.

«Как здорово, что все мы здесь…»

Справедливости ради надо сказать, что я пришел не совсем на пустое место. До меня здесь работала община, которая пробила множество административных препон и написала огромное количество бумаг для того, чтобы на этом месте стоял храм.

А все остальное: дети, взрослые, кружки, секции — родилось уже само собой. Сейчас в нашем приходе действует воскресная школа, при ней существует ряд кружков. Подросшие дети — мальчики, юноши, занимаются либо туризмом, либо военным делом в составе «Шестой роты». Девочки поют в хоре. В иконописной студии обучаются способные к тому прихожане.

В плане социального служения мы занимаемся с сиротами из дома-интерната. Желающих детей, а их, как правило, 10-15 человек, мы приводим на воскресную службу, а после службы они разбираются по семьям до вечера. Там ребята, помимо того, что играют или гуляют, еще и занимаются какими-то посильными хозяйственными делами. Это делается для того, чтобы познакомить детей с условиями реальной жизни, которой, к сожалению, не может быть в интернате, где чистое белье выдает кастелянша, а обед готовит повар.

То есть у нас сформировалась приходская община. Ведь каждый человек пытается найти себе круг общения, где ему хорошо и комфортно, что удачно выражено в словах песни Олега Митяева «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались». Но если вне Церкви люди собираются вокруг земных общих интересов, то Церковь — это то место и тот круг людей, где тебе хорошо, потому что в центре всегда стоит Христос. В центре каждой приходской общины стоит Христос, все остальное вторично.

Мы можем лазить по горам и писать иконы, мы можем заниматься библиотекой и военным делом, мы можем помогать инвалидам и вести воскресную школу — это не столь важно. Главное, что мы собираемся вокруг Христа.

Когда ты находишься в церковной общине — это такая полнота общения, какой не дает никакой другой образ жизни. В этой жизни участвует моя семья: моя матушка, мои дети. Малая семья, большая семья – все равно это община. Когда есть такое ощущение, тогда все получается. То, что ради Христа, то и делается, то, что не ради Христа, то не делается.


Источник: "Православие и Мир"