Лента: Религия

O, tempore, o, mores…

Два десятилетия свободы совести и плюрализма мнений в нашей стране сделали свое дело. Посещающие российские книжные магазины могут заметить, что за последние годы количество книг по церковной тематике увеличилось многократно. Во всем многообразии ассортимента выделяется несколько групп книг. Во-первых, собственно церковная литература: Священное Писание, труды отцов Церкви, богослужебные книги, молитвословы. Во-вторых, литература специальная и научная: исторические и богословские труды. В-третьих, издания просветительской и миссионерской направленности, учебные пособия. В-четвертых, литература художественная: поэзия, повести, романы, а также различные стихи и рассказы для детей.

У каждой из указанных категорий своя судьба и свои проблемы. Пожалуй, наиболее сложная ситуация с художественной литературой, как-то связанной с православием. С одной стороны, ее востребованность сегодня чрезвычайно высока. Об этом свидетельствуют рейтинги популярности православных книг, многие из которых публикуются в сети (в частности, на портале www.pravkniga.ru и на сайтах различных книжных интернет-магазинов). Имена в верхних строках в последнее время приблизительно одни и те же: Елена Чудинова, Юлия Вознесенская, протоиерей Николай Агафонов, священник Александр Торик… Примечательно, что самые издаваемые и самые читаемые книги о православии принадлежат к разряду художественной литературы! Не Евангелие и не молитвословы расходятся сегодня самыми большими тиражами. Православный читатель почему-то выбирает романы и фантастические повести. Не православное богословие, не история Церкви, не миссионерская литература интересуют его, а православная беллетристика и даже фантастика!

Многие считают, что это неплохо, так как Православная Церковь через такие книги становится ближе к народу… Пожалуй, отчасти так и есть: у многих из нас есть знакомые, впервые заинтересовавшиеся православием после чтения, например, бестселлера Елены Чудиновой «Мечеть Парижской Богоматери» или романа Юлии Вознесенской «Мои посмертные приключения». Но, если всерьез присмотреться, не все так радужно.

«Халва , халва»

Первое, что тревожит, это литературное качество произведений такого рода. Ярче всех сказал об этом иерей Алексий Плужников, автор сатирического (читай: шуточного) памфлета «Как стать знаменитым православным писателем. Пособие для начинающих».

«Для начала запомни, — наставляет будущего великого литератора отец Алексий, — у тебя есть главное: ты православный! Поэтому половина задачи выполнена. Писателем быть ты легко научишься, а чему научить читателя — ты уже знаешь (после вечерних педагогических курсов при местном монастыре миссионерской направленности)». «Жанров много, умей лишь правильно вливать в них духовность. У нас не то, что в мiру: наша литература спасительна, вдохновительна и умилительна, а их Анна Каренина — сами знаете, где свою грешную жизнь окончила! И живем мы под девизом: коль православным стать успел, талант иметь ты не обязан!».

Особенно «попадают в точку» советы отца Алексия для стихотворцев: «Заучи лишь (или запиши в блокнотик) основные духовные рифмы: „Богадорога, Отец-Творец, Христа-Креста, Мати-благодати-подати, страданья-злодеянья-воздаянья-покаянья, спаси -помоги -прости-заступи-вразуми , херувим-серафим, молиться-поститься, Спас-глас-нас-вас, внемлите-вонмите-смирите-поймите“. Если не будет хватать на поэму, то помни, что хорошо рифмуются глаголы: пришел-нашел-ушел-зашел-в мир иной-отошел и местоимения: тебя-меня, моя-твоя-своя-я, ты-вы-мы-иже-херувимы».

Чтобы не увлекаться цитатами, отсылаю заинтересованных к полному тексту отца Алексия, расположенному в сети (www.psevdo.net). Упоминаю его, потому что я довольно долго пыталась понять, что именно отталкивает меня как читателя в творчестве многих православных писателей. Первоначально свое отторжение пробовала объяснить себе собственным эстетством, но потом поняла: зачастую в «православных книгах» присутствует то же, что и в современной эстраде — пошлость. Я имею в виду совершенно конкретное социо-культурное явление: попытку воздействовать на низменные чувства (страсти) читателя, завуалированную элементами «высокого штиля». Фактически это насилие над искусством в его классическом понимании.

Это же отчетливо прослеживается в римской литературе периода упадка империи. Классические жанры имитируются, наполняются несвойственным им содержанием. Недостаточная выразительность и проникновенность текста прикрывается пафосностью речи, громкими (а по сути — пустыми) фразами о вечном. Но только, как говорится, сколько ни говори «халва, халва», а во рту слаще не станет. И, возвращаясь к православной литературе, упоминание храма, Церкви и имени Господнего к месту и не к месту не делает произведение духовным.

Прошу понять меня правильно, дело не в простоте или сложности произведения, не в его интеллектуальном уровне. Во все века христианства существовали и сложные богословские сочинения для ученых-интеллектуалов, и доступные книги для простых верующих. И то и другое, безусловно, необходимо Церкви, ведь даже Христос и апостолы говорили с каждым на понятном ему языке: «Для всех я сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых» (1 Кор. 9, 22). Дело в истинной направленности текста, в сущностном посыле.

Эту же мысль раскрывает Майя Кучерская в одном из своих интервью (опубликованном на портале «Православная книга», когда говорит, что слащавость и фальшь современных «православных книг» — суть прямые происки лукавого, ибо это результат гордыни авторов, их неуважения к людям. Словно бы автор говорит своему читателю: «Ты — темное неразумное существо, настоящее православие слишком хорошо для тебя».

Владимир Набоков называл это «самодовольным величественным мещанством». Он же дал одно из интересных определений пошлости. «Пошлость, — говорил он (лекция „Пошляки и пошлость“), — это более-менее точная примета частичного, порой полнейшего отсутствия души в ком-нибудь и в чем-нибудь. Отсюда — не красота, всегда исполненная достоинства, а вызывающе нелепая красивость». Казалось бы, корень слов общий, а какова разница: «красота» и «красивость»… Удивляет, почему современное церковное сообщество в массе своей не замечает различия между этими категориями.

«Пиши, как хочешь»…

Второе, что выглядит по крайней мере странным, это распространенная сегодня легенда о существовании некоей особой «православной» художественной литературы, отличной от всей остальной.

На мой взгляд, само наличие такого термина как «православная литература» (имея в виду литературу художественную) есть трагедия нашей культуры и общественной жизни, свидетельство слабости позиций Церкви в стране. Оговорюсь особо, что речь идет не обо всех современных литераторах, пишущих о вере и о Церкви, но лишь об определенном секторе современного литературного поля, настойчиво именующем себя «православной литературой». Даже точнее, о «православной литературе» как о своеобразном «паттерне» современного церковного (отчасти уже массового) сознания.

«Православная литература», «православное кино», «православная кухня»… не превращаем ли мы тем самым православие в такую же субкультуру, как готы, эмо или игровики-ролевики? Не загоняем ли мы сами себя в своеобразное гетто для инакомыслящих? Неужели та работа по отделению Церкви от общества, которую десятилетиями проводила советская власть, делается сегодня руками самих православных?

Откуда то высокомерие, с которым творцы и адепты «православного искусства» рассуждают о «мирской» культуре? Почему современный «православный художник», так или иначе оставаясь в рамках европейской культурной традиции, требует особого снисхождения к собственным ошибкам? Только потому, что он называет себя православным? Вот, например, как объясняет специфику «православной литературы» автор современных бестселлеров на православные темы Юлия Вознесенская: «В миру масса условий, которые творческий человек должен соблюсти, чтобы добиться признания и успеха. В Церкви все значительно проще: будь православен и честен, твердо придерживайся догматов Церкви, наполняй свои книги любовью к Богу и к людям — и пиши что хочешь и как хочешь!» (www.pravkniga.ru).

Особенно тревожно, что виной такой ситуации являются не только литераторы. Ведь кто несет подобную литературу в массы? Это и пастыри, и «заслуженные» прихожане, и православные СМИ. Многие из них призывают неофитов‑интеллигентов «возрастать душой» через такое опрощение. Но зачем? Если, попадая в церковную ограду, человек приучается игнорировать собственное чувство прекрасного, то не станет ли он впоследствии так же легко игнорировать другие важные вещи? Не станет ли он более черствым и безразличным к людям в принципе? Не является ли это насаждение культа «православной литературы» в церковной среде фактическим насаждением циничного отношения к жизни?

Религия книги или кружки?

Наконец, еще одна проблема, о которой задумываешься по прочтении «пособия» отца Алексия Плужникова, заключается в том, что православным писателем — да и вообще православным «кем-нибудь» — сегодня и в самом деле стать очень легко. В наше время за это не распнут на кресте, не отправят в Колизей на съедение львам, не уволят с работы и даже не «пропесочат» на партсобрании. Напротив, на «православной литературе» успешно делают себе имя и писатели, и издатели. Не секрет, что за пределами церковной среды многие из «православных книг» никогда не были бы реализованы. Думается, за пределами Церкви большинство «православных писателей и журналистов» были бы просто слабыми и безвестными. Вывеска «православная литература» словно бы скрывает (компенсирует?) очевидные недостатки многих печатных изданий. Почему так происходит? На то есть объективные основания социологического плана.

Во-первых, книг на тему Церкви и православия в России сегодня издается немного. Как метко заметил на совещании Издательского Совета Московской Патриархии в ноябре 2009 года главный редактор портала «Православная книга» Георгий Гупало, современное православие из «религии книги» постепенно превращается в «религию кружки»: во многих храмах кружек сегодня стоит больше, чем книг. По данным его коллег, лишь 2—3% книжного рынка в нашей стране так или иначе ориентировано на христианскую проблематику. Получается, что реальной конкуренции между авторами и издательствами в этой сфере нет.

Во-вторых, современное церковное сообщество в России по-прежнему крайне слабо творчески и интеллектуально. И это не вина, а беда нашей Церкви, пережившей беспрецедентную в истории эпоху гонений. Чему удивляться, если после революции большевики физически уничтожили в России церковную интеллигенцию (включая и литераторов)? На протяжении многих лет верующих людей не допускали в сферу высшего образования, не позволяли им не только издавать, но даже от руки переписывать собственные книги… После всего этого само существование в современной России церковного книгоиздания может рассматриваться как чудо. И каждый, кто сталкивался сегодня с православными издателями и редакторами церковных СМИ, знает, что основная их проблема — поиск авторов, поиск хороших, грамотных и интересных текстов.

Возрастаем душой?..

Еще одно парадоксальное социологическое наблюдение, в нем, как мне кажется, ключ к пониманию ситуации. Современные православные россияне мало отличаются от всех остальных в своих культурных предпочтениях. Иными словами, читательская аудитория — это то, что в наибольшей степени предопределяет ассортимент книг о православии в наших магазинах и церковных лавках.

Часто сами «православные писатели» говорят об этом, утверждая, что нынешний «православный читатель» — человек простой, необразованный, что он в своем роде является «младенцем в вере», и серьезная литература о православии ему пока недоступна. Пусть, по образному выражению апостола Павла, питается пока «молоком», а не «твердой пищей»… Однако я вижу здесь лишь часть правды. Действительно, современный постсоветский человек с трудом может воспринять тексты житий древнерусских святых в редакции Димитрия Ростовского. Но почему так непопулярны среди современных православных жития новомучеников — фактически наших современников, живших совсем недавно? Почему мало кто читает современные переводы и комментарии к евангельским текстам, адаптированные к нынешним нормам языка? Почему пылится на полках популярная библеистика (она тоже сегодня издается, но меньшими тиражами)?

Быть может, современный человек в Церкви чаще ищет досуга и развлечения, нежели труда? И движущей силой его внутрицерковного «поиска» является не серьезность и ответственность, а элементарная лень? Отсюда поверхностное отношение к вере, усиленное внимание к внешним атрибутам и равнодушие к знанию, недооценка реальности зла и ада. Отсюда же — и умиление православной «духовностью» и уверенность в собственном «возрастании душой» через чтение «православных стихов».

Вероятно, поэтому так слаба наша историческая память, так мало развита в нашей Церкви забота о слабых и немощных, но при этом так много внимания уделяется у нас всевозможным юбилеям, фестивалям православной песни и балам православной молодежи. Какое же у нас будущее, если настоящее мы проводим за чтением «православной фантастики»?

Судьба «Чебурашки»

Протоиерей Александр Ильяшенко: Что читать детям сегодня? Часть 1
Протоиерей Александр Ильяшенко: О детском чтении. Часть 2

Тревожно, что подобное отношение к жизни постепенно затрагивает и поколение наших детей, ведь «православные книги», выпускаемые сегодня для них, также вызывают много вопросов. Конечно, есть и положительные примеры: «Евангельская история для детей» в изложении Майи Кучерской и книжная серия «Настя и Никита», издаваемая журналом «Фома». Но этих книг, увы, единицы, да они-то и не настаивают на своей принадлежности к рангу «православной литературы». Нарочито же «православные» книжки часто несут в себе тот же заряд игривости и то же ощущение «ненастоящего», что и вышеупомянутая взрослая, «вдохновительная и умилительная» литература. Очень обидно, что Евангельская история во многих таких книжках превращается в такую же сказку, как «Чебурашка» и «Колобок». Неужели наши дети, когда подрастут, перестанут в нее верить и будут считать Христа пусть очень добрым, положительным, но все же сказочным героем? И кто решил, что преподносить ребенку православие можно лишь в сказочно-сентиментальной оболочке, что настоящего серьезного христианства дети не поймут и не примут?

При этом параллельно с мифом об особой «православной литературе» для взрослых сегодня продвигается и миф о «детской православной литературе». К сожалению, не только авторы, но даже ученые мужи убеждают родителей, что ребенок должен читать исключительно особые, православные книги. То есть не только читать «православную литературу», но вообще не читать никакой другой. Яркий пример такой позиции — нашумевшая публикация книги петербургского филолога, кандидата наук Юрия Поринца под претенциозным названием «Книги, которые читают наши дети, и книги, которые им читать не следует». Если верить Поринцу, нашим детям вредны и «Красная шапочка», и «Питер Пэн», и «Мэри Поппинс», не говоря уж о «Гарри Потере»… Что же предлагается взамен? Видимо, всевозможные сборники нравоучений с названиями типа «Чадушки», «Подсолнушек», «Куличок» или «Боголюбивый отрок»?

Однако есть один момент, в корне отличающий ситуацию с детской литературой от ситуации со взрослой. Ведь нельзя забывать, что не только издатель, но и реальный покупатель детской книги — взрослый человек, поэтому большие продажи детских книг еще ничего не означают. Хотя они активно покупаются родителями, но не очень активно читаются детьми. Как большинство родителей, я сталкиваюсь с тем, что заинтересовать ребенка такими книгами просто невозможно. Книги эти, в основном, совсем недетские по содержанию, оперируют словами и понятиями, сложными не только для ребенка, но и для современного взрослого, не закончившего семинарии. При этом они нарочито детские по форме (с аляповатыми рисунками, со снисходительно-покровительственными обращениями к ребенку в стиле «мой юный друг»…). Такое сочетание дает эффект максимального отталкивания, поскольку игнорирует естественное желание всякого ребенка — быть, как взрослые.

С одной стороны, это ужасно. Если православные взрослые, хоть мало, хоть не самые лучшие, но все же читают книги, то наши дети, получается, не читают ничего. Неужели тем самым Церковь окончательно утратит связь с подрастающим поколением?

Но, с другой стороны, такая относительная пустота оставляет шанс. Например, шанс, что люди, не привыкшие к фальши в детстве, не привыкнут к ней и позже. А это уже немало.


Источник: "Православие и Мир"