Лента: Религия

"Царь", "Поп" и "Чудо". Фестивальные показы этих трех фильмов породили в церковной среде жаркие разговоры о рождении "православного кинематографа". Может быть это и так, но для меня "православность" определяется не столько темой и содержанием картины, сколько нравственным состоянием и мировоззренческой позицией автора. Например, один из моих любимых "православных" фильмов – "Рабочий поселок" Венгерова по сценарию Веры Пановой.

Сегодня мы имеем дело с тремя одаренными русскими режиссерами: Павлом Лунгиным, Владимиром Хотиненко и Александром Прошкиным. Их фильмы – это отражение взглядов на веру и церковно-исторические процессы конкретно этих людей. Это не взгляд схимника и не взгляд церковного историка. Это взгляд художника. Ведь Христос Поленова, Ге или Иванова – это не Его Икона. Это состояние творящего. Тем более не "икона" те три фильма, о которых я осмелюсь высказать несколько критических замечаний.

Начну с "Царя". Некоторые уже прозвали этот фильм "православным ужастиком", что, конечно, несправедливо. Это не ужастик. Павел Лунгин – великолепный мастер трагикомедии: вспомните "Свадьбу" или "Такси-блюз". Это картины с интонацией истеричного надрыва, рекой льющейся водкой, очень смешными сценами и больной безысходностью. "Царь" стоит в том же ряду. Скрытая насмешка и жестокость фактуры. Неожиданные порой возникают ассоциации. Смотрю работу Лунгина, а в памяти всплывает надрывно-кровавый Бабель. Какое уж тут православие! Мрак.

В своё время на роль героя, терзаемого ужасными монгольскими пытками, Тарковский пригласил Юрия Никулина. Враги мучали того, чей всенародно любимый образ десятилетиями вызывал радостный смех. От этого сцена мучительства удесятеряла своё воздействие. Фильм "Царь" весь вышел из одной этой сцены. Лунгин использует этот прием дважды. Канонизированный почитательницами фильма "Остров" образ отца Анатолия зрителю возвращают в виде злобного шизофреника. Лунгин ничего не поменял в игре Мамонова. Тот так же двигается, так же улыбается, и что самое ужасное – он так же молится. Интонация молитвы повторена глас в глас. Грозный Лунгина – это пародия на аскета. Оттого некоторые чувствительные околоцерковные общества так болезненно отреагировали на появление этого фильма.

Лунгин играет с огнем, он не останавливается на этом, он дразнит зрителя и дальше, заставляя священника Ивана Охлобыстина играть шута, кривляться, строить рожи. Сыграно слабо, а впечатление ошеломляющее. А всё от того, что мы знаем, что по воскресениям этот актёр совершает евхаристию.

Лунгину после "Острова" пришлось пережить искушение учительства. Его затаскали по православным тусовкам, ему поклонялись, понуждали говорить истины и рассуждать о духовности. Отрадно, что будучи человеком тонким и умным, Павел Семенович всё-таки вернулся в кинематограф.

Фильм Владимира Хотиненко "Поп" вызвал у меня противоречивые эмоции. Вместе с залом я рыдал от сентиментального накала. Сергей Маковецкий и Нина Усатова заслужили эти слёзы своей фантастически сделанной работой. Не влюбиться в их образы невозможно. Чего стоит сцена, когда отец Александр приносит письма от сыновей! Как матушка их берет, как она поворачивается, как смотрит! В десять секунд экранного времени Усатова вкладывает немыслимую эмоциональную глубину. Блестящий актерский дуэт, блестящая режиссура, безукоризненная операторская работа.

Однако на фоне восторга от образов главных героев у меня как у зрителя возникает вопрос: а о чем этом фильм? О том ли, что долг Церкви служить своему народу независимо от политической ситуации? О том ли, что священник приближает день победы, тайно сотрудничая с партизанами, о войне в тылу врага? О милосердии? О святости? Вопросов больше, чем ответов. Одно очевидно – это фильм мировоззренческий, а не приключенческий. Из сценария изъята детективная линия сотрудничества митрополита Сергия с советской разведкой. Фактически нет сюжета, который обычно каркасом держит кино. В фильме нарочито отсутствует драматургия. Борьбы добра со злом нет. Хотиненко с его режиссерским опытом прекрасно это понимает, и, значит, сознательно отказывается от драматургии. Для чего? Может быть для того, чтобы показать добродетель в чистом виде, показать, что священник должен подобно врачу духовно окормлять всех, кто к нему обращается, независимо от того какие на ком погоны? Если так, то какие художественные приемы использует режиссёр и почему у зрителя возникает стойкое ощущение, что враги хорошие, а наши плохие?

Мы видим на экране весьма симпатичного немецкого офицера – православного, рефлексирующего, мечущегося, склонного к покаянию. Его антиподы – предатель милиционер и мерзавец атеист НКВДшник. Немец смотрит на батюшку с симпатией и даже любовью, а НКВДшник бьет по лицу и сажает в лагерь. Единственный, кто в фильме стреляет в сторону священника – партизан. Немец выправляет еврейской девочке фальшивые документы, чтобы спасти её, а бывший милиционер грозит настучать на священника, за то, что тот укрывает "жидовочку". Какую задачу ставил перед собой художник, вызывая у зрителя симпатию к немцам и очевидную неприязнь к своим? Это призыв к прощению врагов? Если так, то призыв удался. Особенно талантливо снята сцена расстрела партизанами предателей-полицаев. Пересмотрите эту сцену внимательно. Полицаи моются в бане. Они чисты и размягчены. Баня делает русского человека лучше и чище, даже полицая. Они тихи и душевно спокойны. Один из них в белоснежной рубахе идет на реку. Тихая река, течение времени и судеб. Образ перехода от жизни к смерти. И вдруг он видит партизан и бежит назад предупредить своих добрых друзей и соратников о надвигающейся беде. Он бежит и кричит: "Нас идут убивать!". Зритель видит агнца. Через мгновение его белоснежная рубаха (такие рубахи одевали матросы "Варяга" перед своей героической гибелью) окрасится жертвенной кровью. И затем мстительные партизаны в течение нескольких долгих экранных минут методично убивают людей в белых рубахах. Разумеется, это не документалистика и не реальная жизнь. Это кинематограф, это образы. Хотиненко имеет полное право предложить молодому поколению свое авторское видение эпохи.

В связи с книгой отца Георгия Митрофанова недавно разгорелся спор о Власове. Предатель или не предатель? Могу подсказать методику поиска ответа: поставьте рядом двух генералов – Карбышева и Власова. И подумайте.

И коротко о "Чуде" Александра Прошкина. Удивляюсь как Александру Анатольевичу, человеку далеко не церковному, принявшему крещение только на съёмках "Чуда", удалось так достоверно показать весь комплекс проблем, с которыми приходилось сталкиваться рядовому священнику в послевоенное время в СССР. Нужно научиться жить в постоянном ожидании ареста, бороться с властями за сохранение храма, передать веру детям, которых травят одноклассники. Крестить тайно, отпевать тайно. Рисковать собой, женой, детьми. Сохранить веру и постоянно самому себе отвечать на вопрос – где грань допустимого компромисса? Это фильм о священнике, который живет не по лжи. Отец Андрей – потомственный священник традиционных взглядов, с традиционным отношением к священническому долгу. Его отец был священником, и его дед был священником. И его сын наверняка продолжит это служение. На таких семьях Церковь выстояла в XX веке. Немногие знают, что отец патриарха Кирилла – исповедник веры. И дед патриарха Кирилла – исповедник веры. Оба священники и оба провели долгие годы в сталинских лагерях. Мне много приходилось общаться со старым советским духовенством. Образ прошкинского отца Андрея напомнил мне их рассказы. А кое-что я и сам ещё застал в семидесятые годы.

"Чудо" сложено из трех новелл. История отца Андрея, история о потере любви в семье провинциального журналиста, и история фантастического появления в городе Никиты Хрущева. Вторые две новеллы меня не очень тронули, но первая, повторю, глубока и проницательна.

При всех неоднозначностях "Царя", "Чуда" и "Попа" реакция зрителя на эти фильмы показала, что в обществе существует огромная потребность в кино на нравственную тему. А это значит, что мы увидим реакцию и других кинорежиссеров на этот общественный запрос. Убежден, что нас ждет как вал конъюнктуры, так и серьезные работы.


Александр Щипков
Источник: "Религия и СМИ"