Фильм "Царь" Павла Лунгина с успехом прошел на экранах страны. А в первые дни нового года был показан и по телевидению. Петр Мамонов, сыгравший роль Ивана Грозного, рассказал, что для него является самым главным в этом фильме, почему не надо важничать и как бороться с пустотой внутри себя.
Русская галлюцинация
Было время, Мамонов красил зубы черной краской через один, бился на сцене в странном танце и пел: "Все равно опять напьюсь! Шуба-дуба блюз!" Троицкий называл его главной русской галлюцинацией, галантным подонком и беспамятным пьяницей. Сам Брайан Ино пригласил "Звуки Му" в Англию, а в Америке о них писали: "Когда они в ударе, это, быть может, лучшая группа в мире". Сейчас Петр Николаевич живет в деревне, иногда выступает на сцене, снимается в кино. С журналистами общаться не любит, потому что "суета это все", но иногда поговорить с ним все же получается.
– Петр Николаевич, фильм оказался успешным с коммерческой точки зрения...
– Что деньги? Мы ведь не для этого кино делали. Деньги не мой кайф, ребята. У каждого свой кайф, правильно? Раньше я, наверное, чемпионом Москвы был по этому делу, в смысле по пьянке. Теперь меня часто спрашивают: "А друзья, Петя, у тебя есть?" А я обычно отвечаю: кто не бросил пить, все умерли. Вот Витюшка Цой уголь в топку кидал, а я давление регулировал – крутил ручку. А сам мутны-ы-ый! Потом падал на диван, ну, работа у меня была такая, за семьдесят рублей. Потом похмелье... Похмелье вообще очень приятная вещь, если точно знаешь, что сейчас выпьешь. Когда работал в типографии, у нас там был самый быстрый способ опохмелиться. Назывался удар копытом. Там спирт выдавали труженикам, а на производстве был еще и автомат с газировкой. Рецепт: полстакана спирта, полстакана газировки. И все – еще не допил, а чувствуешь, что уже упал. Вот так и искусство должно действовать – мгновенно. А не так – "повтори-ка вот это место, я чо-то не понял". И веру Господь дает – как палкой по голове. Жил я до 46 лет, а потом раз! Колом грехи стали. Хотел жизнь шутя пробежать, каждый день устраивал себе праздник. Не получилось, пусто мне стало...
Теперь у меня в деревушке домик. Там лампочки разные. Есть и розовая. Зажгу и думаю: "А куда ехать, все есть". Я и телевизор выкинул, раньше смотрел передачу "Сегодня" или еще какую-то. Ну, что там у дураков случилось? Сейчас только фильмы иногда с дисков. Так вот, еду я на "мерсе" в свою деревню, на педальку жму, сзади бутылки с пивом гремят. Фильм французский везу смотреть. Приезжаю – а все, света нет. Лежу, молчу. Вы попробуйте так часик в темноте полежать, ничего не делать. Это важно. Сосредоточиться, вот тут, под кожей, всего себя собрать. С чем лежать в темноте? С ужасом поймешь: скучно с самим собой. Отсюда этот парад уродов по ящику, вся эта фигня собачья: горы трупов и голых задниц. Это же нас так развлечь пытаются, и мы сами на эту кнопку жмем. Боюсь я телевизор смотреть, не хочу впадать в осуждение.
Веселитесь, ребята!
– Почему в деревне живу? Слаб я, удобопреклонен к греху. Когда попал туда, увидел эту красоту, тишину, решил остаться. Пришлось зимовать одному, и вот сижу вечером, думаю: все вроде бы порядком вышло в моей жизни, а жить что-то не хочется. Все кайфы надоели. Уперся носом в пустоту. Что душе ни давай – любовь к детям, к жене, работу любимую, а тоску не уймешь. Пустота заполняется только Богом. Вера – это не просто так кто-то придумал. Я еще в самом начале, так сказать, в нулевом классе, но даже мне иногда такие форточки открываются. Нечасто, но все же открываются. Сидишь и понимаешь, что так может быть всегда, если ты с Богом по-настоящему. Так со мной было, у кого-то, может, совсем по-другому. Я же не агитирую никого. Потому что "спаси себя и хватит с тебя". Вера – это очень прагматичная вещь. Нам надо на что-то опираться. А на что еще опираться? А больше и не на что. Вот был такой Паскаль, он говорил: "Человек неверующий, он и здесь проигрывает, и там. А верующий – здесь ничего не теряет, а там выигрывает". Ну, это я уже учу, это я уже важный стал. Я важных не люблю. Очень важными быть нельзя. Мне 58 лет, а я прикалываюсь, веселюсь. Так и надо. А то вот молодой парень, а он уже – о! о! – мерчендайзер! Серьезный такой, важный. Я его спрашиваю: это что за слово такое? В русском языке такое слово есть? Нет? Ну тогда иди отсюда! Веселитесь, ребята, не надо быть такими важными. Прикалывайтесь!
Каждый из нас хочет, чтобы его любили. И я тоже. Мне тут один сказал: "Побольше бы нам таких!" Да, побольше... Да... Я скромно потупил взгляд, запахнул кашне. Была весна. Прочитал пару строк из Пушкина и ушел. Ну, чтобы не смущать человека. Что ж, мне тоже приятно, когда меня хвалят. Чем больше мне лет, тем чаще думаю: "А песни-то у меня какие хорошие". Я собрал старые песни, которые, ну, без мата, ну чтобы хоть как-то... Смотрю, не так уж много, всего 15 штук. Ха-ха! А что "ха-ха"? Жили-то как страшно. Но всегда люди хотели, чтобы их любили.
– Может ли царь рассчитывать на народную любовь?
– Иван Грозный тоже хотел, чтобы его любили. Собрал войско, чтобы заставить народ любить себя. Он всегда хотел быть верхним. Он так хотел, чтобы его любили, что забывал любить Бога. Но он старался, мог быть и добрым, сомневался, как поступить, а что уж вышло...Он, как и мы: то внизу, то наверху. Ты утром молишься, а вечером опять пьяный лежишь. Вот и он: каялся, обещал головы не рубить, а рубил... Но главный герой фильма не царь, а митрополит Филипп, он всем говорил: "Здравствуй, радость моя!" В этом фильме нам хотелось отрезвить людей, напомнить, как надо... Ну вот как мудрые говорили: надо стоять друг перед другом как перед древней иконой.
Строгие вещи Петра Мамонова
– Вы ведь в товарищеских отношениях с Лунгиным, говорят, даже в сценарии что-то меняли.
– Там поначалу было очень много жестоких сцен, мы поговорили и некоторые из них из сценария вычеркнули. Я не хотел столько ужаса, а кино все-таки страшное получилось, я не люблю страшное кино. Лунгин – мой товарищ, но он строгий. Вот снимался "Иван Грозный", так поначалу фильм назывался. Сидит Лунгин, весь потный, думает. Ну, он же режиссер... Искал человека на роль святого. Хорошо бы подошел Кононов, помните, "начальник Чукотки"? Но его уже нет. Лунгин говорит: "Янковского позову". А я ему: "Да куда артиста из Ленкома? Это такой совок". Но Лунгин его позвал. И вот Ванька Охлобыстин, он же непрофессиональный актер, как начал Янковского по деревянному настилу таскать. Такая роль у него. Янковский терпел, молчал. Потом подходит ко мне, посмотри, говорит, что там у меня со спиной. А в спине у него огромные занозы. Я-то уже ярлык успел приклеить, мол, совок, а он вот какой артист был! Нельзя ярлыки приклеивать, осторожнее надо с людьми. Мы на этих съемках сильно подружились. Удивительный он был человек – скромнейший, тактичный, добрый. Теперь остались мы без него.
Царь или святой
– Сыграл Петр Николаевич Мамонов царя и святого человека в "Острове". Как ему после этого живется?
– Жизнь как идет? Проснулся, встал, выпил кофе, поработал, кого-то куда-то отвез. Туда-сюда... День прошел. Раз – неделя прошла, раз – месяц, и о-па – гроб! И лежишь. А это строгая вещь: четыре стенки, крышка. Вот фильм "Остров". Я там в такой ящичек ложился... Ну, в гроб. Три раза выскакивал, не мог там больше двадцати минут лежать. Скучно мне становилось. Блатные говорят: "В гробу карманов нет". И точно, ничего туда не возьмешь. Дружбу, сострадание? А я умел сострадать? Любовь? А я умел любить? Вот кто такие святые? Они берут Евангелие, читают, что там написано, и живут так. А больше ничего и не надо. Это же компас, карта, и этим путем идут и уже прошли миллионы людей. Только старайтесь. У меня плохо получается. Это как по кочкам. Сегодня ты наверху, а завтра опять на самом дне лежишь. Но надо стараться, ребята. Господь милостив, он скажет: "Ну да, не получилось у вас. Но вы старались". И допустит к себе, а мы зайдем. Хотя бы и последними.
Российская газета
Источник: "Религия и СМИ "