Лента: Религия

Вниманию читателей предлагается статья доктора исторических наук Михаила Витальевича Шкаровского, посвященная анализу советской церковной политики в причерноморском регионе в последний период жизни и правления Иосифа Сталина (1944-1953). (Статья приводится с сокращениями – Ред. Родон)

Постановка проблемы, новизна доклада и основные выводы

История Русской Православной Церкви советского периода была, прежде всего, историей неслыханного ранее в России гонения на веру. Известно, что сталинские репрессии 1930-х гг. унесли жизни сотен тысяч православных священнослужителей и мирян. В это страшное время было закрыто подавляющее большинство храмов, упразднены все монастыри, разрушена система духовного образования, уничтожены миллионы книг религиозного содержания и т. д. Антицерковная деятельность советской власти широко известна во всем мире, однако известна она, прежде всего, с «внешней» стороны террора, насилия и воинствующей атеистической пропаганды. Вместе с тем за рамками большинства источников и научных исследований, как правило, оставались направленной на подчинение Русской Церкви партийно-государст­венной работе и ее использование на международной арене. Предлагаемая читателям работа является первой попыткой представить картину советской церковной политики в причерноморском регионе в последний период жизни и правления Иосифа Сталина (1944-1953). В докладе был использован обширный корпус источников, в числе которых много ранее недоступных архивных материалов, впервые вводимых в научный оборот.

Большинство затронутых в работе проблем напрямую связано с совре­менностью. К их числу относится, например, вопрос о «внешнеполитическом» курсе Московской Патриархии. Именно со сталинских времен советское руководство стремилось использовать Церковь в интересах своей внешней политики, видя в ней союзника в деле привлечения мирового общественного мнения на сторону внешнеполитических инициатив СССР. Советское государство хотело направить международную активность Московской Патриархии на объединение деятельности Православных Церквей, в том числе в причерноморских странах «в противостоянии политике капиталистических держав». Однако руководство Патриархии сумело использовать эти контакты для защиты и отстаивания интересов Церкви внутри страны. С течением времени советское правительство было вынуждено все в большей степени считаться с мнением мировой общественности, соответственно корректируя свои действия по от­ношению к Русской Церкви.

В существующей историографии недостаточно раз­работана такая важная проблема, как периодизация государственной религиозной политики в СССР. Автор выделяет и описывает два этапа этой политики: 1943-1948 и 1948-1953 гг. До сих пор в историографии отсутствует достаточно разработанная аргументация смены курса религиозной политики. В докладе исследована эта проблема в рассматриваемый период. Так, например, в 1948 г. повлияло резкое падение заинтересованности властей в международных акциях Рус­ской Церкви, крах ряда внешнеполитических планов Сталина (в Турции, Греции, Израиле) и, соответственно, утрата острого интереса к Восточным Патриархам; в основном завершилось и выполнение Мо­сковской Патриархией своей «миссии» в странах народной демократии; неудачей закончились планы создания «Православного Ватикана», что ярко проявилось в ходе совещания глав автокефальных Церквей 1948 г. и т. д. Кроме того, существовал комплекс внутриполитических при­чин: переключение внимания Сталина к новому витку по­литической борьбы, чисток и репрессий, вынужденные уступки части партийного аппарата, не понимающей и не приемлющей послаблений Церкви, некоторые кадровые перестановки. Вообще «благо­получие» Московского Патриархата в первое послевоенное восьмиле­тие в существующих исторических трудах явно преувеличивается. В этот период преобладал сугубо прагматический подход. Как только острая заинтересованность пропала, с осени 1948 г. и до смерти И. Сталина правительство не разрешило открыть ни одного храма, уча­стились аресты священнослужителей.

С середины 1940-х гг. религиозная политика в СССР осуществля­лась в контексте общего послевоенного развития страны. На нее са­мым непосредственным, зачастую определяющим образом влияли им­перские амбиции «сталинского» периода, атмосфера холодной войны и борьба за лидерство в КПСС конца 1940-х – 1950-х гг. Московская Патриархия расценивалась руко­водством СССР, прежде всего, как инструмент государственной внеш­ней политики – в разные периоды более или менее важный. До 1948 г. Советский Союз не располагал ядерным оружием, и сталинское окру­жение для реализации своих далеко идущих планов вынуждено было использовать другие средства, в том числе небезуспешно и церковные каналы.

Наступательная религиозная политика СССР, ставившая цель установить доминирующее влияние Русской Церкви в после­военном мире и особенно ярко проявившаяся в причерноморском регионе продолжалась относительно недолго – менее 5 лет. Основными направлениями международной деятельно­сти Московской Патриархии в эти годы были переводы в свою юрис­дикцию всех русских заграничных приходов, обеспечение поддержки христианскими конфессиями в восточно-европейских странах режимов народной демократии, борьба с Ватиканом и утверждение своего пер­венства в Православии и даже во всем христианском мире.

После 1948 г. пришло время другой политики, связанной с ядерным противостоянием. Московской Патриархии в ней также отво­дилась определенная, но гораздо более скромная роль – главным обра­зом участие в просоветском «движении за мир», призванном компенси­ровать отставание СССР по военному и экономическому потенциалу от стран Запада. Кроме того, в первые послевоенные годы (до 1948) в строго ограниченных рамках поощрялась и деятельность Русской Церкви внутри страны. Это объяснялось логическим продолжением движения от интернационализма и других марксистско-ленинских постулатов к строительству «национальной империи», намечавшегося еще в 1930-е гг., с возобновлением преподавания «гражданской истории» и через роспуск Коминтерна и победу в войне приведшего к кампании борьбы с космополитизмом в конце 1940-х гг.


Изменение сталинской религиозной политики в середине 1940-х гг.

Представляемый слушателям доклад посвящен в основном истории советской послевоенной политики в причерноморских странах (Болгарии, Румынии, Турции и входившей в состав СССР Украины) по отношению к Православной и Греко-католической (униатской) Церквам. Эти Церкви играли важную роль в планах наступательной сталинской стратегии 1944-1948 гг. После жесточайших антицерковных гонений 1930-х гг. в годы II Мировой войны в СССР произошло существенное смягчение государственной религиозной политики. Особенно значительный поворот случился в сентябре 1943 г., после личной встречи Иосифа Сталина с руководителями Московского Патриархата. В ходе этой встречи были разрешены выборы Патриарха, открытие храмов, духовных учебных заведений, издание «Журнала Московской Патриархии» и т.п. При этом был создан особый правительственный орган – Совет по делам Русской православной церкви во главе с полковником госбезопасности Георгием Карповым, который должен был контролировать церковную деятельность.

Указанные перемены были вызваны целым комплексом причин: актив­ной патриотической деятельностью Московской Патриархии, обраще­нием в ходе войны к русским национальным патриотическим тради­циям, массовым религиозным возрождением на оккупированной тер­ритории, стремлением нейтрализовать воздействие фашистской про­паганды. Существенным образом влияли и отношения с союз­никами – США и Великобританией; в расчетах Сталина Московской Патриархии отводилась существенная роль в налаживании контактов с патриотическим движением, религиозными кругами на Балканах, Ближнем Востоке, в Северной Африке, уста­новлении связей с влиятельными течениями в Великобритании и США, способными оказать воздействие на правительство. Однако даже от­ношения с союзниками по антигитлеровской коалиции были здесь не главными. Внешнеполитические планы Сталина были гораздо более глобальными. С весны 1943 г., когда исход войны стал ясен, он начал размышлять о будущем послевоенном переделе мира, разраба­тывать планы создания мировой державы. В этих имперских замыслах Церкви отводилась немаловажная роль, что очень ярко проявилось в причерноморском регионе.

31 января 1945 г. в Москве начал свою работу Поместный Собор Русской Православной Церкви. Такого полномочного собрания ее ду­ховенства и мирян не было с 1918 г. На Собор были также впервые приглашены православные Патриархи и их представители из Румы­нии, Болгарии, Сербии, стран Ближнего Востока, Грузии, зарубежные русские иерархи. Значительную сложность в тех условиях представля­ло уже размещение и обеспечение всем необходимым 204 участников. Собор вообще стал единственным, исключая военные, правительствен­ные совещания, собранием такого масштаба в годы войны. Патриархом на нем был избран митрополит Ленинградский Алек­сий (Симанский), интронизация которого состоялась 4 февраля 1945 г.

Уже в начале 1940-х гг. Московская Патриархия стала играть важную роль во внешне­политических планах советского руководства. К началу войны она несколько лет (с 1935-1936 гг.) не вела междуна­родной деятельности. С нападением Германии на СССР ситуация существенно изменилась. Правительствам стран – союзников по антигитлеровской коалиции было небезразлично положение Церкви в Советском Союзе. Были учтены и имевшиеся у Московской Патриархии значительные возможности для установления тесных контактов с влиятельными религиозно-клерикаль­ными течениями в западных странах, ее способность влиять на антифа­шистскую борьбу в оккупированной Восточной Европе. В результате в 1942 г. Патриархия выступила с рядом посланий к православным ве­рующим европейских, в тои числе причерноморских, стран: Болгарии, Румынии, Греции, Югославии, Чехословакии и других.

Но подобная деятельность являлась только началом. Весной 1943 г. (после победы под Сталинградом) начала формироваться заинтересованность И.В. Сталина в разделе сфер влияния в Европе. Он понимал, что преодолеть идеологический барьер с ее народами будет неизмеримо легче, если прибегнуть к религии, обеспе­чить передачу своих идей по церковным каналам. Прежде всего, предпо­лагалось использовать Православные Церкви Восточной Европы. Кроме того, с Московской Патриархией были связаны и более глобальные пла­ны утверждения ее первенства в православном мире, превращение в сво­его рода «Московский Ватикан». Определенное значение имело и то, что во многих странах имелась паства Русской Церкви. Советскому руковод­ству представлялось возможным таким образом распространять свое вли­яние на все эти государства.

Международная деятельность Московской Патриархии существенно активизировалась с сентября 1943 г. В целом Русская Православная Церковь недолго играла одну из центральных ролей в «боль­шой политике» советского руководства – с осени 1943 по лето 1948 гг. В этот период она являлась одним из важнейших инструментов реализа­ции наступательной стратегии, осуществления попыток расширить влия­ние СССР в послевоенном мире. Причем ее использование нередко носи­ло авантюрный характер. Основными направлениями международной деятельности Московской Патриархии в указанные годы являлись: 1) пере­вод в свою юрисдикцию всех русских заграничных приходов; 2) обеспе­чение поддержки христианскими конфессиями в восточно-европейских странах режимов «народной демократии»; 3) борьба с Ватиканом; 4) ут­верждение своего первенства в православном и даже во всем христианс­ком мире.

Только в 1945 г. были организованы выезды делегаций Московской Патриархии в 15 стран. В результате с ней воссоединилось 20 русских архиереев и 285 приходов, в том числе в Болгарии и Румынии.[16] Правда, Американскую и Фин­ляндскую Православные Церкви, а также Западно-Европейский экзар­хат, несмотря на неоднократные попытки, воссоединить не удалось. Наи­больший успех был достигнут в Восточной Европе. Болгарская, Румынская, Сербская, Албанская, Польская и Чехословацкая Право­славные Церкви стали всецело ориентироваться на Московскую Патриар­хию и поддерживать правительства «народной демократии».


Борьба СССР с Ватиканом

Одним из важнейших составляющих сталинского плана создания мирового религиозного центра в Москве была борьба с Ватиканом (при этом Сталин явно недооценивал влияние Римского Папы в мире). Антикатолические планы впервые были опробованы на Поместном Соборе 1945 г. В обращении его участников, принятом 6 февраля, ре­шительно отвергалось предложение Папы Римского о «мягком мире» в отношении Германии и ее союзников.[74] В соот­ветствии с указаниями заместителя председателя Совета Министров Вячеслава Молотова от 2 марта 1945 г., через 13 дней председатель Совета по делам Русской православной церкви Г.Г. Карпов направил И.В. Сталину докладную записку, в которой го­ворилось: «Политический блок с фашизмом усилил профашистскую деятельность Ватикана, особенно ярко выраженную в дни войны. Рим­ско-католическая церковь в своем стремлении к мировому господству ведет наступление и систематическую борьбу за поглощение православия католицизмом».[75] Прежде всего, жесткий курс по отношению к Ватикану самым трагиче­ским образом сказался на судьбе греко-католиков в СССР (проживавших на Западной Украине). Наличие в стране более четырех миллионов верующих, объединенных в особую Церковь, контро­лируемую Папой, показалось И. Сталину крайне нежелатель­ным.

В осуществлении замыслов вождя заставили участвовать и Мо­сковскую Патриархию. 15 марта 1945 г. Г. Карпов писал Сталину, что Православная Церковь «может и должна сыграть значительную роль в борьбе против римско-католической церкви... Совет предла­гает: а) организовать в г. Львове православную епархию... б) предо­ставить епископу и всем священнослужителям данной епархии пра­ва на проведение миссионерской работы... е) организовать внутри униатской церкви инициативную группу, которая должна будет де­кларативно заявить о разрыве с Ватиканом и призвать униатское ду­ховенство к переходу в православие».[76] Для привлечения Патриархии правительство пошло на значительные уступки ей в западных областях СССР. Так например, 28 августа 1945 г. Совет утвердил предста­вленный Патриархом проект типового устава православных духов­ных братств, подлежащих организации во Львове, Минске, Вильнюсе и других городах. Согласно уставу, братствам разрешалось не толь­ко издание листков, брошюр, молитвенников, но и благотворительная деятельность. Подобные уступки вызвали заинтересованность части иерархов.

Сначала греко-католическому епископату предложили «самоликвидировать­ся». Некоторое время глава греко-католиков митрополит Иосиф (Слипый) вел переговоры с Московской Патриархией. Когда же определенно выясни­лось, что все пять униатских архиереев не желают переходить в Правосла­вие, в апреле 1945 г. их арестовали. Через месяц появилась инициатив­ная группа по воссоединению во главе с протопресвитером Григорием Костельником, которая развернула широкую агитацию. 8-10 марта 1946 г. на Львовском «Соборе» греко-католического духовенства и мирян было принято решение о воссоединении с Православной Цер­ковью и упразднении Брестской унии 1596 г. Как видно из докумен­тов ЦК ВКП(б), осуществление акции контролировал 1-й секретарь компартии Украины Никита Хрущев, который по всем значительным деталям запрашивал санкции Сталина.[77]

Львовский «Собор» нанес ощутимый удар по Ватикану. Но это оказалось только началом. 14 февраля 1947 г. Г. Карпов представил на утверждение новую программу борьбы с центром католицизма: «а) окончательно ликвидировать униатскую церковь в СССР; б) подготовить проведение аналогичных мероприятий в некоторых странах за границей... д) создать альянс христианских церквей в виде международного движения во главе с Русской право­славной церковью для борьбы с Ватиканом, пригласив участвовать в нем все другие вероисповедания».[78] Вскоре акции по присоединению греко-католиков к Православию были проведены в Румынии, Болгарии и Чехословакии.

Еще более детально новая программа борьбы с Римским Папой была изложена в совместной до­кладной записке в ЦК ВКП(б) руководителей Советов по делам Русской православной церкви и религиозных культов от 1 февраля 1947 г. В ней предлагалось создание независимых от Ватикана католических Церквей в СССР, Восточной Европе (в том числе в причерноморских странах) и других регионах в качестве основного средства борьбы с ним.[79] Главная роль опять отводилась Московской Патриархии. Она должна была выступить инициатором международного христианского движения и в качестве первого шага выпустить «Обращение ко всем христианам мира», в котором бы говорилось, что «долг христиан всего мира помочь католикам освободиться от папизма» и «для этого долж­ны быть объединены силы всех христиан, независимо от различий в вероисповедании».

Предполагалось, что после опубликования обраще­ния к нему декларативно присоединятся другие христианские Церкви как в СССР (что считалось гарантированным), так и за рубежом: пра­вославные, лютеране, баптисты, методисты, старокатолики, англикане, копты и некоторые католики (в Польше, Югославии, Бразилии, США). Далее эти присоединения будут рассматриваться планируе­мым на сентябрь 1947 г. в Москве совещанием глав Православных Церквей, которое призовет к созданию исполнительного органа нового движения. И уже этот орган с местопребыванием в Москве поведет текущую организационную и пропагандистскую работу и подготовит созыв всемирной конференции христианских Церквей (задуманной еще в марте 1945 г.).[80] Таким образом, в конечном итоге через борьбу с Ватиканом Русская Церковь должна была возглавить всемирное хри­стианство (и осуществлять через него советское влияние на большую часть человечества).


Отношения Московского и Константинопольского Патриархатов

Чрезвычайно важное значение для международной деятельности Московской Патриархии, в том числа для проведения упомянутого совещания глав Православных Церквей, имели отношения с Константинопольским (Вселенским) Патриархом, который был «первым среди равных» в православном мире. В частности, лишь он имел право созывать Всеправославные Соборы и совещания. Занимавший в годы войны Вселенский престол Патриарх Вениамин уже осенью 1943 г. признал Патриаршие выборы в Москве. Через несколько месяцев связи Московского и Вселенского Патриархата укрепились настолько, что представитель последнего митрополит Фиатирский Герман присутствовал на Всероссийском Поместном Соборе 31 января – 2 февраля 1945 г., а Патриарх Вениамин прислал свою приветственную телеграмму. Как уже отмечалось, избранный на Соборе Патриархом Московским и всея Руси Владыка Алексий в том же месяце активно содействовал снятию Константинопольским Патриархатом схизмы с Болгарской Православной Церкви. Правда, по некоторым (впрочем, сомнительным) сведениям, Патриарх Вениамин уклонился от встречи с Патриархом Алексием, когда тот в мае 1945 г. совершал поездку по странам Ближнего Востока.[81] В июне 1945 г. экзарх Константинопольского Патриарха в Центральной и Западной Европе митрополит Фиатирский Герман встречался в Лондоне с митрополитом Крутицким и Коломенским Николаем (Ярушевичем).

В последний период войны и первые послевоенные месяцы были ликвидированы некоторые расколы Русской Церкви, в создании которых в 1920-е – 30-е гг. принимал участие Вселенский Патриархат. Так, например, 6 марта 1945 г. вернулись в юрисдикцию Московского Патриархата приходы Эстонской Православной Церкви. 7 сентября того же года после поездки митрополита Николая (Ярушевича) в Париж Синод Московского Патриархата принял постановление о воссоединении с Русской Церковью 75 приходов Западно-Европейского экзархата. Выступая 29 августа на Епархиальном собрании, созванном по вопросу воссоединения, митр. Николай несколько дезинформировал собравшихся, уверяя, что вопрос в целом уже урегулирован с Вселенским Патриархом, однако это было не так.

В последний год своей жизни глава Западно-Европейского экзархата митрополит Евлогий (Георгиевский) дважды обращался в Константинополь за разрешением вопроса о своем каноническом положении, однако Вселенская Патриархия ничего не ответила на его запросы. 4 ноября 1945 г. Патриарх Алексий телеграммой попросил Патриарха Вениамина дать благословение митрополиту Евлогию, его духовенству и пастве на воссоединение с Русской Матерью-Церковью, но и этот запрос остался без ответа. Возможно, причиной была тяжелая болезнь Патриарха Вениамина, кроме того на позицию Константинопольской Патриархии могли повлиять политические осложнения, возникшие в этот период между Турцией и Советским Союзом.[82] Владыка Евлогий временно считал себя экзархом двух Патриархов и обоих поминал за богослужением.

После последовавшей 14 февраля 1946 г. кончины Вениамина I новым Константинопольским Патриархом 20 февраля был выбран митрополит Халкидонский Максим. По случаю своего вступления на Патриарший престол Максим V в послании к митр. Евлогию написал, что он по прежнему считает его (вопреки желанию Московской Патриархии) своим экзархом в Европе и напомнил порядок поминовения Патриаршего имени за богослужением. А после смерти Владыки Евлогия 8 августа 1946 г. Московская Патриархия потерпела ощутимую неудачу, 17 октября Епархиаль­ное собрание клира и мирян значительным большинством голосов высказалось за пребывание в качестве автономного экзархата в лоне Константинопольского Патриархата. Верными Патриарху Алексию остались лишь несколько приходов.[83]

В первые послевоенные годы была предпринята попытка превратить Московский Патриархат в своего рода «Православный Ватикан», отодвинув Константинопольского Патриарха на второй план. Подобные намерения тесно переплетались с планами руководства СССР усилить свое влияние в Турции. Этой стране были предъявлены требования – передать часть Турецкой Армении в состав Советского Союза и допустить размещение советских военных баз в проливах Босфор и Дарданеллы, что позволяло контролировать ситуацию в районе Стамбула.

Одно время казалось, что планы создания «Московского Ватикана» близки к осуществлению. В сентябрьском 1946 г. номере «Журнала Московской Патриархии» говорилось «об исключительном оживлении» в лоне Православной Вселенской Кафолической Церкви, под фактиче­ским водительством Русского Православия: «Москва – третий Рим, а четвертому не бывать...».[84] Еще в марте 1946 г. митрополит Николай (Ярушевич) написал в Совет по делам Русской православной церкви о необходимости проведения в Москве Вселенского Собора. Трудно сказать, у кого родилась эта идея, но она была полностью одобрена И. Сталиным, возлагавшим на ее осуществление большие надежды.

Первоначальный замысел от­личался грандиозностью. 13 января 1947 г. Патриарх Алексий писал председателю Совета по делам Русской православной церкви Г.Г. Карпову о предполагаемом проведении 1-10 октября в Москве Собора всех существовавших тогда в мире автокефальных Православных Цер­квей, причем их должны были представлять Первоиерархи. Планировалось и участие делегаций Сиро-Халдейской, Армяно-Григорианской, Коптской Церквей в связи с обсуждением вопроса об их со­единении с Православием. 23 января начала работать подготовитель­ная комиссия Патриархии, в программу Собора намечалось включить девять вопросов, главные из которых носили «политический» характер – отношение к воинствующему католицизму и экуменическому движе­нию. Для создания заинтересованности у будущих участников в начале 1947 г. готовилась передача подворий Иерусалимской, Сербской, Антиохийской, Александрийской и Болгарской Церквам в Москве, Киеве и Ленинграде; выплата денежных подарков в валюте главам Константинопольской, Кипрской, Греческой, Албанской, Сербской Церквей.[85]

В середине февраля планы были откорректированы – в сентябре 1947 г. намечалось проведение уже Предсоборного совещания, основной целью которого провозглашалась подготовка созыва в 1948 г. Вселен­ского Собора «для решения вопроса о присвоении Московской патри­архии титула вселенской».[86] Наибольшую озабоченность вызывала позиция Константинопольского Патриарха Максима V, и ему в 1946 г. выделили 50 тыс. долларов, которые должен был передать во время посещения Стамбула митрополит Ленинградский и Новгородский Григорий (Чуков).[87] Правда, данная поездка не состоялась, но, вероятно, были найдены иные возможности. Эти и другие методы влияния давали свои плоды. Так, например, Вселенский Владыка (несмотря на давление турецкого пра­вительства) отказался осудить греческих коммунистов, развернувших вооруженную борьбу в своей стране. По некоторым важным вопросам Патриарх Максим советовался с Московской Патриархией. Так 4 февраля 1947 г. в послании к Патриарху Алексию I он спрашивал последнего, – «принять ли, и в какой форме, участие в так называемом экуменическом движении, охватившем собой все прочие христианские общины мира, кроме Римо-Католической Церкви».

Однако замыслы проведения Вселенского Собора в Москве уже вскоре стали рушиться. В начале 1947 г. тяжело заболел и в значительной степени отошел от дел относительно лояльный к СССР Константинопольский Патриарх Максим. Его окружение, по­чувствовав в Московской Патриархии соперника по вопросу лидерства в православном мире, заняло гораздо более жесткую позицию. На Кон­стантинополь всецело ориентировались Элладская и Кипрская Церкви. Так, от главы последней архиепископа Леонтия 29 июня 1947 г. в Моск­ву пришла телеграмма: «К сожалению, не принимаем приглашения на всеправославный Собор, каковое полномочие имеет одна лишь Вселен­ская Патриархия Константинопольская».[88] Сыграла свою роль и ши­рокая кампания в западной прессе по компрометации Русской Церкви, в борьбу за срыв московского замысла активно включился Ватикан. На Восточных Патриархов оказывалось разностороннее давление, представители различных аме­риканских организаций подкупали их крупными суммами валюты.

В результате срыв первоначальных планов стал очевиден. Совет­ское руководство решило ограничиться более скромной задачей – проведением в Москве летом 1948 г. совещания глав Православных Церквей под благовидным предлогом празднования 500-летия авто­кефалии Русской Церкви. Поскольку на приезд значительной части Восточных Патриархов надежды уже не было, на совещании намеча­лось окончательно оформить европейский Православный блок.[89] С целью убедить глав Поместных Православных Церквей в праве не только Константинопольского, но и Московского Патриарха созывать Всеправославное совещание в «Журнале Московской Патриархии» была опубликована статья известного богослова С.В. Троицкого, который после обширного канонического анализа делал явно недружественный по отношению к Фанару вывод: «Отсюда следует, что с титулом «вселенский» в применении к Константинопольскому Патриарху можно было мириться только, пока действовала «икумени» – Византийская империя, а после того, как она прекратила существование, титул этот потерял всякое основание и свидетельствует лишь о папистских тенденциях его носителя».[90]

В 1948 г. в Турции усилилась кампания против Патриарха Максим, которого обвиняли в том, что он не выступил открыто на стороне греческих монархистов, не отлучил коммунистов от Церкви, и не уступает Патриарший престол кандидату американцев – Нью-Йоркскому архиепископу Афинагору. Последнее обстоятельство особенно волновало советское руководство, так как выдвигая своего кандидата на Вселенский престол, власти США тоже стремились к влиянию на православный мир. И если Православные Церкви стран «народной демократии» оказалось невозможно вывести из-под влияния Москвы, то на колеблющихся Восточных Патриархов можно было воздействовать.

Несмотря на политические давление, Патриарх Максим все же отправил делегацию во главе с его экзархом в Центральной и Западной Европе митрополитом Фиатирским Германом в Москву на празднование 500-летия автокефалии Русской Церкви. В рамках празднования, – 8-10 июля 1948 г. проходило совещание глав и представителей Поместных Православных Церквей. В конечном итоге оно оказалось даже более представитель­ным, чем ожидалось. В Москву приехали делегации 11 автокефальных Церквей из 13. Иерусалимский Патриарх прислал телеграмму с изви­нениями, что только война в Палестине и осада Иерусалима помешали его представителям прибыть в СССР, и впоследствии одобрил все ре­шения совещания. Лишь Кипрская Церковь не изменила своей бес­компромиссной позиции. Две делегации – Константи­нопольская и Элладская прибыли только на празднества и в работе совещания непосредственно не участвовали, пытаясь воздей­ствием на некоторых глав Церквей (прежде всего на Болгарского экзарха Стефана).[91]

В качестве причины было объявлено мнимое нарушение порядка созыва общеправославных встреч. По некоторым сведениям, Патриарх Максим заявил, что Предстоятель Русской Церкви вначале должен был сообщить о своей инициативе ему, как первому епископу Православной Церкви, а он мог бы оповестить об этом глав других Поместных Церквей и в случае их согласия разослать официальные приглашения. Митрополит Герман сразу же после прибытия в Москву отказался от участия в работе совещания, хотя и собирался пробыть в СССР до 19 июля; по словам Владыки, он имел на этот счет оговоренное в мандате категорическое указание Патриарха Максима. По мнению Г.Г. Карпова митрополит преследовал цель «привлечь Русскую и Православные церкви Балканских стран в экуменическое движение с тем, чтобы предотвратить срыв предстоящей Амстердамской Ассамблеи». В отчетах Карпова о первых днях работы совещания Владыке Герману уделялось большое внимание. В частности, говорилось, что «он известен как английский разведчик» и дает интересные ответы на вопрос о состоянии здоровья Вселенского Патриарха, заявляя, что тот «долго болел шизофренией и в ближайшее время должен уйти на покой».[92]

15 июля в честь участников совещания был дан праздничный обед, устроенный Советом по делам Русской православной церкви; на этом обеде присутствовал и митр. Герман, который остановившись в своем выступлении на деятельности Совета, назвал Карпова министром, способствующим «укреплению и процветанию православия в Советском Союзе». Празднества и заседания проходили в Москве почти всю первую половину июля. Об их ходе Г. Карпов регулярно писал доклады в ЦК ВКП(б), копии которых передавались И. Сталину. Все решения совещания заранее получили санкцию партийного руководства.[93]

В результате предварительной работы удалось достичь единства позиций участников совещания, хотя без борьбы не обошлось. Наибольшие ко­лебания проявил экзарх Стефан. Несмотря на заверения, данные им перед отъездом представителям болгарского правительства, он, приехав в Москву, все же решил сделать заявление о поддержке экуменического движения (с которым много лет сотрудничал) и о целесообразности участия Православных Церквей в созываемой им Амстердамской ассамблее.[94] Позицию экзарха изменила срочная телеграмма министра иностранных дел В. Коларова о принципиальном согласии правительства Болгарии на установление Патриаршества.[95] Следует отметить колебания болгарских властей в этом вопросе. Несмотря на то, что со стороны советского правительства еще в ходе подготовки к совещанию было высказано мнение о целесообразности преобразования экзархата в Патриархат, накануне открытия совещания Политбюро ЦК БРП приняло решение: «Вопрос о возведении Экзархии в Патриархию пока отложить. В связи с этим провести консультации с Советским правительством».[96]

Кроме указанной телеграммы на митрополита Стефана повлияло и сильное давление со стороны Московской Патриархии и Сербского Патриарха Гавриила. В результате на совещании были единогласно приняты постановления «Ватикан и Православная Церковь», «Экуменическое движение и Православная Церковь», напра­вленные против Римского Папы и «гнезда протестантизма» Америки, а также схожее по характеру «Обращение к христианам всего мира».[97]

В середине июля болгарская делегация посетила Совет по делам Русской православной церкви. В личном разговоре с Г. Карповым Владыка Стефан заявил, что «в Болгарии нет правильных взаимоотношений между церковью и государством. Церковь лишена какой-либо самостоятельности и полностью подчинена департаменту по делам вероисповедания». Митрополит отрицательно отозвался о руководителе департамента Д. Илиеве и попросил «сделать все возможное, пользуясь дружескими отношениями между Советским Союзом и Болгарией, чтобы в Болгарии установить тот же порядок во взаимоотношениях между церковью и государством, какой существует в Советском Союзе». Владыка Стефан также обратился с просьбами о денежной помощи Болгарской Церкви в размере 100 млн. левов (около 1 млн. рублей) и продаже 150 тонн воска, необходимого для производства свечей.[98] В июле же Болгарская Церковь получила храм-подворье в Москве.[99]

С точки зрения советского руководства, как видно из итогового от­чета Г. Карпова, совещание прошло вполне успешно. Задача-минимум – сплочение восточноевропейских Церквей под руководством Московской Патриархии – была выполнена, намеченные постановления приняты. В Совете Министров СССР приступили к подготовке так и не состоявшихся решений об организации новых встреч глав Православных Церквей, увеличении денежной помощи Восточным Патриархам, усиление деятельности Московской Патриархии за границей.[100] Однако международные и вну­тренние аспекты советской религиозной политики уже начали существенно меняться.

Во второй половине 1948 г. произошло резкое падение заинтересо­ванности руководства СССР во внешнеполитических акциях Русской Церкви. Потерпели крах все «средиземноморские» планы И. Сталина в Греции, Турции, Израиле, и соответственно, не так нужны стали во­сточные православные иерархи. В основном завершилось выполнение Московской Патриархией своей «миссии» в восточноевропейских странах, там утверждались режимы народной демократии. Явной неудачей закончились планы создания «Православного Ва­тикана» в Москве. Да и основные цели борьбы с Ватиканом настоящим не были достигнуты. Всемирно-христианского антипапского движения создать не удалось. Более того, после окончания войны политический вес и влияние Римского престола в международных делах значительно выросли. Начинался период «холодной войны», и в условиях перехода СССР от наступательной внешнеполитической стратегии к оборонительной пришлось полностью отказаться от всех глобальных церковных планов, в том числе создания в Москве мирового религиозного центра и передачи Московскому Патриарху от Константинопольского титула Вселенский.

Кроме того у Московской Патриархии появились на международной арене серьезные «конкуренты». В июле 1948 г. в Амстердаме был создан Всемирный Совет Церквей (ВСЦ). Московская Патриархия и под ее влиянием большинство других Поместных Православных Церквей отказалась участвовать в работе Амстердамской ассамблеи, однако представители Константинопольского Патриархата приняли участие не только в заседаниях, но и в совместных молитвах, внеся «особый вклад» в учреждение ВСЦ.[101]

18 октября 1948 г. Священный Синод Константинопольской Церкви под предлогом «плохого здоровья» принял отставку Патриарха Максима V. Действительная причина заключалась в том, что Владыка был противником экуменизма, кроме того руководству западных держав не нравились его лояльные отношения с Москвой. В результате в находившейся под американским влиянием Турции постоянно велась клеветническая кампания против Патриарха. В конце концов, его, как якобы «умалишенного», под надзором поселили в Швейцарии, где Владыка был лишен права совершать богослужения и действовать в качестве архиерея. Несколько человек, которым удалось увидеться с ним в конце 1950-х гг., засвидетельствовали, что он не был ни душевнобольным, ни невменяемым.[102] Когда в 1965 г. Владыку Максима спросили, в чем была причина отставки, он с грустью ответил: «Hе стоит комментировать, каким образом они меня низложили».[103]

1 ноября 1948 г. Константинопольским Патриархом был избран американский поданный экзарх Северной и Южной Америки архиепископ Нью-Йоркский Афинагор (Спиру), настроенный резко анти­коммунистически. 27 января 1949 г. на интронизации он призвал к со­трудничеству христиан и мусульман для борьбы против коммунизма.[104] Новоизбранный Патриарх (занимавший престол до своей кончины 7 июля 1972 г.) прибыл в Стамбул на личном самолете американского президента Г. Трумена, который проводил его перед вылетом из Нью-Йорка. Согласно мнению некоторых историков кандидатуру Владыки Афинагора «навязали США, желавшие обеспечить улучшение отношений между Грецией и Турцией».[105]

Конфликты между новым Константинопольским Патриархом и Московской Патриархией «не заставили себя ждать». Еще 22 июня 1948 г. Священный Синод Русской Церкви принял определение о предоставлении канонически правомерной автокефалии Польской Православной Церкви (полученный ею в 1924 г. от Вселенской Патриархии автокефальный статус так и не был признан). Временно Польскую Церковь возглавил архиепископ Белостокский и Бельский Тимофей, в связи с чем Патриарх Афинагор в послании к Патриарху Алексию попросил оставить главой Церкви бывшего митрополита Варшавского Дионисия (с которым у Константинопольской Патриархии были давние тесные связи), но 3 июля 1950 г. получил отказ.

23 ноября 1951 г. в Московской Патриархии был принят акт о даровании автокефалии Чехословацкой Православной Церкви (бывшей ранее экзархатом Русской Церкви). Однако Вселенская Патриархия этой автокефалии не признала, считая, что Русская Церковь не имела право на ее дарование, так как со времен святых Кирилла и Мефодия Чешская Церковь находилась в юрисдикции Константинопольского Патриарха (предоставление с его стороны автокефалии Чехословацкой Православной Церкви произошло только 8 сентября 1998 г.). В послевоенный период Московская Патриархия также неоднократно пыталось убедить вернуться в свою юрисдикцию священноначалие Финляндской Православной Церкви, обещаю сразу же после этого предоставить данной Церкви автокефалию, но без успеха. В конце концов, уже в 1957 г. был признан сложившийся автономный статус Финляндской Церкви в составе Константинопольского Патриархата и возобновлено каноническое и евхаристическое общение с ней.

6 февраля 1952 г. Патриарх Афинагор разослал всем Поместным Православным Церквам свое окружное послание об отношениях и формах участия в трудах и дискуссиях Всемирного Совета Церквей с призывом вступить в эту организацию. В том же году Патриарх Афинагор назначил своего постоянного представителя в штаб-квартиру ВСЦ в Женеве.[106] Московская Патриархия этих шагов не поддержала, так как изменила свое негативное отношение к экуменическому движению только на рубеже 1950-х – 1960-х гг. Лишь в июле 1954 г. на торжествах 50-летия архиерейского служения Антиохийского Патриарха Александра III произошла первая после Московского совещания 1948 г. встреча делегаций Русской Православной и Константинопольской Церквей.[107] Значительное же сближение позиций и укрепление связей Московского и Вселенского Патриархатов началось в конце 1950-х гг.

Таким образом, наступательная религиозная политика СССР, ставившая цель установить доминирующее влияние Русской Церкви в после­военном мире и особенно ярко проявившаяся в причерноморском регионе, как уже отмечалось, продолжалась относительно недолго – с осени 1943 по лето 1948 гг. Далеко не все из поставленных задач были реализованы. Но это объясняется, прежде всего, их чрезмерной глобальностью, авантюристическим под­ходом советских государственных органов, разрабатывавших данные планы. В новых условиях «холодной войны», выразившейся в частности в размещении американских военных баз на территории Турции, советское руководство отказалось от наступательной стратегии в Европе и на Ближнем Востоке и переориентировало внешнюю политику на укрепление и консолидацию сил образовавшегося восточно-европейского лагеря. Началась эпоха ядер­ного противостояния, балансирования на грани «горячей войны». В этой связи советское руководство потеряло интерес к использованию Московс­кой Патриархии в мировой политике, стала очевидной ограниченность ее воз­можностей в новых условиях. Однако Церкви все же нашлась определенная роль – участие в движении за мир, призванном компенси­ровать невозможность для СССР в условиях «холодной войны» иными путями решать многие внешнеполитические задачи. Активное участие в этом движении приняли и другие Православные Церкви социалистических стран, в частности Болгарская и Румынская. Новая роль Московского Патриархата оказалась гораздо скромнее прежней. Она была полезным, но не необходимым элементом внешней политики СССР. В целом в конце 1940-х – начале 1950-х гг. позиции Русской Церкви на международной арене значительно ослабли, хотя в причерноморском регионе она в основном сохранила свое влияние.


Шкаровский Михаил Витальевич
Источник: "Богослов.Ру"

---

[1] Алексеев В.А. Иллюзии и догмы. М., 1991; Его же. «Штурм небес» отменяется? М., 1992.

[2] Одинцов М.И. Государство и церковь в России. XX век. М., 1994. С. 106, 128-129.

[3] Скурат К.Е. История Поместных Православных Церквей. М., 1994.

[4] Кнышевский П.Н. Истоки тотального шпионажа // Государственная безо­пасность и демократия, 1993. № 2. С. 30-52; Волкогонов Д. А. Сталин и религия // Наука и религия. 1989. № 2. С. 10-11; Васильева О.Ю. Ватикан в горниле войны // Наука и религия. 1995. № 6. С. 14-16; Косик В.И. Русская Церковь в Болгарии (1940-1950-е годы) // Славяноведение. Москва. 2003. № 6. С. 81-92.

[5] Чумаченко Т.А. Государство, православная церковь, верующие. 1941-1961 гг. М., 1999.

[6] Шкуратова И.В. Советское государство и Русская православная церковь: проблемы взаимоотношений в области внешней и внутренней политики в послевоенные годы. М., 2005.

[7] Цыпин Владислав, протоиерей. История Русской Православной Церкви 1917-1990. М., 1994; Его же. История Русской Церкви. 1917-1997. М., 1997.

[8] Иоанн (Снычев), митрополит. Самодержавие духа. Очерки русского са­мосознания. СПб., 1995. С. 312, 323-326.

[9] Польский М. Каноническое положение высшей церковной власти в СССР и за границей. Джорданвилл, 1948; Григорий (Граббе), епископ. К истории русских церковных разделений за границей.

[10] Alexeev W. Russian orthodox bishops in Soviet Union, 1941-1953. New York. Re­search program on the USSR: Mimeographed series. № 61. 1954.

[11] Константинов Д. Православная молодежь в борьбе за Церковь в СССР. Мюнхен, 1956; Его же. Гонимая Церковь; Его же. Зарницы духовного возрождения Русская Православная Церковь в СССР в конце шестидесятых и в начале семиде­сятых годов. Лондон (Канада), 1973; Боголепов А.А. Церковь под властью коммунизма. Мюнхен, 1958.

[12] Калканджиева Д. Българската православна църква и «народната демокрация» (1944-1953). Силистра, 2002; Бойкикева К.-А. Болгарская Православная Церковь. Исторический очерк. София, 2005; Бълхова М.И. Правда об экзархе Стефане // Церковь в истории России. Сб. 3. М., 1999. С. 193-214.

[13] Fletcher W. Religion and soviet foreign policy, 1945-1970. London, 1973; Fletcher W. Portrait of the most praised and vilified of modern churchmen – Metropolitan Nikolai of the Russian Orthodox Church – and of the dilemma the faces as religions leader in a militantly secular soviety Nikolai. Lon­don, 1968; Lowrie D., Fletcher W. Khrushchev's religious policy 1959-1964 // Aspects of religion in the Soviet Union 1917-1967. Chicago, 1971. P. 131-155.

[14] Struve N. Les chretiens en URSS. Paris, 1963; Spinca M. The Church in Soviet Russia. New York, 1956; Kolarz W. Religion in the Soviet Union. London, 1961.

[15] Pospielovsky D. The Russian Church under the Soviet Regime, 1917-1982. New York, 1984. P. 425; Поспеловский Д.В. Русская Православная Церковь в XX веке. М., 1995.

[16] Государственный архив Российской Федерации – Москва (ГАРФ), ф. 6991, оп. 1, д. 130, л. 552; Российский государственный архив социально-политической истории – Москва (РГАСПИ), ф. 17, оп. 125, д. 407, л. 23.


[74] ЖМП. 1945. № 2. С. 17.

[75] «Русская православная церковь стала на правильный путь» / Публ. М.И. Одинцова // Исторический архив. 1994. № 3. С. 93.

[76] Одинцов М.И. Хождение по мукам. 1939-1954 годы // Наука и религия. 1990. № 8. С. 21.

[77] РГАСПИ, ф. 17, оп. 125, д. 313, л. 29-48.

[78] Там же, д. 407, л. 36-37.

[79] Там же, д. 506, л. 13-14.

[80] Там же, д. 313, л. 14-16; «Русская православная церковь стала на правильный путь». С. 96.

[81] Епископ Иероним. Современное положение Русской Церкви Заграницей. Б. м., 1946. С. 13.

[82] Соловьев И.В. Дни примирения (Попытка воссоединения Русского Западно-Европейского Экзархата с Московской Патриархией) // Церковно-исторический вестник. 1999. № 4-5. С. 239.

[83] Поспеловский Д.В. Русская Православная Церковь в XX веке. С. 231-232.

[84] ЖМП. 1946. № 9. С. 56.

[85] ЦГА СПб, ф. 9324, оп. 2, д. 17, л. 3-4; ГАРФ, ф. 6991, оп. 2, д. 65, л. 1-4.

[86] РГАСПИ, ф. 17, оп. 125, д. 407, л. 34.

[87] Там же.

[88] ГАРФ, ф. 6991, оп. 2, д. 16, л. 57.

[89] Алексеев В.А. «Штурм небес» отменяется? С. 193.

[90] ЖМП. 1947. № 12. С. 35.

[91] РГАСПИ, ф. 17, оп. 8, д. 407, л. 100-103.

[92] Там же, л. 30.

[93] Там же, л. 25.

[94] Там же, оп. 132, д. 8, л. 47.

[95] Там же, л. 102.

[96] Бълхова М.И. Указ. соч. С. 208.

[97] РГАСПИ, ф. 17, оп. 125, д. 407, л. 104-105.

[98] Там же, оп. 132, д. 8, л. 36, 41.

[99] Русская Православная Церковь. Устройство, положение, деятельность. М., 1958. С. 184.

[100] РГАСПИ, ф. 17, оп. 132, д. 8, л. 108.

[101] Православие и экуменизм. Документы и материалы 1902-1998. М., 2000. С. 308; The Moscow Patriarchate and the First Assembly of the World Council of Churches. The Ecumenical Review. 1949. № 12. Winter. P. 188-189, 219.

[102] Patric, pere. La persecution des moines du Mont Athos par le Patriarchat de Constantinople. Paris, 1992. P. 24.

[103] Hagios Agathangelos. Juli-August 1993. № 138.

[104] РГАСПИ, ф. 17, оп. 32, д. 111, л. 212.

[105] Patric, pere. Op. cit. P.24.

[106] Macris G.P. The Orthodox Church and the Ecumenical Movement During the Period 1920-1969. St. Nectarios Press, 1986. P. 9.

[107] Русская Православная Церковь. Устройство, положение, деятельность. С. 172.