Лента: Религия

Одним из основных постулатов ислама является концепция уммы – общины верующих, объединённых приверженностью мусульманской религии. Теоретически принадлежность к умме должна быть выше принадлежности к нации или государству. При этом в обязанность мусульманам вменяется оказывать помощь единоверцам и быть друзьями и покровителями по отношению друг к другу.(1)

В реальности, однако, никакой единой уммы, в которой царили бы взаимоотношения дружбы и взаимопомощи, не существовало никогда, даже в «золотой век» ислама. Арабский халифат с самого начала раздирали противоречия, двое из четырёх «праведных халифов» были убиты, в середине VII в. произошёл раскол на суннитов, шиитов и хариджитов, в VIII в. начался распад Аббасидского халифата. Исламский мир потрясали ожесточённые внутренние конфликты, в том числе многовековая борьба между двумя великими мусульманскими державами Турцией и Персией. В 1916 г. идеи панисламизма не помешали стремившимся к независимости арабам поднять восстание против турок. «Ислам, – отмечал французский исследователь М. Дюше, – никогда не играл и не мог играть роль двигателя в эволюции, которая совершалась по законам, выходившим за рамки любого коранического определения. Истинную причину, так же, как истинный источник движения, потрясавшего арабский мир, надо искать в истории людей, а не в их сознании, в конкретных обстоятельствах, а не в учении пророка».(2)

И тем не менее, представления об общей для всех мусульман умме и о солидарности с единоверцами сохранялись и сохраняются до сих пор. Объясняется это, прежде всего, особенностями ислама как религии, носящей не только поту…, но и посюсторонний характер. Она не только заложила основы мировоззрения мусульман и породила у них чувство духовной близости, но и сформировала у верующих общие стереотипы, превратилась в регулятор правовых и социальных взаимоотношений, стала частью культурного наследия, более того, содействовала возникновению цивилизации, получившей название арабо-исламской. В традициях, образе жизни, мироощущении отделённых друг от друга десятками тысяч километров марокканца, пакистанца и индонезийца не меньше – а может и больше – общего, чем у англичанина, итальянца и русского, живущих в узких рамках Европы.

Всё это ведёт к появлению у мусульман чувства солидарности с единоверцами. На практике такая солидарность проявляется на трёх уровнях.

Идея всемирной уммы представляет один из основополагающих принципов воззрений исламистов. По словам одного из «классиков» мусульманского возрожденчества С. Кутба, «мусульманская умма – это сообщество людей, вся жизнь которых – в её интеллектуальном, социальном, экзистенциальном, политическом, моральном и практическом аспектах – основана на исламском образце».(3) Другим имеющим принципиальное значение элементом их взглядов является общность борьбы, которую «истинные мусульмане» ведут за освобождение своих единоверцев, угнетаемых «неверными» и собственными «еретическими» правительствами. Представление о солидарности мусульман формируется, таким образом, в рамках религиозно-политической доктрины, предопределяющей к тому же и методы реализации данного постулата.

Первой транснациональной исламистской группировкой стала возникшая в 1928 г. в Египте Ассоциация Братьев-мусульман, секции которой вскоре появились в других арабских странах. В настоящее время организации «Братьев» существуют в странах Ближнего Востока и Северной Африки, Турции, Пакистане, Афганистане, а также в мусульманских общинах Германии, Великобритании, Швейцарии. Между ними сохраняются достаточно серьёзные разногласия относительно стратегии, тактики и методов борьбы. Различные группы «Ихванов» действуют независимо друг от друга, хотя изредка ими и проводятся координационные встречи.

В начале 50-х годов сформировалась ещё одна международная фундаменталистская организация – Партия исламского освобождения, целью которой является создание всемирного халифата. Её национальные и региональные группировки действуют автономно, но придерживаются общей идеологии.

Советская интервенция в Афганистане повлекла за собою интернационализацию «священной войны» и появление «Аль-Каиды», с самого начала представлявшую собой наднациональную структуру. Позже ею был образован Всемирный фронт джихада, объединивший ряд террористических группировок. Первоначально эта организация действовала под патронажем Вашингтона, но довольно быстро вышла из-под его контроля, а в1996 г. принятая руководителем «Аль-Каиды» У. бен Ладеном фетва с призывом к повсеместному уничтожению американцев и их союзников положила начало глобальному джихаду. По словам заместителя руководителя «Аль-Каиды» Э. аз-Завахири, её целью является «установление шариата на всех землях ислама, создание всемирного халифата и возвращение исламу былого величия».

Единого всемирного центра, из которого осуществлялась бы координация акций экстремистов, в настоящее время не существует. На международной арене действует несколько самостоятельных организаций, объединённых не структурно, а общностью взглядов. Но при этом террористические группировки располагают сетями вербовки боевиков и переброски их в зоны боевых действий, организационной, финансовой и технической инфраструктурами, базами, инструкторами, возможностями изготовления фальшивых документов, собственными разведкой и контрразведкой. Они способны к концентрации сил на наиболее перспективных с их точки зрения оперативных направлениях.

Экстремистским организациям удавалось дестабилизировать обстановку в различных районах мусульманского мира. В то же время выдвигаемая ими задача повсеместной победы «подлинного ислама» и создания единого мусульманского государства утопична и в силу этого нереализуема. Более того, ни Братьям-мусульманам, ни ПИО, ни «Аль-Каиде» так и не удалось придти к власти ни в одной из исламских стран.

Религиозная солидарность проявляется в исламском мире также на уровне «улицы». Её вспышки носят спонтанный, эмоциональный, а нередко и алогичный характер. Так, относительно малозначимый факт – публикация в сентябре 2005 г. в датской газете «Йилландс Постен» карикатуры на пророка Мухаммеда породил в мусульманских странах неадекватный происшедшему взрыв возмущения. Демонстрантами были подожжены Посольство Дании в Дамаске и датское консульство в Бейруте, по Афганистану, Пакистану и Сомали прокатилась сопровождавшаяся человеческими жертвами волна беспорядков, религиозными авторитетами принимались фетвы с угрозами в адрес антиисламски настроенных журналистов и издателей.(4) «Улица» бурно реагировала также на споры вокруг ношения хиджаба во Франции и умерщвления животных с соблюдением требований религии в Великобритании.

С другой стороны, хотя в настроениях мусульман чётко просматривались симпатии к единоверцам на Северном Кавказе или в Ираке, ни обе войны в Чечне, ни взятие американцами Багдада в 2003 г. не породили масштабной волны возмущения. «Улица» (если не считать нескольких демонстраций в Турции) индифферентно отнеслась к недавним событиям в Синьцзян-уйгурском автономном районе КНР, где в июне с. г. в результате столкновений с полицией и войсками погибло 156 уйгуров, 816 было ранено и несколько тысяч задержано.(5) «Где фетвы? – задаётся в этой связи вопросом американский политолог М. Наим, – Где марши протеста и зажигательные речи? Где видеокассеты «Аль-Каиды»? Короче, что же такое есть у Китая, чего нет у Дании?».(6) В исламском мире, в том числе в Северной Африке, достаточно спокойно отнеслись к бунтам молодых магрибинцев во Франции в 2006 г. Более того, складывается впечатление, что в настоящее время общественность мусульманских стран уже не столь резко, как ранее реагирует на события на Палестинских территориях и на продолжающуюся оккупацию Восточного Иерусалима Израилем. Проходящие время от времени в этой связи в арабских странах манифестации начинают всё чаще выглядеть как рутинные. Время выявило иллюзорность питавшихся когда-то, в частности Народным фронтом освобождения Палестины, надежд на то, что «массы мусульманского мира станут щитом и союзником палестинской революции».(7)

Хотя правительства исламских государств не могут полностью игнорировать настроения «улицы», такие спорадические всплески религиозной солидарности оказывают на международную обстановку лишь краткосрочное воздействие.

На уровне межгосударственных отношений проявления религиозной солидарности подчиняются не эмоциям, а политическому расчёту и в силу этого носят избирательный характер.

Наиболее единодушно исламские государства выступали в поддержку мусульман Боснии и Герцеговины. В 1992 г. Генеральной Ассамблеей ООН была по их инициативе принята резолюция, призывавшая к использованию силы для защиты боснийских мусульман от сербской агрессии, в декабре того же года совещание министров иностранных дел стран-членов ОИК потребовало от Совета Безопасности прибегнуть к военному вмешательству против Югославии в связи с поддержкой ею сербов в БиГ, а в феврале 1993 г. Организация Исламская конференция обратилась к СБ с требованием снять запрет на поставки оружия боснийским мусульманам при сохранении эмбарго на поставки вооружения Республике сербской. Выдвигая подобные требования, исламские страны ничем не рисковали, поскольку Соединённые Штаты и Западая Европа также занимали антисербскую позицию, а Россия оставалась пассивной.

В то же время в вопросах признания независимости Косово исламские государства проявили крайнюю сдержанность. Объяснялось это как их опасениями, что подобный шаг может сыграть на руку их собственным сепаратистам, так и нежеланием осложнять свои отношения с РФ.

Достаточно характерной была реакция правительств мусульманских стран на советскую интервенцию в Афганистане, а позже – на событии в Чечне.

В 1980 г. было заморожено членство ДРА в ОИК, Исламская конференция неоднократно принимала резолюции с требованиями о выводе советских войск из Афганистана, мусульманскими странами инициировалось принятие аналогичных резолюций на сессиях Генассамблеи ООН. Однако этим дело и ограничивалось. Реальную помощь на государственном уровне афганским муджахидам оказывали, главным образом, лишь Саудовская Аравия и Пакистан. При этом в Эр-Рияде и Исламабаде исходили не только из религиозной солидарности, но и из особых отношений, поддерживавшихся ими с Вашингтоном, а также из опасений, что победа в гражданской войне афганских коммунистов повлечёт за собою существенное упрочение позиций левых сил на Среднем Востоке и в зоне Персидского залива. Более того, не все исламские страны солидаризировались с осуждением Советского Союза. В частности, Сирия, Ливия, Алжир, Южный Йемен голосовали в ОИК и в Организации Объединённых Наций против проектов соответствующих резолюций.

На первую чеченскую войну в мусульманском мире реагировали неоднозначно. Первоначально преобладало убеждение, что российская армия быстро подавит сопротивление сепаратистов и, следовательно, никакой позиции правительствам исламских государств занимать не придётся. В связи с затяжкой боевых действий ситуация изменилась. Получившая тогда распространение в столицах мусульманских стран точка зрения нашла выражение в послании, направленном российскому руководству руководителем ливийской революции М. Каддафи. В нём высказывались опасения, что «убийства мусульман в Чечне приведут к ухудшению отношений России с исламским миром», но одновременно подчёркивалась важность сохранения территориальной целостности РФ.(8)

К началу второй чеченской кампании позиция мусульманских государств стала более определённой. Там убедились, что власть в ставшей де-факто независимой «Ичкерии» оказалась в руках экстремистов и что Чечня превращается в рассадник международного терроризма. Возобладало и понимание того, что интересам исламских стран отвечает сохранение территориально целостной, мощной России, играющей весомую роль в международных делах. Симптоматичной в этом контексте стала позиция Эр- Рияда, согласившегося, что поступающая из Саудовской Аравии, в том числе по линии благотворительных фондов, гуманитарная помощь чеченским беженцам не должна попадать в руки сепаратистов и её распределение будет контролироваться Министерством по чрезвычайным ситуациям РФ. Разгром бандформирований был воспринят в столицах мусульманских государств с удовлетворением, как приведший к ликвидации очага распространения терроризма и к тому же снявший единственную проблему, которая осложняла отношения исламского мира с РФ.

Существенную эволюцию претерпела позиция Исламской конференции по арабо-израильскому конфликту. Созданная в ответ на поджог в 1969 г. мечети Аль-Акса эта Организация с самого начала выступала за уход Израиля с оккупированных территорий, обеспечение национальных прав палестинского народа, восстановление арабского контроля над Восточным Иерусалимом, а в 1981 г. саммит ОИК призвал к джихаду «за освобождение Палестины и оккупированных территорий».(9) Со временем, однако, подходы мусульманских стран к этой проблеме приобрели более сдержанный характер. В 1984 г. было восстановлено членство в Исламской конференции Египта, исключённого в 1979 г. за заключение мирного договора с Израилем, в декабре 1991 г. ОИК аннулировала резолюцию об антиизраильском джихаде (призыв к которому так и остался на бумаге). Но при этом между мусульманскими странами всегда сохранялись существенные различия в подходах к ситуации на Ближнем Востоке. Не были они преодолены и в связи с израильским вторжением в Газу в декабре 2008-январе 2009 г. Хотя исламские государства осудили действия Израиля, им не удалось достичь единства мнений относительно реакции на происходящее: если АРЕ и Саудовская Аравия придерживались умеренной линии, то Сирия и Катар выступали с радикальных позиций.

Разногласия между мусульманскими странами и нежелание большинства из них идти на осложнение отношений с США привели к тому, что они не смогли выработать консолидированный подход ни к оккупации Ираком Кувейта в 1990-91 гг., ни к американскому вторжению в Ирак в 2003 г.

Симптоматично, наконец, отсутствие официальной реакции исламских государств, опасающихся испортить отношения с Китаем, на недавние события в СУАР. Лишь премьер-министр Турции Р. Эрдоган (да и тот, похоже, под воздействием критики общественности, упрекавшей его в пассивности) призвал положить конец насилиям в отношении уйгуров.(10) Реакция китайцев не заставила себя ждать: в издающейся в КНР газете «Глобал Таймс» появилась статья, в которой подчёркивалось, что «турецкая поддержка уйгурских сепаратистов и террористов может только вызвать в Китае общенародное негодование. Если нет желания разрушить отношения между двумя народами, то, пожалуйста, прекратите выступать на стороне бандитов и сепаратистов…».(11) В этой ситуации министру по делам религий Турции А. Бардакоглу пришлось констатировать: «К сожалению, кроме как следить за происходящим в Китае, мы ничего сделать не можем.»(12)

Ещё одним аспектом солидарности с единоверцами является помощь, оказываемая Исламским банком развития нуждающимся в ней странам-членам ОИК и мусульманским меньшинствам в неисламским странам. В данном отношении делается не так уж мало. Вместе с тем выделяемые ИБР финансовые средства нередко уступают по своему объёму помощи, предоставляемой тем же странам западными государствами и международными финансовыми институтами.(13)

В целом, таким образом, на межгосударственном уровне к религиозной солидарности прибегают, когда руководство той или иной мусульманской страны полагает, что это будет отвечать – или, по меньшей мере, не противоречить – её национальным интересам, и забывают о ней, когда демонстрация солидарности с единоверцами не представляется политически целесообразной. Что касается тенденции к политической консолидации исламских государств, то в зависимости от конкретной ситуации она может то усиливаться, то ослабевать, но при этом никогда не была и не будет доминирующей в их политике.

Было бы нереалистичным ожидать, что мусульманские страны превратятся в один из полюсов формирующегося многополярного мира. Для столь разных государств, как, например, находящееся в Западном Средиземноморье Марокко, являющаяся членом НАТО и стремящаяся вступить в ЕС Турция и принадлежащая к азиатско-тихоокеанскому региону Малайзия, приоритетной является не религиозная общность, а геополитическое положение. Уже в силу этого исламские страны не в состоянии ни сейчас, ни в будущем добиться той же степени координации внешней политики, как Европейский союз. Совместно выступать на международной арене они могут лишь в рамках ОИК – региональной организации, не мене, хотя и не более, аморфной, чем Лига арабских государств или Африканский союз.


А.Б. Подцероб
Источник: "Институт Ближнего Востока"

---

1. Коран, сура 8, аяты 73-74.

2. M. Duchet. Islam et progres. // Nouvelle critique, № 85, 1957, p. 48.

3. Цит. по: В.В. Наумкин. Ислам и мусульмане: культура и политика. М.-Нижний Новгород, 2008, с.650.

4. M. Naim. Mute Muslims, 13.07.2009 at: http://www.foreignpolicy.com/articles/2009/07/13/mute_muslims.

5. Ibidem; http://news-ru.trend.az/important/exclusive/1502527.html.

6. M. Naim. Mute Muslims…

7. Аль-Хадаф. – Цит. по: N. Aruri. Nationalism and religion in the Arab world: Allies or enemies. // Muslim world, vol. 67, #4, 1977, p. 278.

8. Аш-Шамс, 28 кянуна 1423 г. от рождества Пророка.

9. The Europa World Year Book. 1995. L., 1995, p. 209.

10. M. Naim. Mute Muslims…; http://news-ru.trend.az/important/exclusive/1502527.html.

11. Global Times, 10.07.2009.

12. Интервью А. Бардакоглу агентству Тренд Ньюс, 10.07. 2009 на: http://news-ru.trend.az/important/exclusive/1502527.html.

13. В.В. Наумкин. Ислам и мусульмане: культура и политика, с. 513-514.